Соль и шторм - Кендалл Калпер

Он прикоснулся ладонью к моей щеке, я крепко зажмурилась, но не пошевельнулась.

– Эвери, открой глаза.

Тяжело дыша, я опустила голову. А когда, наконец, подняла глаза, возникло такое ощущение, словно я, задыхаясь, проплыла многие мили, и вдруг обнаружила скалу, на которой можно отдохнуть. Мой Тэйн, мой мальчик с татуировками, держал в своих ладонях мое лицо. Я чувствовала его спокойное и ровное дыхание.

– Я не сокрушаюсь о своих сестрах, матери или об отце, – сказал он. – Если бы я мог избавиться от боли, стерев с нею и память о них, я бы никогда этого не сделал. Дни, проведенные с тобой, значат для меня больше, чем что-либо еще в моей жизни. Впервые за долгое время я снова могу дышать. Ощущаю вкус еды. Я ложусь спать, повторяя твое имя, и просыпаюсь с ним на губах. Это подарок судьбы, Эвери. Даже зная, что потеряю тебя, я не жалею, что мы встретились, как бы ни было больно потом. Неважно, что случится, – я тебя всегда буду помнить.

Он нахмурился, вглядываясь в мое лицо.

– Ты понимаешь, о чем я говорю? – промолвил он тихо. – Я люблю тебя. И ни о чем не жалею.

По спине, от поясницы и до шеи, пронеслась дрожь, когда его пальцы нежно коснулись меня.

– Что будет, когда я умру? – спросила я нетвердым голосом.

Черты его лица заострились, словно он пытался сглотнуть и не мог.

– А чего бы ты хотела?

– Чтобы ты простился со мной сейчас, – произнесла я. – Пока нас не разлучили силой.

Слова едва успели слететь с моих губ, а он уже тряс головой.

– И, по крайней мере, когда я умру… Когда ты узнаешь, почему… И кто… Чтобы ты оставил это, Тэйн.

Он пришел в замешательство, брови его сошлись на переносице.

– Оставить что?

– Ты думаешь, месть – это праведное дело. Воздать за что-то, восстановить справедливость, – мой голос срывался. – Но этим ты не сделаешь мне чести. И не поможешь.

Дыхание Тэйна участилось.

– Живи полной, настоящей жизнью. Вот что ты можешь сделать для меня, – сказала я. – Узнавай мир, плавай, найди то новое, что сделает тебя счастливым. Полюби снова, заведи детей. Если ты можешь что-нибудь пообещать, то лучше это.

Тэйн выглядел таким трогательным. Я коснулась его щеки, его влажной, холодной кожи.

– Перестань преследовать тех людей, – прошептала я. – Твои сестры, родители… Не думаю, что они хотели, чтобы их гибель потянула за собой новые смерти.

Он глубоко вздохнул и, покачав головой, посмотрел в небо.

– Я должен… Они убиты, Эвери, и я не могу просто так отпустить тех людей…

– Пожалуйста, Тэйн!

Он закрыл глаза, по его щекам покатились слезы.

– Пожалуйста!

Он склонился ко мне, и я замерла, не зная, что он скажет или сделает. Но понимала одно: каждый день, каждую минуту, как татуировку на коже, он носит в себе боль, страх, вину. И просила отбросить их, забыть навсегда, найти то, что могло ему дать силы. Пальцы Тэйна дотронулись до моего лица. Легкими, словно бриз, касаниями, пробежались по бровям, щекам, губам.

– Хорошо, – прошептал он. – Хорошо.

– Обещаешь?

Он поднял обе руки, растопырив длинные, сильные пальцы, показывая, что они не скрещены.

– Да. Но и ты пообещай мне кое-что.

Сердце оборвалось.

– Что?

– Не уходи сегодня ночью. Останься со мной.

Это была уловка. Я знала, что Тэйн переживет мою смерть, независимо от того, что произойдет дальше. Возможно, он будет потрясен и опечален, но этот парень создан для ненастья и штормов. Он выйдет из любой бури, пусть с потертыми парусами и канатами, но с целым и крепким корпусом. А вот в прочности своей оснастки я сомневалась.

В памяти всплыли истории матери и бабушки. Вспомнились все женщины Роу, которые никогда не выходили замуж и были с мужчиной лишь единожды, только чтобы родить ребенка. Интересно, они думали о своих избранниках? Любили их? Хватило ли им сил влюбиться, а потом забыть? Знали ли они о том, что известно мне? О том, что если кого-то любишь, он останется жить в тебе вечно, что бы ни случилось?

– Эвери…

В твердом и уверенном голосе Тэйна слышался вопрос, и это вывело меня из раздумий. Я могла повернуться и уйти прямо сейчас, и он стал бы меня догонять. Я могла попрощаться с ним и покончить со всем разом, навсегда подавив искушение. Я могла сделать что угодно. Но не сделала.

Вместо этого потянулась к нему – руками, сердцем, телом и душой. И он поцеловал меня. Целовал и жадно ловил мое дыхание, и мне приходилось отрываться от него, чтобы глотнуть воздуха, и затем снова припадать к его губам.

