Тяпкатань, российская комедия (хроника одного города и его народа) - Тихон Васильевич Чурилин

и тоже почти что сынок – Тима, товарищ Уполномоченный Наркомпроса и член Союза Писарей, тьфу тты проп … писалете … у ты! бараний хвостт! ну – пает.

Вот, знакомься – а это Тоня Воронкова, дочка-дружечка, и Тимирязька55, моя ассистенка. Будемте все знакомы!

Товарищ Внимание и товарищ Изумление сцепили руки, потряслись – и поглазели друг в друга.

Внимание, хм, хоть и было гражданкой Воронковой Антониной Титовной 25 лет стажоркой-практиканткой Сельскохозяйственной Академии им. Темирязева <так!>, действительно приковала Тиминово внимание сразу и без’оговорочно. А изумление, хоть и значилось в мандате и удостоверении НКПроса РСФСР товарищем Тимоном Василисковичем Чудилином, 38 лет, социальное положение – писатель, тоже, хм, хм, хм иззумило зрительные органы Тони Воронковой56.

В общем слушали: здравствуйте, товарищ, с одной стороны – добрый день, товарищ – с другой.

Постановили: перейти к откупориванию и роспитию Медока57 усилиями всех трёх участников вечера.

А вечер, вернее, начавшаяся и идущая ночь, не то от крепчайшего красного доброкровного Медока, не то от пролитого ещё и ещё внутрь доброго кагора, затем – эх, разошёлся Т.Я.! Из трёх бутылок старого монастырского мёда, рострещался как хороший ночной костёр речами, разгорелся и просиял, как красное солнце.

Экран, глазевшая мертво в окна Старотроицкая белая мёртвая церква, оживел тенями; тени обросли телом, тела запульсировали бурно кровью, кровь загорелась огнём гражданской, заревом дивных длинных дней, ещё темью коротких быстрых, как волны сибирских рек, ночей, ещё и ещё и ещё счётом, вычетом, чётом и нечетью и суммой великой. Ликующей гневом поры. Но и предреволюционная пора пророкотала в лесах и горах, ах, ах, ах, крадутся, туша жосткими гневными пальцами цыгарки, зелёные братья – и с ними Тоисий <так!>. А вот, вслед, чрез года несётся на двуколках и тачанках Пуарм 4 Рабоче-Крестьянской Красной на Гуляй-Поле58 – и на одной вместе с подружкой Кэдой, обе в папахах и шинелях, взмывая и падая на шаршавом шоссе, бухая и грохая, несётся Тоня – кончать, кончать «артиста» Махно. Вот начосведомчасти Витя Кибарисов, яркий как яблоко, суровый как каменный век мальчугашка, взрослевший от революции как от Уэлсовской пищи богов59, один с Тоней накрывает и делает амбу целому штабу лихих анархистов на месте – готовы! Сдались! бери оружие, считывай забирай – а их к нам в теплуху, рррразбойников!!! гэппп!!!

Вот оттуда же чорт Белоконь, гей – гляди ведёт с тремя отроками сорок штук махновенцев! кккак баранов! нет, што – как овец – прямо к нам. Вот Пуарм выпускает листовку: газету – редактор Кибарисов, а чтичка – Воронкова – и оставшаяся с ними сорокодушная рать ревёт от хохота и задора на строки и рифмы листовки – и гээпп, они на дороге в путине к нам, несовсем. Любббо. Иссайя ликуй!!

А вот, вот, вот Крым-полуостров, град Симферопо́ль, град Бахсарай, град Евпаториа60. Атличное житьё у поета Чудилина – «бежавшего из Москвы прямо от большевиков» к большевикам в подполье вместе с Бронейстаниславовной, художницей-подругой-другом, това-ва-варищем-супругой. Вот на Ахмечетской 18 в квартире Вальдемара Эйванова61 и мадам Во сдана им комната что надо, нужник на дворе, окна на ветер, в диване невыводимые вши – а в общем дела – хорроши: под полом – под, в поде – яма, в яме – погреб, в погребе – сейф: оружие, бомбы, динамит, шрифт и касса: средства на революцию, ийю! Днём – весёлая солнечная площадь комнаты, прохладный стол, на столе – поэзия, на стене – трррубба Марсиан62, на потолке – буквы, пред дверью мешая входу висят куклы кустарей, гей! Вот толкутся в весёлом ритме стихов Бомбачелюсть Илия, подрывник и пает, с ним Ввваричка-орешек, варешка из пуха и благодать какого духа их собра! Вот биолог Аякс, Лев Едрентьевич63, вот Гронка – Львёнок, барс и лань у моря64 без горя все искустники на розрыв-траву, на трын-траву, на тарарах-траву, лю́бое дорогое ланпопо65, из мёду-лимонаду, пейсаховки и старки, подпольщики-чики, под шутку у! какой серьоз и ремиз поставившие под’ полом революции!! Вот Вновевицкий Савл Иааанч66 и вот Аура67, вожди подпревкома и революции, а какие веселяки и читаки стихов-прозы в морозы дней, в буране ночей, в дожди свинчаток стихов, бивших из подполья: – Ддденн(икинщины)68 Вранннгг..(елевщины)69 – Ббббо(гаевшины)70.

