Трое - Георгий Иванов Марков

— А Ружицкий? — спрашивает Иван. — Ведь он у тебя замещает физика.

— Ружицкий покинул нас! — с прискорбием сообщает Неделев.

— Почему! — удивляется Иван. — Неужели до этого дошло?

— Я тоже очень удивился, — пожимает плечами Неделев. — Кажется, у него что-то с нервами было неблагополучно за последнее время! А, может, были особые соображения, которые нам неизвестны.

Иван понимает — кому-кому, а Неделеву-то очень хорошо известны причины ухода его помощника, только он не желает о них сказать.

— Жаль, — говорит он. — Ружицкий честный человек!

— Очень хороший, бесспорно талантливый человек! Едва ли скоро нам удастся найти такого, как он! Но, что делать! — улыбается с сожалением Неделев.

Из всех улыбок на свете Иван больше всего не выносит именно эту — улыбку учтивого сожаления. Неделев приглашает:

— Пойдем! Шеф ждет тебя! Сразу же примет!

Поднимаются по лестнице. В коридорах, на стенах висят портреты ученых — мировых знаменитостей. Над ними — лозунги:

«Овладеем крепостью социалистической науки!»

«Наука — передовой маяк социализма!»

«Товарищи, научные работники, социализм надеется на вас!»

Иван подумал — интересно, сколько времени директор ломал себе голову, чтобы выдумать эти лозунги.

И ему сразу же приходит в голову мысль:

«Для таких, как директор, социализм — идея, которую нужно проводить, проталкивать, распространять, в то время, как социализм — для нас — это реальная действительность!»

— Знаешь, в какой момент ты приходишь! — вкрадчиво говорит Неделев, озираясь по сторонам. — Нас прижимают! Просто сил нет! Некоторые там, наверху, думают, что у нас производственный объект. Хотят, чтобы мы чуть ли не конвейерным способом делали научные открытия. Как на кондитерской фабрике делают драже! Проблематика, видите ли, у нас мелкая. Сейчас все у нас измеряется космическими масштабами. Ну скажи сам, что не мелко в сравнении с космосом?

— Вы! — говорит Иван.

Неделев недоумевает. Недоумение — это пока еще не отношение?

— Всего хорошего, милый доктор, благодарю за встречу! — Иван кивает ему головой и сворачивает влево, хотя совсем не знает, куда ведет этот коридор.

— Но ведь вас ждут! — жалобным голосом напоминает Неделев.

— Приду! Приду!

Он скрывается за углом.

К нему спешат старые друзья — бывший однокурсник Колманов и более молодой Бенчев. Два года тому назад они втроем работали в одной секции, в одном кабинете. Решали одну из проблем электрохимии. Колманов занимался исследованием физико-химией проблемы. Бенчев — практическими возможностями, а Иван — любимыми поверхностными напряжениями.

— С приездом, Сигма! — восклицают оба.

В науке поверхностное напряжение обычно обозначается греческой буквой «сигма», отсюда и прозвище Ивана.

Обнимают его. Длинноносый Колманов заметно волнуется. Бенчев хлопает его по спине.

— Видели тебя из окна и пошли встретить…

— Но итальянский доктор опередил нас!

Все в институте, даже самые молодые научные сотрудники, подсмеиваются над докторским титулом Неделева — ведь в Италии получить эту ученую степень очень легко, несравненно легче, чем, например, у нас, в Болгарии.

— Он, как будто, шел куда-то! — Ивану и теперь непонятно, как произошла его встреча с Неделевым.

— Шел? Чепуха! Бросился тебя встречать. Еще бы! Ведь ты сегодня в моде! Совсем, как куцые пиджачки! А единственно доказанная доселе научная деятельность итальянского доктора — полная синхронизация личных взглядов и отношений с показаниями флюгера!

— Ну и выдумаете же! — смеется Иван. — Неделев встретил меня очень сердечно и, думаю, искренне!

Бенчев испытывающе смотрит на него.

