Родная старина Книга 3 Отечественная история с конца XVI по начало XVII - В. Сиповский

— Прими же, государь, превысочайшую честь и вышехвальную славу, венец царствия на главу свою, венец, который взыскал от древних лет прародитель твой, Владимир Мономах. Да процветет нам от вашего царского, прекрасно цветущего корня прекрасная ветвь в надежду и в наследие всем великим государствам Российского царства!

Сказав это, митрополит возложил крест на царя и, держа руки на его голове, прочел молитву; затем надел на него бармы (оплечья) и царский венец. Царь сел после этого на трон, и митрополит подал ему в правую руку скипетр, а в левую — державу. Провозглашено было многолетие «боговенчанному поставленному государю». Духовные сановники и бояре кланялись царю «ниже пояса» и поздравляли его. Митрополит сказал царю поучение.

— Не приемли, государь, — говорил между прочим архипастырь, — языка льстива и слуха суетна, не верь злому, не слушай оболгателя… Подобает тебе мудрым быть или мудрым последовать, на них же, яко на престоле, Бог почивает. Не блага мира сего, но добродетель украшает царей. Не презирай низших тебя: над самим тобою есть Царь, и если Он о всех печется, ты ли о ком не радеть будешь?! Возмогай же, государь, возмогай, да когда придет час суда твоего, ты возможешь стать безбоязненно пред Господом и сказать: «Се я, Господи, и люди Твои, которые Ты дал мне», — сказать и услышать глас Царя и Бога твоего: «Благий рабе, царю российский Михаиле, вмале ты был мне верен, над многим поставлю тебя!»

Затем митрополит благословил царя животворящим крестом и громко молился: «Да умножит Господь лета царствия царя Михаила; да узрит он сыны сынов своих; да возвысится десница его над врагами и устроится царство его и потомство его мирно и вечно!»

В полном царском облачении Михаил слушал затем литургию, во время которой митрополит совершил над ним миропомазание; затем причастил его и поднес просфору. После обедни царь пригласил митрополита и всех духовных, бывших в церкви, к себе, «хлеба ести».

Затем «боговенчанный царь» во всем своем блистающем облачении заходил в Архангельский собор поклониться гробницам прежних царей. При выходе царя из соборов и на площадке дворцовой лестницы, по принятому обычаю, его осыпали золотыми и серебряными деньгами.

В этот день в государевых палатах был богатый пир. Колокольный звон гудел во всех церквах, веселье и народная гульба длились три дня.

Особенных милостей и льгот народу при вступлении на престол Михаил Федорович не мог дать: казна была пуста.

Очищение русской земли от внутренних врагов ее

Такого плачевного положения, в каком застал Русскую землю юный Михаил, вступая на престол, не терпела она со времен первых татарских погромов. Враги беспощадно терзали ее и по окраинам, и внутри.

На западе шла война с поляками и шведами; в руках их было уже немало русских земель. Польша все еще надеялась посадить своего королевича на русский престол; шведский король прочил на него своего брата; на юго-востоке казацкая вольница, волнуемая Заруцким, провозглашала царем маленького сына Марины. (Даже одно время германский император пытался, нельзя ли своего брата как-нибудь пристроить на московский престол.) Врагов у Михаила и соперников было вдоволь, а средств для борьбы с ними и союзников — никаких.

Внутри государства повсюду рыскали шайки лихих людей, разбойников, казаков, которые грабили все, что попадалось им под руку, выжигали деревни, беспощадно мучили, увечили и убивали жителей, вымогая у них последние крохи уцелевшего достояния. На местах прежних поселков встречались только пепелища; множество городов было выжжено дотла; Москва лежала в развалинах. Бесчисленные шайки разбойников были настоящей язвой Русской земли: не только сельчан, но и горожан держали они в постоянной тревоге, в томительном страхе. Промыслы и торговля совсем упали. Крестьяне во многих местах не могли даже собрать хлеба с полей и умирали от голода. Крайняя, безысходная нищета давила народ. Одни теряли всякую бодрость, опускались, обращались в бродяг, нищих, ходили побираться по миру; другие начинали промышлять воровством, лихим делом, приставали к разбойничьим шайкам. Служилые люди и бояре тоже совсем обнищали. Обеднели они и духом. В Смутное время, при вечной тревоге, шатости, насилиях, беззаконии и смене правительств, люди все больше и больше теряли чувства справедливости и чести, привыкали заботиться только о самих себе, мельчали духом, «измалодушествовались», как метко выразилась инокиня Марфа. Трудно было правительству найти хороших, честных помощников: должностные лица бессовестно пользовались своей властью, теснили подчиненных, вымогали подачки, высасывали последние соки из народа.

