Подлецы и герои - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не рухнула…
Просто удивительно, как быстро договорились между собой русские, возведя на трон уже тяжелобольного Михаила. Ведь сколько сил и денег было вложено в развал России, сколько интриг предпринято. И все – без толку.
И «Голубой Дунай» пришлось отложить. Отложить до смерти императора Михаила, потому что дальше откладывать уже было нельзя. Не получив желаемого в Белграде, Анте Павелич мог обратить свой взор на Вену. И итальянцы, и немцы, возомнившие себя римлянами, и британцы ведут двойную игру – Эрнст это отлично осознавал. Кое-кому очень надо, чтобы Австро-Венгрия стала первым государством в мире, где восторжествуют в полном объеме идеи фашизма. А ведь у Павелича и так стало слишком много мест в рейхсрате[69]…
Но этому – не бывать!
– Да кто там?!
Снова тот же лакей – как хочется взять письменный прибор и запустить им в его лысую голову. Или взять этот бесполезный револьвер и…
– Ваше Королевское Величество, министр-президент граф Сечен настойчиво просит Вашей аудиенции.
– Убирайся вон!
Обсидиановый письменный прибор хлестко раскололся о дверь…
Что же делать? Что?
Павелич солгал. Проклятый позер, он обещал, что через два дня после начала «Голубого Дуная» он вступит в Белград, а через четыре – в Великой Хорватии сербы останутся лишь в двух местах – в могиле или в лагере «Пожаревац», прикованными цепями к своим тачкам. Лагерь специально расширили по такому случаю.
А теперь Павелич уже седьмой день не может подавить сопротивление в Белграде, даже при поддержке артиллерии Землина.
Где они? Где все те, кто говорил, что это будет всего лишь карательная экспедиция? Где? Попрятались в норы как крысы?
Эрнст со злобой застучал по золоченой клавише настольного звонка.
– Эй, кто там?
Вошел лакей, робко остановился у двери, не смея поднять глаз.
– Пусть войдет граф Сечен!
Тучный, ожиревший до безобразия граф Сечен едва протиснул в дверь свою увесистую тушу. Э, как разжирел на казенных-то харчах! И на взятках – Сечен брал так жадно, что это было нонсенсом даже для Вены, погрязшей в коррупции от верха и до самого низа.
– Ваше Королевское Величество! – размер пуза не позволил графу Сечену поклониться своему королю, как того требовал этикет.
– Вы виделись с посланником Священной Римской империи? – Его Величество не был настроен на долгую беседу.
– Не далее как сегодня утром, экселленц[70].
– Вы ознакомили его с текстом ультиматума, предъявленного мне русскими варварами?
– Ознакомил, экселленц.
– Он дал ответ?
– Он его дал, экселленц.
– И каков же этот ответ?
Граф Сечен замялся.
– Говорите, Сечен!
– Он сказал, что лучше потерять нескольких подданных, чем империю целиком, экселленц!
Дверь шумно открылась, грохнув по стене, в кабинет не вошел, а ворвался граф Яворский, один из приближенных императора.
– Как смеете вы, граф, врываться ко мне? – дрожащим от ярости голосом начал император Эрнст.
– Умоляю, выслушайте, Ваше Королевское Величество! – граф Яворский бухнулся на колени.
От вида Яворского – белое как мел лицо, наспех застегнутый китель и безумные глаза – Эрнсту стало дурно.
– Что произошло?
– Ваше Королевское Величество! Посол Его Величества Короля Великобритании граф Хантли убит!
– Что?! Как?! Что вы несете, граф?!
– Это правда! Только что телефонировали во дворец! Он выезжал из здания посольства, когда произошел сильный взрыв! Машина сгорела дотла, никто не спасся.
Ледяная рука наигрывала Рахманинова на мокрой от пота спине.
– Вон! – тихо сказал Эрнст.
– Ваше Королевское Величество…
– Во-о-он!!!
Рука метнулась к лежащему на столе револьверу, когда в кабинете уже никого не было…
Сербы! Проклятые сербы! Бич их династии, рок их государства! Сколько крови на их руках, сколько смертей они принесли в этот мир!
Лучше потерять нескольких подданных, чем империю целиком…
Примерно через полчаса император Эрнст, внешне спокойный, вышел из своего кабинета в присутствие, нашел взглядом графа Яворского.
– Русский посланник здесь? Пригласите ко мне его!
Русский посланник нашелся удивительно быстро – видимо, в ожидании ответа он так и находился во дворце…
Снова зашел лакей, поклонился в пояс.
– Чрезвычайный и полномочный посланник Российской империи, Светлейший князь Багратион!
