Золотая шпора, или путь Мариуса - Евгений Ясенов

Пир ширился и достиг точки, после которой начинается сабантуй с непредсказуемыми последствиями. Уго почуял это и отправил двух друзей на боковую. А сам зачем-то остался с хозяином.

Лестниц оказалось две, и обе вращались. Мариус с Расмусом не стали этому удивляться. Они поднялись, решив неожиданную проблему просто: левая нога шагала по левой лестнице, правая — по правой. Правда, к концу подъема лестниц стало восемь. Но люди все-таки победили, поскольку количество ног увеличилось соответственно. Не утруждая себя раздеванием, два пьяницы протрубили отходную и рухнули на тюфяки, кем-то брошенные на пол. Сон пришел мгновенно, опустив деликатный занавес над сценой.

Расмус проснулся среди ночи. Сначала ему показалось, что кто-то скребется в голове. Потом сосредоточился и понял: нет, снаружи. С трудом разлепив глаза, он долго вспоминал, где он и что с ним. Голова гудела и не поворачивалась. Расмус вновь закрыл глаза, отдаваясь забытью. Но шорох, на сей раз явственный, послышался вновь. Проклиная все на свете, Расмус открыл глаза. Шорох доносился справа. Расмус героически приподнялся. Комнату заливал лунный свет. Спящий Мариус пускал пузыри. Уго отсутствовал. В углу восседала черная крыса, которая чувствовала себя уверенно, как кардинал на попойке с капелланами. Она сучила лапками и радостно хрумтела. Расмус к крысам относился резко отрицательно. Он схватил первое, что попалось под руку, и судорожно запустил в мерзкое создание.

Снарядом оказался жестяной кувшинчик для умывания. Попав в стену, он прогремел в ночной тиши, как трубный глас. Крыса флегматично юркнула в норку. Мариус вскочил, бессмысленно уткнувшись в пустоту — как сова, разбуженная в полдень.

— Что такое? — прохрипел он.

— Шпора на месте? — вопросом ответил Расмус.

Мариус оглянулся в поисках котомки. Нашел неподалеку. Погрузил руку в ее чрево. Извлек сверток с золотой шпорой. Сдернул все оболочки. И только тут два друга облегченно вздохнули. В шпоре романтично преломился голубоватый луч Малой луны. Удивленные друзья увидели, что шпору озаряет и какое-то слабое внутреннее мерцание. Впрочем, чего спьяну не померещится.

И вновь послышался шорох. На сей раз — от двери. Друзья быстро обернулись на звук. Дверь чуть скрипнула. Расмус мог поклясться, что несмотря на плохое освещение, узнал растрепанную соломенную шевелюру. Похмелье, знаете, обостряет некоторые чувства, не связанные с двигательными рефлексами. Тяжело вскочив на ноги, Расмус ринулся к источнику звука. Забарабанили шаги человека, спускающегося по лестнице. Расмус поспешил следом, но на первой же ступеньке подвернул ногу и позорно скатился вниз. Неловко поднимаясь, он увидел перед собой заспанную хозяйку (чертова перечница!), из-за плеча которой выглядывал мощный слуга с фонарем — отродье Бармаглота, чудовища из северных пустынь.

— Все в порядке, пьяных нет, — поспешил заверить Расмус белесую овцу. Бесцеремонно оглядев его, живописная пара исчезла с глаз. Расмус, морщась, потирал ушибленные части тела. Заметив полуоткрытую наружную дверь, он вспомнил о главном и выглянул.

Двор, поголубленный лунным светом. Телега, вилы, куча мусора. Сарай, примыкающий к дому мельника. И тихий разговор за углом сарая.

Крадучись, Расмус пробрался вдоль стены. Прислушался. Разговор шел на малопонятном санахском. Беседовали негромко, голосов было не узнать. И Расмус решился. С непринужденным, как ему казалось, видом он появился из-за угла. И замер, как громом пораженный. Прислонившись к деревянной стене сарая, мирно беседовали Русан и улыбающийся друг Уго.

Улыбка Уго стала шире, когда он увидел перед собой фантасмагорические очертания шокированного Расмуса, это гротескное привидение с опухшим лицом, торчащими, как колючая проволока, волосами и живописным беспорядком в одежде (ниспадающие штаны, в последней надежде придерживаемые рукой). Уго ощутил себя в дешевом балагане, в разгар нелепого веселого представления с духами, которых дубасят кухонными скалками и обливают помоями.

Расмус, однако, шутить не собирался. Веселая физиономия грамотея вывела его из себя.

— Что это вы, друзья, здесь торчите? — свирепо прорычал Расмус. Он сдвинул брови и даже подбоченился рукой, свободной от штанов.

Лохматый санах хмуро наблюдал за эскападой пришельца из-под соломенной крыши на своей голове. А улыбка Уго стала еще ироничнее:

— А что, собственно, случилось, уважаемый? Не спится?