Юного царя, который нуждался в опытных и честных советниках и руководителях, к сожалению, окружили люди лживые и корыстолюбивые; особенной силой из них пользовались Салтыковы, родичи матери царя. Царь был добр и разумен, но особенной склонности к управлению не выказывал, да и был еще в ту пору слишком молод. Приближенные его могли довольно свободно действовать его именем. Любопытно замечание одного иностранца о положении России того времени:

«Царь (русский) подобен солнцу, часть которого покрыта облаками, так что земля московская не может получить ни теплоты, ни света… Все приближенные царя — несведущие юноши; ловкие дельцы приказные — алчные волки, все без различия грабят и разоряют народ. Никто не доводит правды до царя; к нему нет доступа без больших издержек; прошения нельзя подать в приказ без огромных денег; и тогда еще неизвестно, чем кончится дело: будет ли оно задержано или пущено в ход».

Конечно, иностранец представляет дело слишком мрачно, преувеличивает зло, но все же оно было велико, если так бросалось в глаза даже и постороннему наблюдателю.

Несмотря на молодость и неопытность царя, несмотря на недостатки лиц, управлявших его именем, Михаил Федорович был как царь силен — силен любовью народной. Народ видел в царе оплот против страшного безначалия и смуты, а царь видел в народе, возведшем его на престол, твердую опору для себя. Связь между царем и народом была крепка; в этом заключались и сила, и спасение Русской земли. Михаил и его советники это вполне понимали и в самых важных делах призывали на совет в земскую думу выборных всей земли.

Денег, денег и денег — вот чего требовали прежде всего от московского правительства со всех сторон. Война поглощала страшно много средств. Только что вступил на престол царь, как к нему посыпались отовсюду просьбы, жалобы, мольбы, особенно от служилых людей. Одни просили помощи, выставляя на вид, что они проливали кровь за Московское государство, а поместья и вотчины их вконец разорены, запустели, никаких доходов не дают; что у них ни платья, ни оружия нет и службу государеву не на что править. Другие требовали денег, хлеба, сукна и прямо заявляли, что нищета вынудит их грабить по большим дорогам. Некоторые служилые казаки, не получая жалованья, действительно отбивались от царской службы и шли воровать и разбойничать.

От царя и от собора повсюду рассылались указы — собирать как можно скорее и вернее всякие подати, пошлины и недоимки. Правительство умоляло всех зажиточных людей в городах и монастырях дать взаймы казне все, что могут: денег, хлеба, сукна и всяких других запасов. Сам царь писал богатым купцам Строгановым, упрашивал их кроме податей и пошлин дать взаймы, «для христианского покою и тишины, денег, хлеба, рыбы, соли, сукон и всяких товаров, что можно дать ратным людям». Духовенство от имени всего собора тоже умоляло Строгановых помочь казне.

«Ратные люди, — говорится в грамоте от духовенства, — великому государю бьют челом беспрестанно, а к нам, царским богомольцам и к боярам, приходят с великим шумом и плачем каждый день, что они от многих служб и от разоренья польских и литовских людей бедны и служить не могут; на службе им есть нечего, и потому многие из них по дорогам ездят, от бедности грабят, побивают, а унять их никакими мерами, не пожаловав, нельзя; если только им не будет царского денежного и хлебного жалованья, то все они от бедности поневоле станут воровать и грабить, разбивать и побивать…»

Надо было во что бы то ни стало собрать казну, но как собрать? Не только народ был в нищете, но и торговые люди, и монастыри жаловались на разоренье от литовских людей, просили всяких милостей и льгот. Даже иностранные купцы, и те плакались на разоренье и тоже просили льгот, и правительство, чтобы усилить торговлю, исполняло их просьбы. Сборщики податей под видом казенных поборов нередко брали лихву, притесняли темный народ, грабили еще пуще воровских шаек, злобили его. В иных отдаленных от Москвы городах выказывалось даже явное сопротивление сборщикам. На Белоозере, например, посадские люди не хотели платить податей, и когда воеводы велели поставить их на правеж, они начали звонить в набат и хотели воевод побить. После таких случаев сборщикам пришлось ходить по селениям с вооруженными отрядами.