Цветы в тумане: вглядываясь в Азию - Владимир Вячеславович Малявин

обставлен дорогой мебелью в изысканно-«безыскусном» стиле. «Подарок спонсоров», – поясняет настоятель. Он терпеливо разъясняет иностранным гостям смысл учения Будды и дарит на прощание собственноручно написанную надпись из двух слов: «Сердце Будды». По дороге в город нас встречает статуя еще одного улыбающегося толстяка – «толстобрюхого Милэ». Этот, без сомнения, самый любимый в Китае Будда приносит счастье и, значит, богатство.

Уишань славится плантациями чая из разряда «улунских». Уже и московские чаеманы оценили по достоинству лучший местный сорт, именуемый «красный халат». Качество чая зависит от места его произрастания, а классификация чаев, как все в Китае, имитирует клановую иерархию. На первом месте стоит «правильный» чай (изначально это слово обозначало главную ветвь клана). В прошлом году, по словам местных жителей, такого чая собрали только 300 граммов, и он был продан по баснословной цене какому-то богачу из Сингапура. На втором месте – чай «второго поколения», как бы более молодой в чайной семье. Различаются также чаи, растущие «внутри» гор и «вовне»: первые, конечно, ценятся выше, ибо «внутреннее» в Китае всегда важнее «внешнего».

Однажды на прогулке натыкаемся на новенький чайный домик. Внутри – большая сцена, перед ней расставлены так называемые небесные столики – низкие столы затейливой формы, но полированные. Такие хороши для чаепития. В Китае нет чайных церемоний наподобие японских, и посетителям предлагают просто выпить чаю под звуки древних музыкальных инструментов: колоколов, каменных пластин, гонгов, китайских гуслей и глиняных свистулек в форме яйца. Эта музыка не мелодии, даже не гармонии, а отдельного звука – ровного, самодостаточного, бесконечно уходящего в себя «чистого звучания». Впрочем, при нас музыканты лихо исполнили на пластинах и колоколах известный гимн «Алеет Восток». В перерыве девушки на сцене демонстрировали «правильное» чаепитие: их застывшие, но экспрессивные лица-маски, их медленные, безупречно выверенные движения, как «чистый звук» пластин и колоколов, навевали блаженство одухотворенного покоя. Не без удовольствия отметил я, что даже это непритязательное, лишенное подлинной глубины действо произвело на моих русских спутников куда большее впечатление, чем «крутые» зрелища современного шоу-бизнеса. Такова сила осознанного жеста.

Этот кусочек китайской древности – тоже новодел, репроекция из современного глобализированного мира. Хозяин чайного домика, как я узнал, какой-то богатей из Гонконга. Приезжает в Уишань редко, работникам платит гроши.

На мосту у чайного домика я увидел в реке большую черепаху. Поставив вертикально свое грузное тело и вытянув вверх головку, она забавно перебирала в воде всеми четырьмя лапами-ластами. Тогда-то я понял, почему у китайцев есть разновидность декоративных камней, которую они называют «танцующая черепаха».

В каждом известном месте Китая теперь есть и дополнительная приманка для туристов в виде старинной деревни. Мы поехали в деревню Сямэйцунь километров за восемь от нашей гостиницы (регулярного сообщения с городом жители деревни до сих пор не имеют). Потемневшие от времени деревянные дома выстроились вдоль речки, которая служит, как часто бывает в Южном Китае, «водной улицей». Ворота домов нараспашку, перед ними – скамейки, на которых сидят, как на набережной, благообразные старички. Необычная для Китая открытость. Мне поясняют, что на этой улице живут люди одного клана, они друг другу родные. На стене коряво выведено черной краской: «Не получать от земли пользы – стыдно». Рядом закопченный храм этого клана, за ним крытое помещение со сценой: в Китае каждому храму положен свой театр. На столбах по бокам сцены – глубокомысленные девизы:

«Несущее превращается в сущее. Сущее возвращается в несущее.

Когда ложное становится истинным, тогда истинное ложно».

А дальше по улице школа упоминавшегося выше Чжу Си. Массивные, резные, когда-то выкрашенные в яркие цвета ворота школы хорошо сохранились. Внутри учитель местной школы и по совместительству краевед продает свою книгу об истории родной деревни. Из фотографий в книге я узнаю, что теперь в деревне Сямэйцунь у ворот школы Чжу Си принимают в пионеры. Во дворе школы к стене прислонены каменные плиты с памятными надписями от разных чиновников. На славословии местной добродетельной вдове обломилась моя карьера китаиста-переводчика: надпись сплошь состоит из туманных литературных аллюзий, в которых не поминается ни вдовство, ни даже добродетель. Шедевр вездесущей китайской иносказательности. На прощание учитель красивой скорописью пишет мне на листке из блокнота завет мастеров боевых искусств:

Сидя в одиночестве, остерегайся каждой мысли.

Идя в одиночестве, остерегайся своей тени.

Заходим в дома местных жителей. Во дворах – обычный китайский хаос: на земле разбросан всякий скарб, к домашним алтарям прислонены велосипеды и тазы, на алтарях – портрет Мао Цзэдуна: всесильный председатель лучше всех оборонит от нечисти. Обитатели торгуют чаем и незамысловатым деревенским антиквариатом, уверяя, что настоящий. Даже если это и подделки, то весьма искусные и продаваемые, в общем, недорого. Тоже чисто китайский, и притом по-своему честный бизнес: я обманываю (а как в торговле без обмана?), но тружусь много за скромное вознаграждение и наверняка никого не разоряю. Мне почему-то показалось, что работа для этих неведомых умельцев важнее заработка.

Китай déjà vu

Заветная мечта каждого обозревателя жизни, тем более чужой, – разглядеть в сутолоке будней ее непреходящую правду, разгадать тайну ее преемства. Мечта дерзкая. Как бы не остаться такому мечтателю с носом. Пусть так. Но это будет его собственный, честно заработанный нос, единственное, но несравненное достоинство которого в том, что он может принадлежать только тебе и никому больше. Тоже в своем роде счастье.

Приезжая в двадцатый или тридцатый раз в знакомую страну, поневоле задумываешься о том, с каким носом она тебя оставила. Вот в таком духе и выдержаны мои новейшие заметки о Китае.

Снова Макао

Со школьной скамьи вбили в голову, что Китай – имперский монолит, а все китайцы на одно лицо. Ничего подобного! Ни в одной стране не найти такого разнообразия местных укладов, а равно внешности, языка и поведения ее обитателей, как в Китае. Поднебесная переменчива, как ее главный тотем – дракон. В ней, как сами китайцы говорят о себе, «драконы и змеи живут вперемешку». В одном торговом ряду плуты стоят рядом с кристально-честными людьми. А если говорить в категориях политики, то в делах местного самоуправления Китай, формально унитарное государство, даст Российской Федерации сто очков вперед.

Макао, бывшая португальская колония под боком у Гонконга, – отличная иллюстрация китайской способности, а теперь, кажется, уже и любви быть разным, изменяться самому и все менять. Теперь он носит гордое звание «особого административного района», и здесь все особое. Китай все еще малодоступен или недружелюбен для иностранцев? Только не Макао! Когда я первый раз въезжал в