— Не спится! — звонко, с вызовом ответил Расмус. — Уснешь тут, когда все, кому не лень, в комнату лезут!

— Кто лезет?

— Приятель твой! — испепеляющий взгляд в сторону мрачного Русана. Труднопереносимый, тяжелый, немигающий взгляд мертвенно-светлых глаз Расмуса.

— Заглядывал? — Уго повернулся к пособнику. Тот утвердительно кивнул головой.

— Зачем?

— Шумно было, — бесстрастно ответило хамово отродье.

— Слыхал, друг Расмус? Весь дом на ноги подняли — и еще удивляетесь, что к вам заглядывают.

— Тебя мы тоже подняли, разумник? — желчно спросил Расмус, чтобы сказать что-то.

— Меня вы не разбудили, это верно, — спокойно с той же усмешечкой произнес Уго. — Как считаешь, родной, кому-то за дверью надо было следить?

Расмус имел кое-какие замечания. Например, что из-за угла сарая за дверью следить не очень-то удобно. Но улыбочка Уго не позволяла ему собраться с мыслями. По меткому наблюдению Вольфрамуса, человек равен тому, кого понимает. Расмус не понимал Уго. Вытекавшее отсюда неравенство бесило Расмуса.

Но не уходить же так просто?

— Ты, опудало, лучше мне под руку не попадайся! — грозно предупредил Расмус молодого санаха, совершенно окаменевшего. Будучи не в силах сорвать зло на Уго, он нашел достойный объект. Однако, уходить все-таки как-то надо! Расмус круто развернулся, споткнулся о горбыль, прохрипел: "Сука!", вошел в дом, изо всех сил хлопнув дверью, поднялся по лестнице, пиная ступеньки, и с размаху бухнулся на тюфяк, ненароком задавив двух крыс, которые, используя отсутствие человека, предавались греху в его постели.

Наутро Русан пропал. Расмус не стал дознаваться, куда делся мерзкий санах. И с Мариусом не хотел ни о чем разговаривать. У дружка с недавних пор совсем мозги набекрень.

Отсиживаясь в убежище Варата, путники отдохнули и набрались сил. Из верхнего смотрового окна мельницы отлично просматривался талийский тракт. Несколько раз мимо проносились красно-желтые патрули. Оживление, царившее обычно после полудня на дворе у Варата, когда не протолкнуться было между подвод, мешков и заказчиков, товарищи по несчастью пережидали наверху, в комнате с крысами.

Ждать и отсиживаться тяжело. Душа рвется на волю. Не выразить словами облегчения, которое она испытывает, вылетев на свободу. За спиной наших героев выросли крылья, когда утром третьего дня они оказались на дороге, ведущей от Реккеля к столице Талинии.

Глава 12 Расмус дегустирует лучшее в мире вино

Пост главного инженера винного производства в Мерке мессир Эрнест Мех оставил давно. Лет десять или двенадцать назад. Он сам уже толком не помнил. Шестидесятипятилетний старичок, благообразный до предела, с розовыми щечками, серебристым пушком на черепе, улыбчивый, высокий и все еще стройный. Этакий ковбой Мальборо в отставке, которого не берет ничего, кроме неизбежного геморроя.

Город Мерк. У любого, кто хотя бы на вульгарном уровне знаком с экономической географией Рениги, это название вызовет образ бескрайних виноградников и колоссальных винных погребов. Мерк прилепился к талийскому тракту — практически на полпути от Реккеля до Талии. Виноградники расползлись по огромной площади к северу от города — вплоть до Угольного хребта. Это — сердцевина родовых владений герцога Тилли, квинтэссенция Северных провинций, население которых слывет (интересно, почему?) дружелюбным, работящим, незлобивым, жизнелюбивым. А классическим ландшафтом Севера считается темное золото полей и светлая зелень виноградников под Мерком. Достаточно спорная точка зрения, потому что Север — это в равной степени и санахская пыльная лесостепь, и плодородные низины приречья Кельрона, и буйные заросли Угольного леса, и непостоянные дюны близ Розеля. Свойство стереотипа, как известно — одновременно соответствовать действительности и противоречить ей.

— Семь туннелей, каждый — по 200 лиг длиной и 12 лиг шириной, — говорил Эрнест Мех тоном фанатичного лектора. — В центре — галерея. Туннели расходятся от нее веером и идут под уклон. Глубина залегания в точке наибольшего падения составляет 55 лиг. Под центральной галереей — бутылочное отделение. Известно ли господам, что там одновременно можно выдерживать миллион бутылок вина?

— Миллион? — недоверчиво воскликнул Уго, в самом деле пораженный.

— Да, юноша, это единственное подобное хранилище во всем мире. Мне есть чем гордиться. Я управлял этим много лет…