Последние стихи мертвеца - Александр Николаевич Бубенников

душевного контакта с ними нет, не то, что с вами сейчас… Тогда я и стала задумываться о переезде сестры со всем семейством трёх Нин сюда… А документы договора, как ни странно, предметно изучила, в меру моих способностей и здравого ума с твёрдой памятью…

И она углубилась в анализ этих документов со своей колокольни и в свои возникшие вопросы при внимательном прочтении договора о пожизненной ренте. Она сразу обратила внимание на противоречия в договоре с её реальными правами при некорректном поведении её родича. В договоре родича-адвоката был прописан срок обязательства по выплате некой суммы на протяжении всей жизни рентополучателя, только не была указана эта сумма. Рентные платежи по договору пожизненной должны были выплачиваться исключительно в форме регулярных денежных средств, устанавливаемых по соглашению сторон, но не должен быть менее одной величины прожиточного минимума… А родич гнул линию корыстного партнёра, мол, не обидим, проиндексируем. Только сумму платежа в договор ренты не вносил. Хотела Вера Николаевна включить в договор пункт: в случае её смерти как получателя ренты, были учтены интересы её сестры Нины Николаевны, которой по наследству передавалась бы часть суммы стоимости дачи и участка. Куда там, родич категорически отказался включать этот пункт в договор о пожизненной ренте. А потом, Вера Николаевна увидела в действиях своего родича многие странности, которые нивелировали все её преимущества договора ренты с пожизненным содержанием для получателя: она не могла написать завещание в пользу своей сестры Нины Николаевны, ибо рентные платежи гарантированы залогом. Но, самое главное, Вере Николаевне с самого было ясно, что её родич не только корыстолюбец, но и отменный жмот, который за копейку удавится, лишь бы его финансовые интересы будут ущемляться. Хотела она включить в договор о ренте такой пункт: если плательщик ренты нарушает условия договора, можно потребовать расторгнуть его и возместить убытки со штрафными пенями в пользу рентопполучателя, так тот чуть ли скандал учинил: какие там особые права рентополучателя могут быть, если в договоре важнее отразить преимущества договора ренты с пожизненным содержанием для плательщика…

Тогда Вера Николаевна и взяла паузу, подвесив заключение договора о пожизненной ренте, ей тогда многое не понравилось в поведении молодого родича. А окончательное решение об отлупе родичу, когда он приехал в Жаворонки со своей дамой, чтобы закатить пир на весь мир ради заключения договора ренты. Только дама родича ещё больше не понравилась хозяйке дачи: она по убеждению «творческой натуры» категорически не любила детей, мешающих творчеству и «кайфу от жизни». Тогда Вера Николаевна с её опытным цепким взглядом для себя заключила, что эта гражданская жена молодого родича или любовница его, без разницы, наверняка, бездетная после кучи абортов, и дача родичу с ней нужна для перепродажи, получению денег, чтобы жить не здесь в России, а за границей, в Европе или Америке… Тогда уже Вера Николаевна решила пригласить к себе в Жаворонки вместо скорых «релакантов» семейство «трёх Нин», написав завещание, признавая наследников именно Нин, а не родича, подкатившего к ней с договором о пожизненной ренте.

Тогда же для племянницы Нины и Петра открылись имена плательщика ренты и его гражданской жены или любовницы, меняющей своих богатых любовников, как перчатки.

– Не случилось у меня душевного контакта с родичем Игнатом и его дамой сердца, гражданской женой или любовницей бездетной Инной…

Произнесение вслух имён инфернальных Инны и Игната дошло не сразу, как до жирафа из-за слишком длинной шеи, до ушей Петра, до глуби души его, только через несколько разнесённых друг от друга мгновений дало осознание того, что он неукоснительно и неотвратимо приближается к мистическому драматичному распутью и не менее мистической и трагической развязке. «Зачем о его странном душевном состоянии знать спокойной и уверенной в светлом будущем Нине, беременной двойней? Незачем её знать и о его комплексах неуверенности в себе и во всём вокруг, когда так всё зыбко и хрупко, ненадёжно и печально отчасти и не отчасти совсем…»

Пётр старался рассуждать трезво и спокойно: лишь бы только высший разум Вселенной не посчитал его действия и попытки обеспечить процветание семейства трёх Нин за мелкое угодничество перед хозяйкой дачи, а то ещё за тайное плохо скрываемое желание увидеть хозяйку на границе жизни и смерти, а то и в загробье, заняв эту освободившуюся нишу благоденствия в Жаворонках по праву родича наследников этого благосостояния – старшей Нины, Нины Николаевне. Даже в мыслях у него не было, чтобы ускорять события бытия, побыстрее оказаться хозяином положения благодаря наследованию земного рая в Жаворонках старушенцией Верой её сестре Нине с семейством трёх Нин и зятем Петром.

Ему было невероятно приятно, что старушенция Вера приняла сторону их любви с Ниной, готовящейся снова стать матерью двойне, а не вымороченных отношений её хитрожопого родича Игната с бездетной красоткой Инной, ставящей на кокаин, корысть и похоть, и обожающей больше всего на свете власть денег, а не любви и верности. Ему было по душе, что старушенция Вера полюбила их вдвоём с Ниной, как самых близких и родных существ на свете только потому, что от этого союза будут рождаться дети, не только обозначенная двойня, но и другие дети за двойней. Своих-то родных двух детей пережила старушенция Вера, похоронив их на окрестном погосте райского места Жаворонок. Кому же отдавать в наследство роскошную усадьбу как не семейству трёх Нин, которое будет разрастаться, процветать и пахнуть не запахом корысти и ненависти, а духом любви, надежды и веры в светлое будущее земли русской и блага от Разумной Вселенной.

Пётр даже внутренне упрекал себя за излишнее желание честно и несуетно продлить дни пребывания старушенции Веры на этом свете в райском местечке Жаворонок, с удовольствием выполняя все её просьбы и пожелания во время старческих болезненных недомоганий, освобождая от этого Нину Николаевну и Нину. А взамен вместе с Ниной получал вечернее душевное общение со старушенцией Верой на её ещё не смертном одре, с которого она величественно вещала о своей непростой жизни, где было много радостных откровений, но и печалей было многажды, включая безвременные смерти заслуженного супруга, лауреата многих государственных премий, обладателя высших орденов страны, не последнего человека в существующем мире, а ещё детей, подававших великие надежды, но не свершив всего того на этом свете, что были обязаны свершить перед уходом в тот свет. Старушенция Вера почему-то верила в неслучайную любовь Нины и Петра, светло и бесхитростно опекала их со своего смертного одра…

– Берегите друг друга, родные мои… Любите и цените, что Господь вас