Золотая шпора, или путь Мариуса - Евгений Ясенов

— Семь туннелей, каждый — по 200 лиг длиной и 12 лиг шириной, — говорил Эрнест Мех тоном фанатичного лектора. — В центре — галерея. Туннели расходятся от нее веером и идут под уклон. Глубина залегания в точке наибольшего падения составляет 55 лиг. Под центральной галереей — бутылочное отделение. Известно ли господам, что там одновременно можно выдерживать миллион бутылок вина?

— Миллион? — недоверчиво воскликнул Уго, в самом деле пораженный.

— Да, юноша, это единственное подобное хранилище во всем мире. Мне есть чем гордиться. Я управлял этим много лет…

Отсидку на мельнице и путь в Мерк Уго посвятил оценке положения.

Ближайшей задачей головоломка определяла "третий сосуд в обители Кейрега". Допустим, гипотеза Рыжего Алоиза правильна. Допустим, обитель Кейрега — действительно винные погреба в Мерке. С чем-чем, а с сосудами там наверняка проблем нет. Их там в достатке. Как же найти нужный? Семь туннелей. В каждом есть свой третий сосуд. Да еще бутылочное отделение. Миллион бутылок, уложенных в ряды. Тысячи рядов, в каждом из которых — свой третий сосуд. А главный вопрос — как проникнуть в эти закрома? Уже известно, что вход туда строго ограничен. Только для специалистов. Стаж работы не менее десяти лет. Квалификация — не ниже пятого разряда. Дело ответственное. Вино составлять — не в бирюльки играть. Предъявляй пропуск — и проходи. Нет пропуска — гуляй дальше.

— Скажите, любезный мастер, — мягко прервал Уго мурлыканье старого Меха. — Как именно складированы сосуды с вином?

Мех осекся, неодобрительно посмотрел на Уго маленькими красными глазками, но на вопрос ответил:

— В пяти туннелях — бочки высотой в человеческий рост уложены друг на друга в три ряда. В нижнем ряду — 32 бочки. В главных двух туннелях — по 10 бочек высотой в три человеческих роста.

Они сидели в кабачке под символическим названием "Спелая грудь"… То бишь, "Спелая гроздь". Более уединенного заведения не сыскать. Единственная его достопримечательность — смазливая егоза-отроковица с шустрыми зелеными глазищами. Она подносила выпивку и по возрасту было явно несовершеннолетней, но лицо ее хранило четкие следы жизненного опыта.

Достигнув Мерка, Уго оперативно собрал информацию, благодаря которой и вышел на Эрнеста Меха. Сразу стало понятно, что помочь забраться в подземелье старый инженер может легко, если захочет. Пусть даже этот ветеран лишен права доступа в заветное подземелье. Зато он знает хранилище, как свою квартиру. И, что немаловажно — иметь контакт со стариком безопаснее, нежели с действующим персоналом винных погребов. Нельзя забывать, что пришельцы из Черных Холмов — государственные преступники. Их наверняка ищут по всем Северным провинциям. Эрго: старый Мех — максимально удобный вариант. Из него можно выудить все необходимое, причем так, что он не заподозрит неладного. Уго знал: у любого старика есть свой пунктик, своя слабина. Нащупай ее — и старик в твоих руках.

Уго придумал легенду. Она не блистала оригинальностью, но получилась вполне достоверной — и психологически как раз такой, какая должна подействовать на размякшие мозги пожилого инженера. Уго назвался сыном винного торговца. Далее — просто. Всю сознательную жизнь он вынужден иметь дело с бесконечными вереницами бутылок, которые надо перевозить и продавать. Отец, естественно, желает, чтобы сын продолжил фамильное дело. А сын в душе не торгаш. В душе сын — поэт.

Для него вино — произведение искусства, шедевр, совместное творение божьего промысла и человеческих рук, вобравшее огненную силу Солнца (главной эманации ренского бога Рагулы), терпкость степного ветра, свежесть горного воздуха, живительные соки благословенной земли Севера. И сын сбежал из дома, чтобы научиться делать вино.

У старого Меха заблестели глаза.

— Юноша, — произнес он дрожащим голосом. — В вас я узнаю себя. Таким я был сорок лет назад. Знаете, в нашем деле успеха не добьешься, если не имеешь огня в душе.

Уго скромно потупился.

— Скажите, — в голосе старика прорезался маниакальный энтузиазм. — Какие сорта вы полагаете лучшими?

Расмус злорадно ждал, как сейчас бездарно рухнет стройная легенда Уго, как сейчас Уго в полной мере продемонстрирует свой дилетантизм в винном вопросе.

— Вообще-то мой отец торговал "Ароматом степи"… — проговорил Уго.

