Вопль кошки - Франческа Заппиа

Они сказали, что уже поговорили с Джейком, Рафом, Шондрой и их друзьями и все они ничего не знают, кроме того, что делились этим видео в сети. Их билеты на выпускной аннулированы за участие в травле. Ни отстранения от уроков, ни наказания. Просто никакого выпускного.

Разумеется, отсутствие выпускного останется с ними до конца жизни. Разумеется, отсутствие выпускного определит их будущее и станет преследовать их до конца дней.

Затем директор Митчелл спросил, понимаю ли я, что меня могут отстранить от занятий за непристойное поведение в публичном месте, за секс в школе.

Я сказала, что секса в школе у меня не было.

Они спросили, есть ли у меня склонность к рискованному поведению.

Я сказала, что совсем наоборот.

Затем явился школьный психолог. Мне пришлось отвечать на кучу вопросов о моей жизни дома и в школе, а также о моих отношениях с Джеффри. Директор Митчелл сказал, что сегодня утром о происшествии сообщили моим родителям. Мир расплылся в ужасе красок и звуков.

В обед меня отпустили. Я побрела в столовую и села за стол, не взяв еды. Уставилась на столешницу. В конце концов рядом сел Джеффри. У него на подносе было только яблочное пюре.

Раф Джонсон прошел мимо и свистнул:

– Кис-кис-кис, киса и Джефферсон. Когда следующая серия? Хочу еще жарких историй из подсобки!

Несколько ребят засмеялись. Мое тело металось между жаром и холодом. Я цеплялась за край стола, пока Раф не ушел, затем встала и побежала из кафетерия по главному коридору к выходу. Я согнулась в кустах у входа, но блевать было нечем. Меня окутал морозный январь. Снег оседал на волосах. Кончики пальцев уже покраснели. Я прикинула, не пойти ли домой по снегу, а если я упаду замертво в канаву на обочине, то это будет, наверное, и к лучшему.

Позади меня захрустели шаги по снегу. Я подняла голову, ожидая увидеть Джеффри.

Это был Райан Ланкастер. Вечно перебинтованные руки он сунул в карманы порванной парки. Под паркой был смокинг, как будто он собрался в какое-то модное место. Каштановые волосы были аккуратно зачесаны набок.

– Чего уставился? – рявкнула я, прекрасно сознавая, что по моему лицу стекают сопли и слезы. – Тоже видео посмотрел? И как тебе? Понравилось?

Он ничего не сказал.

– Чего тебе надо, Райан? У меня никогда не будет нормальной жизни, потому что у меня в голове теперь это. Навсегда. Это говно никогда не закончится. Не будет такого, что в один прекрасный день я проснусь и все эти воспоминания исчезнут. Даже сменить имя и переехать в другую страну не поможет, потому что это всегда будет со мной. Я в жопе, навсегда. Пошло оно все. Пошел ты.

Я встала и отпихнула его с дороги. Я чувствовала, как его глаза следят за мной до самых дверей.

В тот день я просидела все оставшиеся уроки молча. Все было кончено. Было кончено все. Ни в чем больше не было смысла. Не было смысла в школе, не было смысла отправлять мою картину на конкурс. Не было смысла пытаться никого понять.

Мир не создан осмысленным, и искать в нем смысл я больше не хотела.

После уроков я отправилась в кабинет рисования, чтобы забрать картину, над которой работала. Когда я доставала из шкафчика кисти, одна зацепилась за угол простыни, которая все еще прикрывала мою испорченную прошлогоднюю картину. В воздух поднялась полугодовая пыль.

Я сорвала простыню.

Картина не изменилась. И никогда не изменится. Я могла бы показать маме и объяснить, что произошло, и они с папой отнеслись бы с пониманием, но все равно бы не поняли. И уж точно не поняли бы видео. Стали бы смотреть на меня по-другому. Навсегда.

Я уперлась лбом в край шкафчика, пока не отдышалась. Взяла свою нынешнюю картину и направилась к выходу.

Я уйду.

Я пойду домой.

Я попытаюсь объяснить родителям. Хотя бы попытаюсь.

Я… Я уже не знала, что мне делать.

Хлоп-хлоп

Странный звук. Далеко, но внутри.

Хлоп-хлоп

В коридоре было пустынно. Может, это из другого крыла. Я направилась к своему шкафчику, чтобы взять пальто.

Хлоп-хлоп

Ломающиеся предметы так не звучат. Так звучат маленькие взрывы.

Я услышала крики. Дверь кабинета миссис Ремли распахнулась. Оттуда кто-то вывалился. Джеффри. Волосы растрепаны, лицо раскраснелось. Он изо всех сил старался не упасть, а увидев меня, закричал:

– Беги!

Посреди его голубого вязаного жилета распустился большой красный цветок, а в центре – круглая темная дыра, гипнотическая, бездонная. Дежавю подсказало мне, что эту дыру я уже видела и увижу снова, я прожила всю жизнь, глядя в нее, наблюдая, как она появляется опять и опять, распуская красные и синие лепестки. Джеффри упал на колени. Затем ничком.

Позади него стоял Райан Ланкастер – он держал в своих пальцах-филе пистолет. Нет, это была штурмовая винтовка. Нет, это был пистолет. Нет, это была базука. Нет, это была игрушка.

Райан перешагнул через тело Джеффри. Парку он снял. Смокинг был ему велик, как карнавальный костюм, и заляпан кровью. Я застыла, прикрываясь холстом, словно он мог меня защитить. В этот миг я поняла, что происходит, но все казалось нереальным. Из-за смокинга получалась какая-то глупость. Клише. Как свидание на спор, или допрос в дурацкой полицейской драме, или убийца в слэшере, нападающий на тех, кто занимается сексом.

Они спрашивали, когда он принесет в школу пистолет. Сегодня. Он принес его сегодня.

Райан остановился в двух шагах от меня, такой же невозмутимый, как был на улице, когда мы стояли в снегу.

Он направил пистолет мне в лицо. Винтовка, пистолет, базука, игрушка. Дыра была бездонной.

– Я сожалею обо всем, что они сделали, Кот, – сказал он.

– Кто что сделал? – спросила я, задыхаясь, хотя уже знала ответ.

Все. Весь мир.

А потом он выстрелил в меня.

Тысяча крохотных порезов

Меня застрелили январским днем в коридоре старшей школы. Стрелял Райан Ланкастер, мальчик, которого я знала с первого класса. Я почти уверена, что он убил и моего лучшего друга Джеффри. Я не знаю, скольких еще он убил. Я не знаю, почему он это сделал. Я не знаю, почему он извинился передо мной в конце.

Бита Джейка попадает мне в голову и сбивает меня с ног. Я перекатываюсь и встаю на ноги почти мгновенно.

– Это все ты! – кричит Джейк, бросаясь на меня.