— Не строй из себя идиота, Сигма!

Его ведут в лабораторию.

— Как всегда, мы очень сильны в форме! — Колманов желчен. — Помещение новое, а инвентарь старый!

Старый стол, старые неудобные стеклянные ванночки Колманова, старая установка Бенчева, старый шкаф с реактивами, много старых вещей…

— То же самое! — говорит Иван, вспоминая, с какими надеждами все ждали обновления института.

— Сигма, скажи это директору!

— Мы сохранили твою старую плитку! — Бенчев достает заржавевшую электрическую плитку. — На ней будешь варить свои мыльные растворы. Пока что это единственный твой инвентарь!

— Поберегите ее, может, пригодится! — говорит Иван.

Как всегда после долгой разлуки, разговор имеет осведомительный, отрывочный характер. Казарма, институт, события, частная жизнь, радости и неприятности.

«Два года, а никаких перемен, словно ничего не случилось!»

Различные темы быстро исчерпываются, уступая место единственной, общей для троих и самой больной теме — институт.

Иван интересуется тематическим планом, выполненными работами, результатами.

— Ступай к директору! — отвечает Колманов. — Они целый доклад настрочили! На будущей неделе состоится отчетное собрание!

— В нашем замечательном институте работают замечательные таланты, добившиеся замечательных достижений, отмечающие замечательные вехи на замечательном пути отечественной науки… Бенчев подражает директору, любимое словечко которого «замечательный».

— Значит, все по-прежнему! — говорит Иван. — Ничего нового.

— Умоляю тебя, Сигма, не делай поспешных выводов! — с театральным пафосом произносит Бенчев. — Как ничего нового! Мы удвоили свои обязательства и утроили число титулованных особ! Добрая половина наших сотрудников — кандидаты различных наук! Некоторые усердно пишут докторские диссертации. Будь уверен, скоро на каждой двери расцветут новые надписи! Вот достанется работенка для мастерской эмалированных вывесок!

— Еще у нас, — добавляет Колманов, — новые правила внутреннего распорядка, новая секретарша у директора и еще новая «Волга»…

— Что ж, это только подтверждает практический профиль нашего института! — Бенчев присвистнул. — Шумим, братец, шумим! Увидел бы только, какую диссертацию написал твой друг Митрофанов! Волосы дыбом станут! Сто сорок страниц отмахал, чтобы только и только доказать, что буза[2] — это не масло. Ну, а защита, ведь знаешь — пасхальное богослужение в соборе Александра Невского!

Колманов не выдерживает:

— Почему не поступишь в другое место, Сигма! Тебя всюду возьмут! Например в Академию наук или в какой-нибудь ведомственный институт. К тому же ты ничем не связан! Тебе не предлагали работу?

— На одном военном заводе! Однако…

— Вот и прекрасно! Поступай туда, братец, не задумываясь! Стыдиться, по крайней мере, не будешь!

Колманов просто весь трясется. Он всегда трудно владел собой.

Ученый совет похож на компанию друзей, собравшихся на чашку кофе. Половина его членов приходятся родней директору Хаджикостову. Сам директор руководит научной работой… своей жены. Стоит ли удивляться, что она получила ученую степень кандидата за работу, не представляющую абсолютно никакой ценности. Один из рецензентов, известный всем приспособленец доцент В. написал хвалебную рецензию. И, когда его спросили, зачем он это сделал — он только пожал плечами. Потом оказалось, что за это ему обещали помочь занять какую-то вакантную должность, на которую был объявлен конкурс. Этот факт был даже опубликован в газете, однако руководство института отделалось только «замечанием». Отпускаемые институту средства распределяются между любимчиками директора. К тому же попали на такого зама министра, который из чистосердечной любви к науке, не жалеет средства на нее. Жонглируя громкими фразами и научной терминологией, они выдают себя за будущих гениев. А вот, когда дело дошло до оценки подлинно ценной и серьезной работы Ружицкого, то постарались