— Ну, разве это вино! — пренебрежительно оттопырил губу Эрнест Мех. — Это, знаете ли, пойло, достойное лишь бродяг и попрошаек. Я, к счастью, не запятнал себя его изготовлением. Более того — я был против того, чтобы позорить нашу марку этим, с позволения сказать, напитком. Вы же знаете, что производить его начали лет пятнадцать назад. Тогда все торопились получить большую прибыль. Вот и придумали "Аромат степи", который, по совести, стоило назвать "Ароматом степной кобылы". Нет там никакого аромата! Это варварское пойло никто никогда не выдерживал, на него шли отбросы второсортного винограда… Боже, нашей марке он принес настоящую катастрофу! Как низко мы пали в глазах истинных ценителей! Нет, не говорите мне ничего об "Аромате степи"…

— Да нет, мастер, вы меня неправильно поняли, — спешно поправился Уго. — «Ароматом» мне приходилось торговать. Ценю же я совсем другие сорта. "Черный доктор", "Медвежья кровь", "Монастырский погреб". Вот это — вина! У каждого — свой характер." Доктор" — какая в нем плотность, какая жизненная сила! "Медвежья кровь" делает храбрецом труса, а подлого — честным. Оно исправляет человеческую природу, черт возьми! А «Погреб»… Да это просто жидкое золото, солнечный свет, запечатанный в бутылке.

— А "Слеза Изабеллы", — подхватил Мех. — Нежнее, чем поцелуй невинной девушки. А "Белая Роза" и "Красная роза"! А "Старое меркское шипучее"! Да что говорить! Вы, я вижу достойный молодой человек. Можете рассчитывать на мое покровительство.

Расчувствовавшийся винодел выложил целый ворох полезной информации. По-стариковски важничая, с эготизмом профессионала, всю жизнь пребывавшего в эпицентре масштабного производства, он рассказал о ходах и выходах из подземелья — разумеется строжайше закрытых для постороннего, ибо, если оставить в стороне злосчастный "Аромат степи", настоящего вина могут касаться лишь руки мастера — прикосновение профана безнадежно портит продукт. Старикан даже нарисовал план подземных коммуникаций, уступая умоляющим просьбам Уго, этого энтузиаста-неофита. Рука у инженера оказалась вполне крепкой. План радовал глаз четкостью линий.

Мех насторожился, когда Уго стал узнавать, нельзя ли проникнуть в вожделенные подвалы.

— Я просто хотел увидеть это священное место, — Уго молитвенно сложил руки. — Я об этом мечтал годами. Не говорите, учитель, что это невозможно.

"Юлит, как глист под телегой, — подумал Расмус. — Однако ловок, дьявол!"

Такая неподдельная страсть была в голосе Уго, таким жгучим блеском сверкали его глаза, что дрогнуло сердце Эрнеста Меха, смягченное годами и близостью к прекрасным винам. Обращение «учитель» его добило.

— Хорошо, я проведу тебя, юноша, — сказал он хрипло.

— И моих друзей, — быстро добавил Уго.

— Их-то зачем? — снова напрягся старик.

Хороший вопрос, подумал Уго.

— На тот случай, если нас там застанут, — объяснил он.

Эрнест Мех помедлил немного, пытаясь найти логику в таком подходе, не нашел, но все же согласился.

Тень на солнечных часах в некой пустыне перескочила сразу через два деления.

Из "Хроник Рениги" аббата Этельреда:

"Древняя племенная религия ренов, весь этот пантеон богов, обитателей небесной крепости Гатрад, построенной великаном Лумми, вереница легенд со священным ясенем, драконом Харагом, ястребом Альгаром и прочим, и прочим — все это, повторяю я, оказалось весьма живучим. Когда победа нового, единого и всемогущего бога Рагулы уже не вызывала сомнений — тогда еще каждый рен, от мала до велика, любого сословия и состояния, знал все старинные предания и верования своего народа так же хорошо, как и Книгу бытия, и Учение. Но старая религия уже перерождалась в сказку — самую великую сказку, которая только могла существовать, ибо она пребывала в крови народа. Ее чтили и берегли, как фамильное сокровище. До сих пор народные праздники полны древних обычаев, хотя уже редко кто, преломляя связку прутьев в канун Нового года, понимает, что ритуально повторяет ежегодное убийство океанского змея Кригасса громовержцем Током — так старые боги клали начало годовому природному циклу…

…Весьма мудро поступила Церковь Чистой Веры, решив не рубить под корень старые верования. Что может быть глупее, чем насильно загонять людей в царство небесное? Человек сам должен понять, сколь светел этот путь. Вот что говорил кардинал Ригес по поводу обращения язычников: "Храмы идолов вовсе не следует разрушать, но ограничиваться истреблением одних идолов. Пусть окропят такие храмы святой водою, построят алтари. Ибо, если храмы эти хорошо отстроены, то полезнее просто обратить их от служения демонам на служение истинному Богу. Сам народ, видя свои храмы неразрушенными и изъяв из сердца заблуждения, будет тем охотнее стекаться в местах, к которым издавна привык, познавая и поклоняясь при том истинному Богу. И так как язычники имеют обычай приносить в жертву демонам многочисленных быков, то необходимо им заменить и это каким-нибудь торжеством в дни памяти или рождения святых мучеников. Пусть народ строит себе из древесных ветвей шалаши около церквей и празднует такие дни религиозною трапезою. Когда им будет обеспечено материальное довольство, они легче воспримут и радость духовную"…