Брат мой Авель - Татьяна Олеговна Беспалова

требовалось время на обдумывание ситуации. Уезжая весной из Украины, он поклялся себе, что никогда больше никого не убьёт. Но вот прошло полгода, и у него в руках снова автомат и, кажется, выбора нет.

Фаллахи и их жёны занимались каким-то своими крестьянскими делами. Они перемещались по лагерю, разговаривали друг с другом. В воздухе витал дымный дух еды. Мириам принимала самое деятельное участие в общих делах, словно родилась среди этих фаллахов, словно прожила среди них свою жизнь. Между палатками Авель заметил нескольких детей. Дети постарше были при оружии, и ему вдруг вспомнилось слышанное где-то замечание, брошенное каким-то из говорунов в адрес палестинцев. Дескать, у них дети с трёх лет уже носят оружие. Нет, досужий говорун не прав. Не с трёх, но с семи – это точно, носят. Вес не снаряженного АКМ около четырёх килограмм. Для трёхлетнего ребёнка он тяжеловат, а для семилетнего в самый раз. Но если бы стрелковое оружие весило меньше, кто знает?.. Боже, ещё месяц назад он и помыслить не мог о подобном!

Авель бродил от палатки к палатке никому не нужный, не находя себе места. Наконец, какая-то старуха в чёрном платке сунула ему в руки тёплую лепёшку. Авель ел хлеб, не чувствуя его вкуса. После еды его мучила жажда, и он нашёл колодец. Вода в нём оказалась солоноватой, но очень вкусной. У колодца с ним заговорил какой-то очень смуглый фаллах. По голосу он узнал Нааса.

Теперь при свете дня Авель мог рассмотреть его как следует. Чернявый, кучерявый, голубоглазый, без малейших признаков седины, человек этот очень походил на изображения с барельефов Персеполя, которые Авель видел собственными глазами в 2018 году.

– Недавно я видел здесь мальчика. Такого же, как ты, со светлыми волосами. Мальчик-северянин… – проговорил перс.

Он улыбался, а из кармана его штанов торчала зелёная головная повязка с надписью белой вязью: «Младшие братья Амина аль-Хусейни». Авель вспомнил про Сашу. Почему-то москвичу не понравились эти самые младшие братья. Авель вспомнил, и Авель забыл. У него не было концепции. Не поразмыслив как следует, он не мог определить своё отношение к происходящему. Фаллах протянул Авелю небольшой свёрток, в котором оказались две упаковки галет и плитка горького шоколада. Какая роскошь!

– Это мне? Но почему?

– Я обещал мальчику оставлять еду у этого колодца. Очень жалкий голодный мальчик…

– Но я не он. И мне нечего дать тебе взамен…

Авель вспомнил о бумажных деньгах. И не только о бумажных. Авель вспомнил и о монетах, и о дебетовых и кредитных картах. Всё это существовало где-то в ином мире, за высоким забором. А здесь, в первобытном обществе Газы, где нет электроэнергии, где в городских кварталах не течёт из крана вода, продукты, необходимые для жизни, меняют на грубую физическую силу, либо подают из милосердия.

Однако привычки покинутого мира всё ещё давлели, и Авель охлопывал свои карманы в поисках денег. В нагрудном кармане только свёрнутый вчетверо лист плотной бумаги. Авель развернул его. Смуглый добряк несколько долгих мгновений вместе с ним рассматривал монохромный рисунок, на котором был изображён мальчик. Губы плотно сомкнуты, уголки их опущены. Взгляд, как у узника в длительном заточении, без надежды когда-либо выйти на волю.

– Портрет красивый, но я мусульманин, – добрый собеседник Авеля сначала провёл обеими ладонями по лицу ото лба к подбородку, а потом ткнул смуглым пальцем в портрет. – Мы не вешаем на стены изображения. Этот портрет похож на тебя. Похож на всех русских. Мальчик, приходивший сюда, – русский, как и ты. Этот мальчик приходил сюда, – незнакомец снова ткнул пальцем в рисунок Иеронима. – В Газе дети умирают под бомбами. Этот мальчик тоже может умереть.

Любопытно, на что он намекает?

– Я из бригады Нааса, и я хотел бы помочь, – проговорил щедрый собеседник.

– Наас Надери Афишари Шарифи Ния?

– Так точно! – ответил перс по-русски и отсалютовал.

Поможет он! Ещё бы! Авель окинул фигуру непрошеного благодетеля оценивающим взглядом. Тонкокостый, расхристанный, теперь он выглядел не так грозно, как несколько часов назад в тоннеле, и не походил на фигуру с барельефа. Слишком чувственное подвижное лицо, в котором Авель узрел отдалённое сходство с Мириам. Светлые, бирюзового оттенка подкупающе ясные глаза делали выражение его лица немного хищным. Такими ясными, дальнозоркими, всевидящими бывают глаза у хищных птиц. Кисти рук в ссадинах и оружейной смазке. Обувь истасканная. Одежда застиранная. В общем, типичный представитель публики, шатающейся по подземным тоннелям. Из такого тоннеля он, собственно, и вылез. Где-то неподалёку, как пить дать, его голодные и озлобленные товарищи. Они могут счесть Авеля выгодной добычей и опять запереть в каком-нибудь подвале. Святослав Гречишников конечно же уже ищет своего сына. Вопрос только в том, кто раньше его настигнет – ракета, выпущенная из пусковой установки ЦАХАЛ, или проходимистый посланец отца.

– Где море? – спросил Авель.

– Море рядом…

– Я должен поразмыслить…

Авель двинулся в указанном направлении, спиной чувствуя пристальный взгляд Нааса.

– Мальчик-северянин очень похожий на тебя, – прокричал Наас ему вслед. – Пять-шесть лет! Умненький, но очень голодный…

* * *

Авель двинулся вдоль кромки прибоя в обнимку с автоматом. Штормило. Волна гудела, как дальний набат. Авель нёс оружие с нежностью. Так мать носит драгоценное единственное дитя, подрастающую опору её старости. Впереди по кромке прибоя двигалась какая-то фигура. Увязая в песке, неизвестный не всегда успевал уворачиваться от накатывающих волн. Его шатало, как пьяного. Авель двигался с ускорением, сокращая дистанцию. Если идущий впереди мужик окажется цахаловцем и Авель представит его труп командирам «Младших братьев», то получит сколько-то там американских денег.

Расстояние между ним и неизвестным мужиком неуклонно сокращалось. Нет, идущий впереди мужчина скорее всего не цахаловец – одет в какое-то рваньё, оружия при нём не видно, но и на фаллаха тоже не похож. Походка не та. У местных, будь то еврей или палестинец, походка не такая, как у европейцев, более расхристанная, расслабленная что ли. Не от жары ли? А этот, хоть и пьян, но держится на ногах твёрдо. И ещё, мужик кого-то держит в объятиях. Вот так вот просто несёт по пляжу на руках. Кто же это может быть? Ребёнок? Не может быть! Кошка? Собака? Смешно! Кошечек и собачек с такой бережностью носят на руках городские хипстеры, всякие там childfree. Мужик в рванине имеет много детей. Да у него семеро по лавкам и оттого нет денег на хорошую одежду.

Но вот незнакомый мужик обернулся, и Авель увидел в его объятиях автомат. Он держит оружие точно так же, как Авель. Не у