Я иду искать (СИ) - Гранд Алекса

И практически дохожу до ручки, направляя тачку не по тому маршруту, не думая о том, что Лиля может быть на работе, или в другой клинике, или в парикмахерской. Да где угодно…

— Сын, как дела твои? Куда пропал? Обещал еще на прошлой неделе глянуть, что мне дизайнер прислала по кофейне.

Звонок отца врезается в облепленную зыбкой серовато-сизой пеленой реальность как нельзя кстати. Заставляет бить по тормозам за пару секунд до столкновения с черным Гелендвагеном под управлением агрессивного водилы и выносит из поплывших мозгов не выдерживающий никакой критики план. Так что я длинно рвано дышу, терзаю пальцами оплетку руля и поспешно залатываю прорехи в самообладании.

— Мой косяк. Закрутился. Заскочу сейчас, ты не против? Куда подъехать?

Выяснив местоположение всегда понимавшего меня отца, я куда осмотрительнее выруливаю на перекресток, попутно решаю вопрос с доставкой вещей в больницу и занимаю последнее парковочное место перед любимым отцовским рестораном.

Отправляю Лиле совершенно глупое детское голосовое, прочесываю пятерней волосы и рассчитываю утолить скрутивший желудок голод сочным стейком или наваристой солянкой, никак не ожидая, что бонусом к внезапному обеду станет встреча с собственной матерью.

— Привет, ма. Как удачно сложилось. Давно хотел с тобой обсудить кое-что.

Глава 29

И наплевать, что ты не нравишься моей маме,

Как будто мы сейчас в какой-то мелодраме.

Пусть обсуждают на руках твоих тату,

Ты заполняешь в моем сердце пустоту.

(с) «Ты опять в моем халате», Rus ft. Ksu.

Лиля

Мысленно расчертив между лопатками Крестовского сетку для игры в морской бой, я отрываю взгляд от его футболки, под которой перекатываются упругие литые мышцы. Падаю на сиденье, упираюсь лбом в руль, судорожно кусаю губы, пытаясь привести себя в чувство.

Пальцы немеют. Ноги не слушаются. Сердце до сих пор отбивает то ли сумасшедшую чечетку, то ли зажигательную ламбаду. Ощущение того, что я снова проваливаюсь в задорного нахального мальчишку с глазами топленого шоколада, усиливается и кромсает огромными ножницами ошметки изодранных нервов.

Смывает с меня налет пятилетнего опыта. Стаскивает надежно прилепленную маску железной леди-первостатейной стервы. Повернув время вспять, превращает в давнишнюю провинциалку, приехавшую покорять Москву и со всего маху втрескавшуюся в мажора, которого должна была обходить стороной.

Только сейчас я не могу позволить себе положить на мнение окружающих большой хрен, помноженный на возведенный в квадрат пофигизм. Не могу достать из кармана такой громкоговорящий фак, не могу позвонить Марине Борисовне и в красках расписать, какая она дрянь, не могу наплевать на все, выскочить из тачки и броситься за Игнатом вслед. Не могу…

Мешает ряд факторов. Во-первых, я мать любознательной четырехлетки, впитывающей все, как губка, и берущей с меня пример. Во-вторых, моя бывшая лучшая подруга и по совместительству личный коуч, увлеченно копавшийся в моих извращенных мозгах на протяжении двух лет, за подобный финт точно открутила бы мне башку. В-третьих, я взрослая самодостаточная…

— Девушка! Выезжать будете или помочь с эвакуацией транспортного средства?

Отлипнув от руля и впопыхах завершив сеанс самокопания, я натыкаюсь на молодого пацана, опирающегося на произведение искусства — новехонький сине-черный байк с идеальными плавными линиями. На пару мгновений залипаю на божественных дисках и немного жалею о том, что когда-то отвергла предложение Креста научить меня кататься на мотоцикле.

А могла бы сейчас в экипе рассекать по трассе, лавируя в плотном автомобильном потоке, а не подбирать фразы, чтобы отшить очередного самоуверенного юнца. Вот почему так всегда? Или полный штиль в личной жизни и иногда новеньких подвозят, как в морге, или ухажеры образуют бесконечную очередь и в штабеля укладываются?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Спасибо. Сама как-нибудь.

