Я иду искать (СИ) - Гранд Алекса

— Собеседование провалила…

Жалобно всхлипнув, я измазываю безупречный квадрат ткани слезами, тушью, соплями и все еще не могу разобрать, какого цвета глаза у решившего не представляться собеседника. Единственное, что я могу различить сквозь плотную пелену влаги — так это сильные крепкие руки с тонким кожаным браслетом на запястье. Которые отчего-то внушают доверие к их обладателю и вынуждают меня откровенничать, хоть я обычно не склонна выворачивать душу перед первым встречным.

Сейчас почему-то прорывает…

— День отстой, да и жизнь, в общем-то, дерьмо. Пятый день по всему Питеру мотаюсь — безрезультатно. В кошельке последние три тысячи лежат, в холодильнике мышь повесилась, что делать, если на работу не возьмут — не знаю. А в Москву мне никак нельзя возвращаться…

— Почему нельзя?

Мужчина спрашивает, на удивление, серьезно и замирает. Не подбадривает, не подгоняет, не высмеивает. Просто молчаливо ждет, и это заставляет меня совершить опрометчивый поступок и признаться.

— Я беременна…

Задохнувшись от вспышки боли, хлестнувшей по ребрам, я делюсь с пока еще незнакомцем информацией, которая способна отвернуть от моей кандидатуры потенциального нанимателя, и снова захлебываюсь катящимися по щекам слезами. Заново переживаю мучительный разрыв с Крестовским и свой поспешный переезд из столицы и буквально рассыпаюсь на хрусткие кривые осколки.

— И это не приговор. Как тебя зовут?

— Лиля…

— Значит, так, Лиля. Завтра в десять утра приходишь с документами в отдел кадров и оформляешься к Аристову личной помощницей. Идет?

— Да ну! Он наверняка зверь! Меня сегодня даже на второй этап собеседования не допустили…

— А ты попробуй. Я замолвлю за тебя словечко.

Лукаво подмигивает Сергей и вот так ненавязчиво вторгается в мой унылый мирок, чтобы больше никогда его не покидать. Устраивает к себе в крупную корпорацию, присматривает, опекает. Снимает небольшую квартирку на улице Кораблестроителей, оплачивает курс лечения у востребованного психотерапевта и помогает заново отращивать изодранные в мясо крылья.

Часами слушает мой сумбурный бред, лечит теплотой периодически накатывающие истерики и ни разу не упрекает за случающиеся опоздания, когда меня выворачивает наизнанку по утрам от жуткого токсикоза.

Джентльмен, каких сейчас редко встретишь, он водит меня по набережным Питера, оплачивает счета в далеко недешевых ресторанах и иногда дарит огромные роскошные букеты, на которые с завистью поглядывают шушукающиеся за моей спиной коллеги.

Так Аристов справляется с гибелью молодой жены в нелепой авиакатастрофе. Приютив изломанную бродяжку-меня, выплескивает всю нерастраченную нежность и тоску и подобно доблестному рыцарю делает предложение, от которого я не могу отказаться.

И теперь за все его добро я отплачиваю Сергею враньем, ужимками, недомолвками. Готовая обратить все наши совместные старания в прах только потому, что моя давнишняя больная любовь-одержимость-привязанность, словно упрямый росток, пробилась сквозь трещину в асфальте и устремилась к солнцу.

Глава 30

А я хотел бы с тобой лечь,

И сдувать пылинки с твоих плеч.

Говорят, что время лечит,

А меня лечит каждая наша встреча.

(с) «Моя вина», Artik и Asti, ST.

Игнат

Мелодичные латиноамериканские ритмы разносятся по заполненному под завязку ресторану. Девушка-администратор, упакованная в стильное черное платье, встречает очередных гостей и с извиняющейся улыбкой на хорошеньком лице сообщает, что свободных мест уже нет. Расторопные официанты снуют между столиками и расставляют заказанные клиентами борщи, лазанью, медальоны из телятины.

