Брат мой Авель - Татьяна Олеговна Беспалова

них она явно представляет себе как-то иначе. Какая же она всё-таки юная – и в то же время взрослая. Вооружена до зубов. В тёмном и вонючем подземелье держится уверенно. Совсем иное дело Саша Сидоров: руки дрожат, глаза бегают. Он лишний… Авель крепче сжимает автомат. Убить Сашу на глазах Мириам? Пожалуй, нет. Она отлучится по малой нужде, отвлечётся на какую-нибудь заваруху, и тогда Авель сделает своё дело. На поясе Мириам пищит рация. Далёкий неразборчивый баритон отдаёт команды на незнакомом языке.

– Кто это? – спрашивает Авель по-русски.

– Это командир, – быстро отвечает Мириам.

Она всё та же: близка и далека одновременно, загадочна. Прижимается к плечу, заглядывает в глаза, но всё же недоступна.

Саша дёргается, лицо его кривится, как от боли. Он хочет что-то сказать, но из чёрного лаза, из черноты бокового ответвления тоннеля – на радостях Авель и не заметил его – отделяется ещё более чёрная тень: внушительная, вооружённая до зубов фигура. Мириам отлепляется от Авеля, перекидывается с фигурой парой фраз. На каком языке они говорят?

– Ничего не понимаю, – бормочет Саша. – Кажется, это турецкий язык. Ты как думаешь?

– Наас хочет, чтобы вы присоединились к нам, – быстро произносит Мириам.

– Вы – это кто?! – голос Саши срывается на фальцет. – Сдаётся мне, вы другая банда. Не та, к которой принадлежит твой дедушка!

Ещё минута и он разрыдается самым позорным образом. Убивать из автомата евреев – это явно не его стезя. Неужели он скажет этому Наасу, что похищен ради выкупа? Как в таком случае поступит с ними этот здоровяк в чёрном?

– Мы – последователи Хасана аль-Банна и Сейида Кутба[20], – прогудела чёрная фигура, ужасающе коверкая английский выговор. – Мы вербуем сторонников.

– Братья мусульмане запрещены в России, – пискнул Саша.

Авель ошалело смотрел на Мириам. Как же христианская община в Хальбе, учёба в Москве? Неужели всё это обман?

– Мы вербуем сторонников повсюду, – повторила чёрная фигура. – Я, Наас Надери Афишари Шарифи Ния – предводитель, главный, командующий, вдохновитель и идеолог…

Он перебирал слова до тех пор, пока от чёрного пятна бокового хода не отпочковалась другая фигура, показавшаяся Авелю ещё более чёрной.

– Наас, как всегда, преувеличивает свою значимость, – проговорил вновь прибывший на хорошем английском языке.

Растерянное лицо Саши на несколько мгновений осветил яркий луч фонаря, ослепил и сразу переметнулся на Авеля, заставив того крепко зажмуриться. Авель в странном оцепенении считал секунды: один, два, три… На пятой раздался треск, фонарь погас. Чёрные фигуры бранились грязно и наперебой. Изредка они здабривали свой гнев исковерканным русским матом, из-за чего их гнев казался вовсе не опасным, а в чём-то даже и смешным. Звонким колокольчиком звучал голос Мириам. Девчушка лгала чёрным, уверяя будто Авель и Саша оба испытанные бойцы украинского нацистского батальона, проходившие реабилитацию в израильских клиниках. Вот фонарь снова вспыхнул, и сквозь плавающие перед глазами белые круги Авель ясно различал обескураженное лицо Саши, который, так же как и Авель, отлично владел английским. Лица собеседников Мириам прятались в тени, но подсвеченные фонарём огромные силуэты были чётко видны. Чёрные не очень-то верили Мириам, но та клялась и божилась именем Иисуса Христа, целовала нательный крест. Авель не верил ни глазам своим, ни ушам: Иисус Христос и национализм – это как-то слишком уж глупо. Саша стоял неподвижно, будто умер уже, и Авель вдруг понял: этот не побежит вместе с ним из Газы. Он останется и станет искать жену, чем бы эти поиски не закончились. Если Авель отступится, этот возьмёт себе в союзники любого, например, этих двух чёрных или тех, что повязали мальчишку Гафара. Мириам же тем временем запальчиво крестилась и даже становилась на колени. Она будто и сама верила собственной лжи, и если Бог на самом деле есть, то вряд ли покарает такую. Как причудлива порой бывает ложь и сколь тесно она переплетается с правдой! О, Господи, а есть ли где-то правда? Неведомо почему Авель осенил себя крестным знамением. О, Боже! Он умеет креститься! Но где и когда успел научиться?

Однако его жест не остался незамеченным.

– Я вижу: твой друг верующий человек, не пидор какой-нибудь. Так и быть, примем их, но с испытательным сроком, – проговорила одна из чёрных фигур, именуемая Наасом Надери Афишари Шарифи Ния.

– Мы принимаем их в отряд «Младшие братья Амина аль-Хусейни», – пророкотала другая фигура на хорошем английском.

Услышав имя Амина аль-Хусейни, Саша дёрнулся. Лицо его исказила болезненная гримаса. Он хотел что-то сказать Авелю, но в последний момент передумал – оба чёрных человека и Мириам в придачу внимательно следили за ними.

– Нам нужно оружие, – быстро отреагировал Авель. – У нас только автоматы, к ним по два рожка и немного патронов россыпью.

– Оружие будет, – ответил тот, кого Авель пока и условно окрестил Англичанином.

– Нужны гранаты, дополнительные рожки, можно и Мухой обзавестись…

Слушая Авеля, Англичанин одобрительно кивал, а Авель продолжал, воодушевлённый:

– Но главное: вода и продовольствие. Всё это время мы голодали…

– Голодными вы не будете, – проговорил Англичанин.

Авель оглядел ладные упитанные фигуры людей в чёрном. Эти, без сомнения, не голодали.

– Вам заплатят… – продолжал Англичанин, оценивающе осматривая Авеля и Сашу. – Тысяча американских долларов в неделю…

Саша снова дёрнулся. Англичанин отреагировал молниеносно и на свой лад:

– Хорошо. Тысяча двести. За каждого убитого цахаловца отдельная плата – три тысячи долларов за солдата, пять – за офицера. В плен брать только членов состоятельных семей. Шваль в плен не берём.

Англичанин говорил ещё об отдельных таксах за подбитый вертолёт, БМП или танк, а Авель посматривал на Мириам. Почему она не сказала своему командиру, что он, Авель, да и Саша тоже именно члены состоятельных семей?

* * *

А потом их вывели из подземелья под открытое небо, в ночь. Обильные еда и питьё, спокойный сон сделали своё дело. На утро Авель чувствовал себя окрепшим. Да и Саша уже не выглядел столь подавленным и погружённым в себя.

Лагерь сподвижников Нааса расположился в оливковой роще. Под сенью каменной ограды стояло несколько палаток. Тут же были припаркованные окрашенные в цвета пустыни Негев джипы. Людей в чёрном тут не наблюдалось. Наоборот, присутствующие во множестве мужчины и женщины выглядели как обычные фаллахи, а их жены в глухих хиджабах как обычные правоверные мусульманки. Явилась Мириам. В хиджабе, длинной тунике и широких брюках неброских бежево-оливковых оттенков она выглядела изумительно. Она держалась отстранённо, словно они не были никогда близки, не дружили, не разговаривали, не целовались. Авель безоговорочно принял её правила. А что ещё ему оставалось? Авелю