Роняю равнодушно, напоследок скользнув по манящему металлическому боку взором, плотнее надвигаю солнцезащитные очки на нос и неторопливо стартую, стараясь не анализировать причины, по которым ко мне тянет ребят помладше. Врубаю на полную громкость музыку, фальшиво подвываю какому-то новоиспеченному исполнителю и нагло проскакиваю поворот к нашему бизнес-центру.

Отчетливо осознаю, что на рабочем месте могу устроить только тотальный Армагеддон и локальный Апокалипсис, так что решаю обойтись минимальными потерями и, минуя промежуточные точки, двигаюсь за город — к Сережиным родителям.

Не верю свято в намерение Крестовского сдержать данное впопыхах слово и появиться вечером на горизонте, но всеми фибрами исстрадавшейся души хочу, чтобы он приехал. Несмотря на лютую неприязнь ко мне его матери, несмотря на то, что Вика требует его неотрывного внимания и мастерски его выцарапывает. Несмотря ни на что…

— Мама, мама, мамочка! Я скучала! Ура!

За этими мучительными раздумьями, окончательно расшатывающими мое хрупкое равновесие, я не замечаю, как въезжаю во двор принадлежащей свекру со свекровью дачи. Но все-таки успеваю заглушить мотор, выпрыгнуть из машины и распахнуть объятья, чтобы поймать в них мою золотоволосую кроху.

Целую ее в макушку, щекочу, слушаю искрящийся заливистый смех и до самых краев наполняюсь чистой бурлящей энергией. Варя — мой маленький генератор радости, фонтан вдохновения, самая сильная мотивация, помогающая сворачивать горы.

— Ну как ты тут без меня, малышка? Что делала? Чем занимались?

Трусь носом о ее крохотный чуть вздернутый нос. Запутываюсь в длинных локонах, достающих ей до поясницы. И с тихим смешком различаю маленькие пятнышки шоколада на ее светло-сиреневой футболке.

Уж, если что и досталось Варваре от меня, так это катастрофическая неряшливость и бойцовский упертый характер.

— Воздушного змея с дедой запускали. Вареники учились с бабушкой лепить, — прильнув к моей щеке, сосредоточенно перечисляет дочка, а потом на секунду замолкает и возбужденно выпаливает: — мам, а дядя Игнат еще приедет к нам есть пиццу?

Вздрагиваю, как будто таран влетел мне прямиком в солнечное сплетение. Неуклюже хватаю ртом воздух и не могу взять в толк, отчего простой детский вопрос будит внутри меня такую бурю эмоций, что пальцы ног непроизвольно поджимаются, а язык немеет и перестает шевелиться.

Не в пример восставшей из пепла надежде, погребенной на дне самого глубокого океана, и расцветшим буйным цветом розовым ванильным мечтам. С привкусом бананового мороженого, клубники с шампанским и кленового латте, который мы с Крестовским когда-то пили литрами.

— Он… постарается.

Стряхнув с себя оцепенение, я на пару мгновений задерживаю дыхание, гоню прочь скачущих по радуге пони и озвучиваю что-то отдаленно похожее на правду. Крепко сжимаю Варину ладонь и направляюсь к дому, чтобы поблагодарить свекра со свекровью за помощь. К счастью, Вероника Максимовна и Эдуард Андреевич остались внутри, и мне не придется краснеть, объясняя, почему какой-то дядя Игнат должен есть пиццу с нами с Варварой.

— Мам, пап, привет. Рада вас видеть.

— Ты как раз к обеду, дочка. Мой руки, садись за стол.

Женщина, которая сделала для меня гораздо больше, чем родная мать, растягивает пухлые губы в широкой искренней улыбке, а у меня едкая кислота за грудиной разливается. Кажется, я не заслужила ни их заботы, ни внимания, ни благосклонности.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Именно так я себя ощущала, когда мы с Аристовым только познакомились…

Чуть меньше пяти лет назад

— Ну, и чего ревем?

Спокойный бархатный голос нарушает окутавшую меня коконом обреченную тишину, и мне приходится отвлечься от собственных грустных мыслей и торопливо сдвинуться в сторону. Потому что симпатичный широкоплечий мужчина в стильном серо-стальном костюме опускается на ступеньки пожарной лестницы рядом со мной и терпеливо протягивает сложенный вчетверо белоснежный платок, пахнущий, как подобает, Альпийскими лугами и горным разнотравьем.