Передо мной в огромной квадратной тарелке дымится свежайший стейк из нежнейшего мяса. Перед мамой в стальном котелке плавают мидии в ракушках, сдобренные сливочно-чесночным соусом с зеленью. Отца радует скромная чашка кофе и аппетитный сэндвич с лососем и листками салата «Айсберг». И я могу поклясться, что со стороны мы выглядим, как счастливая образцово-показательная семья, выбравшаяся на обед.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Жаль, что это далеко от истины примерно так же, как Плутон далек от Солнца.

— Так что ты хотел со мной обсудить, сын? Викино состояние? Тебе стоит чаще у нее бывать, пока ее родители не вернулись в Москву. Бедной девочке совсем грустно в одиночной палате.

Укоризненно покосившись на меня, выдает целую тираду-нотацию мать и отламывает кусочек хрустящей чиабатты, обмакивая ее в белую субстанцию. Я же на пару минут натурально теряюсь и застываю с ножом в руке, пытаясь проглотить застрявшие в горле слова.

— Что касается лечения, я сделаю все, что от меня необходимо. Оплачу все счета, проконтролирую что надо. В остальном… как только Левина поправится и покинет клинику, мы с ней расстанемся.

Чеканю жестко и взвешенно то, что вертел в мозгу сотню раз, и все-таки доношу металл до мяса, разрубая его со скрежетом. Правда, на вкус обычно идеальный стейк воспринимается как потертая зимняя резина. Видимо, что-то не так с рецепторами или с коммуникацией с миром, в принципе.

Распрощавшись с перспективой нормально поесть, я откладываю столовые приборы, вальяжно вытираю рот салфеткой и мысленно прикидываю, когда рванет. Накроет нас с методично поглощающим свой кофе отцом ударной волной из громких звуков и выразительных междометий.

Раз. Два. Три…

— Но… как же… сын… почему…

— Водички?

Предугадав абсолютно предсказуемую реакцию матери, я подвигаю к ней стакан с ледяной минералкой и терпеливо жду, пока она справится с первым шоком и приступит ко второму акту ее любимого Марлезонского балета.

— Что за глупости взбрели тебе в голову, Игнат? В следующем месяце у вас должна состояться помолвка, ты купишь кольцо, закажешь роскошный букет чайных роз и сделаешь девочке предложение…

— Нет.

Высекаю из груди со свистом и сталкиваюсь с родительницей сверлящим взглядом. Случайно роняю со стола вилку, которая приземляется на пол с неодобрительным звяканьем. Сцепляю пальцы в замок, выстраивая вокруг себя заградительные барьеры, и готовлюсь до последнего защищать свои личные границы.

И, пока я прокручиваю в башке десяток возможных сценариев, помощь приходит от привыкшего сохранять нейтралитет бати.

— Погоди, Марина. Игнат давно уже не маленький мальчик. Компанией успешно руководит, развивается, отвечает за свои поступки. Может, спросишь у него, в чем причина?

— Да нет там причины. Очередное ребячество.

Со скепсисом хмыкает мама, а у меня от ее извечного тщеславного апломба падает планка. Ограничители отказывают, злость туманит разум, хлипкие остатки морали трещат по швам. И я сбрасываю на нее хранившуюся внутри меня фугасную бомбу, не заботясь о том, кого заденет ее осколками.

— А ты знала, что у тебя есть внучка?

Тишина. Отрицание. Ступор.

— Хорошенькая симпатичная девчушка четырех лет. С маленьким аккуратным носом, длинными светлыми волосами, с бездонными серыми глазищами. Представляешь?

Молчание. Принятие. Паника.

— Лиля сохранила тогда ребенка. Родила дочку, назвала Варварой, воспитала. Дала все то, что я должен был давать…

Пробежавшись пальцами по шее, я вываливаю на оторопевшую мать информацию порционно и одновременно избавляюсь от скопившейся за грудиной застарелой боли. Пропускаю через себя прогорклое разочарование и тупую досаду и поднимаюсь на ноги, подчиняясь разбушевавшимся инстинктам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мое место не здесь. Оно рядом с засевшей под кожей Аристовой. Рядом с Варей, чье доверие мне только предстоит заслужить.

— Ты куда собрался, Игнат? Опять к ней?