Край неба - Марк Дж. Грегсон

Посмотрев на нее в последний раз, переводит взгляд на Громилу. Этому куску дерьма повезло, что мы еще неделю не сможем поднять бунт. Судя по выражению на лицах команды, он бы и дня после сегодняшнего не продержался. Однако в том и проблема: Громила на все пойдет, лишь бы снова заслужить расположение семьи.

И, боюсь, Пэйшенс – не последняя, чье тело мы убираем в мешок.

Трэвис бережно поднимает труп на руки. Не теряя времени, возвращается к себе на корабль.

Себастьян снова падает на колени в лужу запекшейся крови. Родерик похлопывает его по спине. Брайс наклоняется и что-то шепчет ему на ухо.

Мне знакома боль утраты. Если бы только существовал такой набор слов, который мог бы унять любую боль… Но, глядя на тихие страдания Себастьяна, я вспоминаю момент, когда несколько месяцев назад сам держал на руках тело матери и пел ей «Песню падения».

Внезапно эта песня начинает звучать и у нас. Родерик нестройно затягивает первые строки слабым, надломленным голосом. Слова тихо срываются с его губ и гладко уносятся в небо.

Команда подхватывает. Даже Громила.

После этого все спускаются под палубу и принимаются за свои обязанности. В конце концов, у нас Состязание. Нам нужна победа, а другие корабли, несомненно, уже продолжают охоту.

Ко мне подходит Громила:

– Сегодня ты за кока.

– Что?

– Отдрай палубу и сообрази обед. Команда умирает с голоду.

Стоит ему отойти подальше и заговорить с Элдоном, и я бормочу в его адрес ругательства. Затем бросаю на палубу мыльную тряпку. Пенная вода растекается, окрашиваясь в розовый.

Элдон давит ногой на плиту в рулевой рубке. Понятия не имею, куда он направляет корабль, но, наверное, туда, где тихо. Где вокруг ни одного острова, только голубой покров неба.

Закончив драить палубу, стерев пальцы, я направляюсь на камбуз. В коридоре стоят, глядя в пустоту, несколько членов команды.

Хороший капитан освободил бы нас на сегодня от дел. Но Громила, похоже, боится, что, поступив так, он призна́ет ошибку.

Атвуды никогда не признают ошибок.

Наконец я вхожу в дверь камбуза. О готовке сейчас могу думать в последнюю очередь. К тому же кок из меня никакой. На Вершине у меня был собственный повар, а внизу мы с матерью радовались любой теплой еде.

В дальнем конце камбуза установлена небольшая кухня: печка и плита на кристаллах, мойка, подключенная к резервуару с водой, и полка, с которой свисают сушеные травы. Ознакомившись с арсеналом кастрюль, сковородок и прочей утвари, прохожу в холодильный шкаф.

В центре там установлен покрытый коркой льда хладошар. Холодильник заполнен свежей едой на пару недель. Когда она закончится, объясняла Мадлен, нам придется перейти на консервы, хранящиеся на нижней палубе.

Прихватываю яйца и хлеб.

Вскоре над плитой поднимается дымок, и я ругаюсь из-за пригоревшей яичницы. Когда Громила и остальная команда спускаются на камбуз, их ждут сожженные яйца и тосты, которыми можно ободрать десна.

– Твой обед, капитан, – говорю, выкладывая яйца ему на поднос. – Приятного аппетита.

Он раздувает ноздри.

– Ну конечно, Урвины же не умеют готовить.

– Не забудь тосты.

На поднос ему со звоном падает обугленный ломоть хлеба.

Если бы в цехе разрешались разборки, Громила придушил бы меня. Вместо этого он сердито отправляется к столу, прихватив свой «обед».

Больше на камбуз Громила меня не пошлет. Единственный, кто умял больше пары кусочков, – это Родерик. Он набивает рот моей стряпней так, будто это славно прожаренный бок горгантавна. Наш волосатик жрать любит не меньше, чем бегать за юбками.

Доказав свою правоту Громиле, я, впрочем, не избежал расплаты. После обеда он нагружает меня работой, например велит навощить ботинки всей команде и отмыть его личный гальюн. А потом, внезапно вспомнив, как важно команде питаться, отправляет Китон готовить ужин. Держась за ушибленную голову, та все же умудряется сообразить простенькое блюдо со своего острова: масляный рис под шапкой из сливочного соуса. Оно всем приходится по вкусу. После моих кулинарных потуг так уж точно.

К закату у меня после драйки и вощения руки такие слабые, что, войдя к себе в каюту, я с трудом стягиваю рубашку. Пальцы не гнутся. Опускаюсь на кровать и даже на тонком матрасе, ощутив его тепло, чувствую невероятное блаженство.

В дверь тихонько стучатся. На пороге смутная фигура, в спину которой бьет свет. Вижу, однако, стоящие торчком волосы.

– Конрад, у меня для тебя есть поручения на вечер.

– Поручения?

Брайс входит и протягивает мне белый конверт.

Разорвав его, читаю:

1. Выстирать белье.

2. Надраить палубу / заступить на вахту.

3. Начистить гарпунную турель.

4. Начистить мои ботинки (выставлены у двери).

5. Надраить палубу / заступить на вахту до двух часов ночи.

Меня начинает мутить от омерзения. Скомкав листок бумаги, швыряю его на пол.

– Эти задания, – говорит Брайс, – не на одну ночь.

– На каждую?

– Прости… Не смогла на него повлиять.

Вскоре я снова иду по коридору, скрипя зубами и собирая по пути вывешенные у дверей кают мешки с грязными вещами. Вот почему драйщику не возвыситься. Тебя ни во что не ставят, для всех ты слуга. И многие, особенно те, кто всю жизнь был высотником, точно знают, как использовать слуг.

Я касаюсь кулона сестры. Напоминаю себе, для чего я вообще тут. Потом, отстирав в корыте белье и развесив его сушиться, возвращаюсь на палубу, на которой уже ни пятнышка, и драю ее. И вот, работая натертыми пальцами, прикидываю, что выдержу так недолго, в конце концов сорвусь, ослушаюсь приказа, за что отправлюсь на губу.

Погрузив тряпку в ведро, бросаю взгляд на ближайшую спасательную шлюпку. У меня в голове начинает вырисовываться план. Опасный. Даже глупый. Придется постараться, чтобы меня не застукали, но по вечерам я остаюсь один надолго, так что успею сообразить кое-что для своего возвышения.

И заставлю врагов пасть.

Глава 18

В половине шестого утра Себастьян спрыгивает с верхней койки и принимается громко расхаживать по каюте. Зажигает кристальный светильник, постучав по нему, и я со стоном накрываю лицо подушкой. Тело болит так, словно меня вусмерть избили. Голова пульсирует, готовая лопнуть, ведь мне удалось урвать всего три часа сна.

Себастьян затягивает шнурки на ботинках.

– Элдон все рассказал.

– Что? – со стоном спрашиваю я.

– Это ты велел Пэйшенс спускаться под палубу, подвел ее прямо под хвост горгантавна. Ты убрал ее с дороги.

Я сажусь:

– Хочешь сказать, я намеренно убил твою подружку?

– Ты – Урвин. Сделаешь все что угодно ради возвышения.

Хочу