– Я люблю тебя, – шептала я, прижимая его к себе. – Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя… – мне хотелось повторять это бесконечно, уткнувшись во впадинку на его шее.

Он нежно потянул меня вниз, на песок, уже почти холодный после заката…

…Черное небо над нами было размечено точками сияющих звезд. Мы лежали рядом, и я пальцем чертила созвездия на его покрытом татуировками прекрасном теле. Тяжело дыша от наслаждения, он закрыл глаза и прижался открытыми губами к моей шее в том месте, где билась жилка. Казалось, что мое счастье излилось из меня и теперь его вдвое больше. Я чувствовала силу, внезапную и головокружительную. Казалось, мы создали новую магию, нашу, особенную, рожденную из слияния – ту, что струясь из его татуировок, соединялась с дикой силой, живущей внутри меня. И она окутывала нас обоих. Тэйн прижимался ко мне, его пальцы скользили по моим обнаженным рукам, шее, плечам, груди.

– Эвери, Эвери, – шептал он, его дыхание и шепот наполняли меня, словно волны.

Внутри нас был целый океан, и, положив руку Тэйну на грудь, я ощутила его рокот. Сомкнув веки, затаив дыхание, я позволила себе забыться в пучинах этих вод. И вдруг Тэйн прошептал слова, в которых отозвалось все – и вызов, и мольба, и обещание:

– Никогда не сожалей, Эвери, никогда не сожалей.

Глава 20

Я брела по серым улицам Нью-Бишопа. Наверное, я должна была чувствовать себя изможденной, уставшей, голодной, но, напротив, казалось, что во мне полыхает огонь, пылает румянцем на горячих щеках, сияет и лучится в глазах.

Солнце всходило, оранжевый ореол расплывался на горизонте, согревая и оживляя город. Рабочий люд Нью-Бишопа уже проснулся и высыпал на улицы, но здесь, в районе, где жила знать, было тихо и безлюдно. Мою одинокую фигурку никто не приметил, я проскользнула в тишине и вошла в дом матери никем незамеченной. Нет, не одинокая, потому что когда я вдыхала, то чувствовала запах Тэйна на моей коже, волосах и одежде. Мои губы помнили вкус его губ, мои руки помнили очертания его тела. Его голос, его дыхание до сих пор слышались так же отчетливо, как и там, на пляже, где я оставила Тэйна спящим на холодном песке.

Но чем дальше от берега я уходила, тем сильнее давала о себе знать бессонная ночь – мышцы ломило, веки тяжелели. Хотя Тэйн и уснул, я не спала. Не хотелось видеть во сне убийц и вскакивать с криком ужаса. Только не этой ночью.

Поэтому до самого утра я смотрела на звезды, вдыхая холодный ночной воздух. Мне было приятно, что плечи Тэйна, его живот и бедра прижимались к моему телу. Он положил голову мне на грудь, и когда я смотрела вниз, могла разглядеть тонкую бахрому его ресниц, прямые темные брови, резко очерченные черты лица. Иногда Тэйн шевелился, поворачивался, поджимал губы, но затем снова тянулся ко мне, даже во сне притягивал ближе, а я, затаив дыхание, слушала, как отбивает дробь безоблачного счастья мое сердце.

Я надеялась, что Тэйн поймет, почему я ушла, и догадается, что обязательно вернусь к нему. Но сейчас, как бы мне ни хотелось остаться, нужно было поесть, выспаться, вытряхнуть из волос песок и, главное, объясниться с матерью. Как-никак я все еще от нее зависела, и если не появлюсь дома, она отправится на поиски.

Я подошла к большому белому дому. Сердце трепетало при каждом шаге. Мать могла знать, что я не возвращалась с того времени, как злобные крики пастора Сэвера вынудили меня сбежать, и смутно чувствовала, что она могла ждать всю ночь. Открыв дверь, я почти предчувствовала, что мать выскочит навстречу с дикими глазами, но в холле было пусто. Слева располагалась маленькая гостиная, тоже безлюдная. Осторожно ступая, я направилась к задней лестнице, что вела в кухню. Из столовой донесся шум, хотя для завтрака было еще слишком рано. Я заглянула туда и увидела мать, свежую, как белая роза, с изящной чашкой в длинных пальцах. Она молча глядела на меня, вопросительно изогнув темные брови и легонько постукивая пальцами по столу. Знаком пригласила присесть, но я осталась стоять в дверях. Мышцы мои невольно напряглись, глаза прищурились.

– Что ты делала этой ночью? – спросила она чуть хрипло.

Я заметила, что на ней то же платье, что и накануне. Неужели она просидела здесь со вчерашнего обеда?

– Гуляла, – ответила я.

Ее лицо едва заметно дернулось.

– Это небезопасно, Эвери. Я не разрешала покидать дом и бродить одной неизвестно где ночь напролет.

«Извинись, – нашептывал тоненький голосок внутри. – Скажи, что сожалеешь, и можно будет отделаться от нее».