О людях и нелюдях - С. Алесько

Он встал, собираясь подобрать беглянку. Сребрик достался нелегко, две недели пришлось без роздыху давить кроликов в бескрайних садах зажиточного купчины. А на зиму нужны сапоги заместо тех опорок с прикрученными бечевкой подошвами, которые он таскает на ногах.

Пес нагнулся за катящейся монетой, но она уже скрылась под чьим-то пыльным башмаком.

— Благосостояние народа растет. Оборотни стали серебром разбрасываться.

Парень выпрямился и взглянул на говорившего. Чутье уже оповестило, что это кот. Впрочем, незнакомец и выглядел как типичный кошак: ярко-рыжий, с хитрющей наглой физиономией, на которой в данный момент было написано сытое благодушие.

— А за щекой сребрики катать не пробовал? — полюбопытствовал рыжий. — Или еще куда засовывать? Чего ты его мял? Это не девка.

— Не твое кошачье дело. Отдавай монету.

— Да забирай, — рыжий убрал ногу. — Нагнуться мне не сложно, но держаться лишний раз за чужое серебро — уволь.

Дрозд молча поднял тускло-серый кружочек и сжал в кулаке. Кошак продолжал разглядывать собеседника.

— Пойдем, выпьем? Угощаю. И убери ты клятый кругляш в кошель. Ишь, зажал. Дыру прожжет.

— Тебе-то что? Прожжет — зарастет. А пить я с тобой не буду. Хочешь обобрать, имей в виду: у меня кроме этого сребрика ничего нет. На выпивку больше потратишь. Я после первых пяти совсем не пьянею, и после дело туго идет.

— Обобрать! — фыркнул кошак. — Видно ж, что взять с тебя нечего. Эх, ты, песья морда! Я просто тебя пожалел. Сидишь в углу разнесчастный, сухой хлеб жуешь, серебром жжешься. Да, жизнь штука невеселая, особливо для оборотней, но зачем ее еще хуже делать? В конце концов, не так все плохо: ты молодой, не калека, не урод, даже деньги имеются, не великие, но все же. Я б тебе такого мог порассказать про настоящие несчастья… Но не буду. Меня сегодня молоденькая кошечка ублажила, с макушки до кончика хвоста вылизала и еще валерькой угостила. И все за красивые глаза, представляешь? Так что я добрый и хочу немного скрасить жизнь тебе, горемыке.

— Ублажишь и вылижешь? — оскалился Дрозд. — Имей в виду, ваша кошачья дурь-валерька на меня не действует.

— Вижу, я тебе понравился, — беззлобно рассмеялся кошак. — Увы, вынужден разочаровать: с мужиками только пью и байки травлю. На большее не рассчитывай.

Дрозд глядел на рыжего и не мог решить, чего ему больше хочется: дать наглецу в морду или выпить с ним. В этот момент боль в кулаке стала невыносимой, оборотень тряхнул рукой, и монета опять оказалась на полу. Кошак быстро поднял ее и положил на стол.

— Убирай. Где ты ее хранишь? Не за щекой, надеюсь?

Парень быстро заживил руку, потом осторожно взял монету двумя пальцами и сунул в пояс.

За время скитаний Дрозд не пытался сблизиться ни с кем из оборотней. Женского общества, конечно, не чурался, а заводить дружбу не хотел. Да и ему никто из мужчин-нелюдей не выказывал симпатии, возможно, интуитивно чувствуя желание оставаться в одиночестве. Рыжий кошак оказался первым, кто предложил компанию. И, пожалуй, как раз в тот самый момент, когда она была особенно нужна. Бродяга не стал отказываться.

— Спасибо. Все еще хочешь со мной выпить?

Котяра расплылся в улыбке и хлопнул нового знакомца по плечу.

В следующий раз Дрозд встретил рыжего кошака несколько месяцев спустя. Того, оборванного и избитого, по деревенской улице тащили на цепи двое стражников. Цепь крепилась к серебряному ошейнику. Дрозд узнал кота не сразу. Поначалу его внимание привлекла огненно-рыжая шевелюра, так и горевшая в первых лучах выбирающегося из-за горизонта солнца, потом он разобрал знакомую похабщину, почти без умолку изрыгаемую арестованным.

Вмешиваться не хотелось. Рыжий, судя по всему, влип крепко. Неизвестно, можно ли ему помочь, а вот самому вляпаться в неприятности проще простого. Но слишком уж живо встал в памяти тот единственный вечер, проведенный вместе, и искреннее участие кошака к незнакомому хмурому парню. Участие, воспоминание о котором до настоящего времени согревало душу.

— Куда вы его? — не выдержал Дрозд.

— На площадь, к столбу, — ответил один из стражников.

— За что?

— Блудливая тварь приставала к невинной девице, дочери судьи.

— Судьи?! К дочери судьи?! Она сказала, ее отец — деревенский золотарь! Я никогда б не полез к судейской… — стражник немилосердно дернул цепь, и кошак закашлялся.

— И что ему присудил разгневанный отец?

— Я не приставал к ней! Она сама лезла! За что меня только не потрогала… — последовал очередной рывок цепи.

— Трое суток у столба в серебряном ошейнике. Каждый день по дюжине плетей.

— Невинная девица! Я думал, это изголодавшаяся вдова. На ней клейма негде ставить, на вашей девице!

— Если не заткнешься, тварь, я тебе крылик в глотку вобью! — пригрозил стражник.

— Почтенные, а нельзя ли выкупить преступника?

Стражники остановились и переглянулись.

— А много ли дашь?

— Шесть златиков.

Предложенная цена была достаточно велика, чтобы заинтересовать служивых, и в то же время не чрезмерна, не вызывала соблазна проследить за швыряющимся золотом нелюдем и прощупать его на предмет тайного богатства. Расчет Дрозда оказался верен, физиономии стражников выразили сильнейшую заинтересованность. Кошак, согнувшись чуть ли не пополам, хрипло дышал и сплевывал на землю кровавые сгустки.

— Деньги подходящие. Но имеется загвоздка. Судья потребует отчета о наказании. И очень рассердится, когда узнает, что оно даже не начиналось.

— Судья живет в вашем селении?

— Нет, он здесь проездом. Сегодня до света уехал с дочерью, дела у него. Но город недалеко, он быстро узнает, что преступник исчез.

— Преступник не исчез. Он позволил себе оскорбительные речи в адрес почтенного судьи и его дочери, и вам пришлось накормить мерзавца заговоренным серебром. Вы были в ярости, погорячились, и гнусный оборотень не дожил до столба. У вас ведь есть крылик из заговоренного серебра?

— Есть, — на лицах стражников заиграли довольные улыбки. — Давай деньги, забирай тварюгу и уматывайте отсюда. Ты сам-то тоже из них? Чегой-то крылика на тебе не видать.

Дрозд кивнул, снял с пояса кожаный мешочек, вытащил оттуда немного меди и пару сребриков. С неплохо разыгранной тоской глянув на мелочь в раскрытой ладони, протянул кошель служивым. Там осталась лишь обещанная сумма, остальное он предусмотрительно держал в поясе. Пусть стражники думают, что оборотень отдает последнее, меньше соблазн прижать его где-нибудь и забрать остальное.