И вот – Москва-анархия мать порядка: (мать, мать, мать!) день – ночь; приход в 3 часа ночи; уход – в 8 утра; в двенадцать часов по ночам неспанье и сиденье в Калоше у Идола, Петровские ворота, после едваенлистье, вроде армииспасенья на бобах и во́дах, вроде вольди, только без толстовской борьбы и с мясом и с водкой и с бабелями71.

– Это ступени ниже упали; в дореволюционно дооктябрьскую рань. Вот там же – маргериддда, пойивеселися! шрам на морде, сердце человечье в груди, лысый череп и парик – и спаси госп … поди люди твоя от ментов и духов охранки-участков и три дня беста; особая честь: пить-есть на блядьи деньги и труд – и спасаться у ней в бардаковом приюте – а в зарплату ей: букет ландышей, белый как её человечья совесть и полфунта (200,0. PS) барбарисных, Ейнемовская этикетка, конфет, сладких, как бабьи губы на молотьбе: губы в губы, зуб в зуб, язык в язык – так да эддак, эдак так! И ещё: раз-раз на её диване объятная ванна 27º по Реомюру, нейтральная с одеколоном Грёзы Мая! (ничего не попишешь – тоже по человечески честь и оплата! PPS.)

Вот Марья Григорьевна, Фостэн, (знаменитый братьев Гонкур персонаж актрисы72. PPPSS.) богатая в Киеве-граде бабёнка, нет больше: бабец! нет глубже: – барыня-баба!! потом – дввва! Москва – Люкс – Бристоль – Малороссия-меблирашки – и блядь на панели, но и там, тело как толедский клинок извивалось в теле-на-брюхе фрайера, обморачивая его, удавляя и удивляя восхищая и паета Дмитре-Ведровского (Чувимвамбер-вамбера!!)73 и Сам-Вредмеля74 (Московский Камерный театр) и Чудилина даже, ipse; и даже-даже-даже Таири-Мельникова, бывшего тогда с цирком в Москве, видавших её и так – мать, мать, мать, е, е, е, едрр… – и эдак: … – а знаете, господа, что этот рассвет как акация … как акция умирающая от белокровия и нищеты??? —

И вот этаквот: вкруг тела, как констриктор, как боа75, как палантин из апрельских соловьиных языков и яблонего цвету, а то вот што: …. – вы думаете, вероятно, что вы – Блок, а я – блядь из Свободной Эстетики76? Мизерабилль77!! Х-х-ходддассевичч! Счастли-вый домик78, сввв …

А то [(((тт .. тттоввварищщ … Прряммо через ккуббовв.. – и быстро! сейчччссс … а то: амба! хханна!! ппполундррра!! ккатитесссь ссосискооойй – вмиг!!)))] И – вмиг: тьма, бой стёкла, лампы – вдрызг!! – и амба! двух – всмерть: чики-чики-чики-чики ножички, чки! – и менты и духи весь синклит участка, двух! а вылетевший не сосиской, а – п-п-пулей! дышит часто-часто и моргает, как моргун-папа́ – жживв, живв, курилка!

А то – а то, а то ещё пониже ступени, ниже, же! – вот страшный исус с искровавленной харей и кроввавящая простыня у него на яйцах и длинном, как четверик-свеча, признаке причинного места – это иди мимо сквозь страшную паперть в весёлую и орущую монасями церковь-собор Тяпкатаньского Тяпкиного монастыря.

– И туп, туп, туп, тубс – миммм .. ммо! .. тянется за руку Тимка ня́нищщей, седочерноволосой с чернющщими бровями – дугой и с шишкой средь волос – Гарпией Никитишной, молодухой стадвухлет – ввввесёллое д-д-детство! Зато – камаринский трепак на почётном впереднем месте – и вывод: ..... по приказанию о. игумена идитессс … идиттт … сссс … идитсссс наружууу!!

И как