Представитель одного из древнейших и самых уважаемых родов России, потомок одного из командующих русскими армиями, геройски погибшего в битве с армиями Наполеона, генерал лейб-гвардии Светлейший князь Багратион был высоким, сухим, прямым как палка стариком. На его изрезанном морщинами лице выделялись роскошные, седые, отпущенные по уже устаревшей моде бакенбарды, черные, цыганские глаза его смотрели на императора Эрнста непреклонно и сурово. Войдя в кабинет, старый князь едва поклонился, скорее даже не поклонился – кивнул. На лежащий на столе крупнокалиберный револьвер он не обратил ни малейшего внимания.
– Вы ожидаете ответа на доставленное вами послание, князь? – спросил император Австрии Эрнст.
– Да, Ваше Величество.
Эрнст в раздумьи прошелся по кабинету.
– Зачем вам сербы, князь? Это беспокойные и постоянно умышляющие против престола подданные. Клянусь честью, такие подданные принесут вам больше вреда, чем пользы.
– Того я не могу знать, Ваше Величество. Государь приказал мне доставить послание и дождаться ответа на него.
Эрнст надменно кивнул головой.
– И вы дождались его. Высочайшим указом я повелеваю прекратить обстрел хорватских земель и дать коридор на выход из них тем сербам, которые пожелают сделать это, в направлении порта Дубровник. Письменный ответ вручит вам мой секретарь не более чем через час.
Светлейший князь Багратион кивнул, не проявляя внешне никаких эмоций.
– Честь имею, Ваше Величество.
Воистину лучше потерять нескольких подданных, чем империю целиком…
Картинки из прошлого
24 мая 1937 г.
Порт Дубровник, Хорватия
Сначала было небо. Удивительно синее, без единого облачка, бездонное. Даже больно смотреть – из светло-синего чем выше, тем более оно темнеет, окрашиваясь в бездонной выси – это если смотреть прямо вверх и глаза не слепит солнце – в холодный цвет кобальта. Кто знает, что там наверху, в этой холодной выси.
Когда они воевали, не было ни единого светлого дня. Мрачные серые тучи висели над Белградом, дым пожаров застилал небо. Да и они сами поджигали все, что было под рукой. Чтобы прикрыться дымом, не дать артиллерии точно прицелиться.
Горло пересохло, он пошевелился, попытался что-то сказать – и провалился обратно в спасительную тьму.
Следующий раз он пришел в себя… и не увидел неба. Бородатый, чумазый четник склонился над ним, закрывая небо собой…
– Пришел в себя? На, попей, брачо[71], немного еще осталось…
Холодная вода из фляги обожгла губы, бальзамом пролилась в иссохшее горло…
– Хватит, хватит… Много нельзя. Позже еще дам. К вечеру придем.
– Где мы?
Четник улыбнулся.
– К Дубровнику идем. Еще немного осталось…
К Дубровнику? Зачем?
– А…
– Молчи лучше, тебе не стоит много говорить. Тебя на улице нашли, думали, не жилец уже. Но все равно взяли…
– Хорваты… танки…
– Нету танков… Пожег ты танки, друже… Оба спалил. Русы за нас вступились, кончилась война. Мы к Дубровнику идем, русы нас принять обещали. Нет больше Великой Сербии, друже. Но пока жив хоть один серб – мы ничего не забудем. И не простим…
15 июня 2002 г.
Виленский военный округ,
сектор «Ченстохов», Чета
Продолжение
– Хватили вы… – проговорил задумчиво сотник.
– Хватили… – согласился серб, – моего деда вывезли русские на своем корабле в Одессу. А потом переселили его, как и других сербов, сюда, прямо на границу с Австро-Венгрией. Но русы дали нам самое главное – они дали нам свободу и оружие. Свобода и оружие дают нам возможность мстить…
– Мстить… Месть – дело хорошее. Только затянувшееся…
– Тебе хорошо говорить, пан коммандер. Твой Дон принадлежит тебе и твоим детям, а смекни, что будет, если его отнимут у тебя?
Велехов попытался представить – и не смог. Он просто не мог себе представить, не мог вообразить, как это так – чтобы у него отняли Дон. Чтобы на его земле стал хозяйничать враг? Это было непредставимо, никто даже не думал об этом, потому что этого не могло быть никогда. Никогда…
– Часто ходишь на ту сторону?
– Когда как. Скоро Видовдан… день нашего праздника… – Радован вдруг сменил тему: – Ты знаешь, что происходит сейчас на месте, где родился мой дед?
– Нет.
– Есть лагерь. Большой. В Пожареваце. Когда русы вступились за нас, каждому был дан выбор – уйти или остаться. Мой дед не мог сделать выбор, потому что он был тяжело ранен и лежал при смерти. Остальные свой выбор сделали. Кто-то ушел к русам. Кто-то остался, сказав, что умрет, но не сойдет с родной земли. Пойдем, я тебе кое-что покажу, пан казак…
