Цветом света - Антон Ярев

Женя, завороженная, прислонилась к прохладной каменной ограде Невы. Незлобивый ветерок всколыхнул ее волосы. У причала стоял небольшой приплюснутый, словно продолговатая таблетка, теплоходик. Колонны Васильевской стрелки, незажженными свечами подпирая небо, дожидались полуночи. Петропавловский шпиль заточенным перстом предостережения указывал на огромное облако севера. Чешуйки ряби Невы сливались друг с другом, растворялись в общем потоке; казалось, вода умеряет течение. Девушка обернулась. Евгений положил руку на ее плечо:

– Смотри внимательнее!

Крикнула чайка. Засеребрился скелет Троицкого моста. Рябь дробилась, превращалась в пыль и, измельчаясь до невозможного, застывала покойным темным зеркалом от берега до берега.

– Чего ты хочешь? – спросила Женя.

– Сегодня исполняются твои желания, – ответил Лесков.

– Желания? Я уже пропала. Чего мне еще желать? Чтобы это не кончалось – ты и я…

Евгений улыбнулся и указал девушке на циферблат своих часов. Секундная стрелка отправилась в путешествие следующего дня.

– Мы тоже идем странствовать, – он взял Женю под руку. – Ты не любишь цветы – театр действительно лучше: то, что ты там узнала и пережила, никогда не завянет. Ты не любишь гостиницы – вот наш водоплавающий дом, – он подвел ее к причалу.

Женя засмеялась:

– Вот почему ты спрашивал о морской болезни!

Их поджидал высокий доброжелательный человек:

– Опаздываем.

– Прошу прощения, капитан, – извинился Евгений, – надо было закончить очень важное дело.

– Я так и подумал, – ответил капитан, приглядываясь к спутнице пассажира. – Доброй ночи, леди. Вы готовы к путешествию?

– Безусловно. Но я незнакома с маршрутом.

– Ваш супруг не ставил перед нами конкретных задач, кроме одной – бороздить водные просторы всю ночь. Будут дополнительные указания?

– Мы поплаваем в заливе?

– Путешествие на «Пилигриме» предполагает выход в Невскую губу. Вы хотите идти за Кронштадт?

Лесков тревожно кивнул на Женю:

– Не заблудимся?

Девушка прыснула.

– Мы всецело полагаемся на вас, капитан! – торжественно произнес Евгений и, взошедши на борт, подал руку девушке.

Капитан отдал честь, скомандовал человеку на берегу:

– Петя! Отдать швартовы! – и засмеялся.

Заклокотал двигатель, палубу стянуло зудом вибрации. «Пилигрим» отчалил от набережной.

Салон теплоходика был очень уютный, с небольшим баром и двумя рядами аккуратненьких деревянных столиков и скамеечек. На одном из столиков красовались «Франджелико», два хрустальных бокала, гора экзотических фруктов и причудливые сливочные десерты.

– Остается лишь спеть гимн сладкоежек, – заметила Женя.

– Голодная?

– Нет.

– Холодильник в баре не пуст. Микроволновка есть.

Женя взяла его за руку. В глазах светилось небо, далекое, не питерское. Лесков погладил ее щеку. От девушки веяло крепким табачным дымом и горьковатым ароматом «Кензо».

– Тебе хорошо эти духи.

– Но плохо то, что я много курю, правда?

Евгений не ответил.

– Я устаю от срывов. Сигареты успокаивают.

– Надо менять ситуацию.

– Как?

– Не знаю. Давай уедем.

– Куда?

– Куда скажешь.

– Это невозможно. Пожалуйста, не говори об этом, – она приложила пальцы к его губам. – Если судьба подарила мне тебя, значит, это не так просто. Все мои прежние мечты меркнут перед нашей сказкой. Я не смею отказываться от встреч с тобой, – девушка прижалась к нему. – Но и безумие – пускать все по течению…

– Ты хотела быть сильной. Но сила – это только способность на поступок!..

– Не говори ничего, прошу!

– Нет, подожди! Ты слыхала о людях, которых зовет небо, море, горы?.. Черт возьми, художника зовет идея, поиск, желание сообщить бездыханному полотну свои чувства, свои мысли и познать себя, вновь столкнуться со своим «я» лицом к лицу. Но случается и самое простое – самое сложное, когда человека зовет человек. Понимаешь ли ты? Я не о твоем теле, которое способно свести с ума кого угодно. Я о тебе самой, о твоей простоте и загадке, о той силе, что ты прячешь, словно боишься солгать собственным глазам!.. Знаешь, как это называется?

– Женя!.. – девушка отпрянула.

– От меня в воду не прыгнешь. Это я тебе обещаю.

Сейчас в нем не сидел тот утренний зверь, новый взгляд художника напугал ее куда больше.

– Остановись. Ты словно мясо отделяешь от косточек! – с дрожью прошептала она.

– Ненормальная. Я хочу согреть тебя, а ты больше мерзнешь, – он снова обнял ее и, стараясь унять белку в колесе ее сердца, ласково провел ладонями по спине.

Женя невольно прогнулась.

– Что ты со мной, дурой, сделал? Зачем я целовала твои развратные губы? Зачем я вообще к тебе приехала, сатана?

– Взгляни на это с другой стороны, – усмехнулся Лесков.

– С какой?

– Не со стороны вопроса.

Женя стукнула его кулаком в грудь:

– А потому что я идиотка!

Лесков усадил девушку за стол, надломил один персик, убрал косточку, а мякоть запихал Жене в рот:

– Помнишь, что ты сказала в первую нашу ночь в «комнате любви»?

У девушки удивленно расширились глаза – персик мешал ответить – она что-то прошушукала.

– Я знаю, что не помнишь. Сначала я подумал: ты потеряла сознание, но это было не совсем так. Ты очень страшно закричала; я почувствовал, как ослабело твое тело, как оно сползает вниз по стене. Я успел тебя подхватить и осторожно опустил на ковер. Ты была прекрасна: глаза открытые, но ничего не видели, а губы хрипло шептали: «Любимый… Любимый…» И я приближался к тебе; мой мозг, мое тело пронзила сладость. Я увидел нечто похожее на коротенький сон: много света, который не слепил глаза.

Лесков говорил все это, глядя на нее в упор. Загипнотизированная им Женя расправилась с персиком, на губах влажно заблестел сок. Художник содрал кожуру с банана и протянул сладкий золотистый рогалик ко рту девушки. Она собралась ухватить его зубами, но Евгений отдернул руку с недовольным видом, погрозил бананом, после чего позволил ей не спеша лизнуть языком. Медовая мякоть оставила янтарный след на ее лице. Наконец, Лесков сжалился над ней и отдал банан на растерзание зубкам.

– Это случалось довольно часто, и в доме, и на пляже… – продолжал Евгений. – А помнишь, мы носились нагишом по песку друг за дружкой? Помнишь, чем это закончилось? Думаю, что нет. В тебе обнаружилась способность буквально вываливаться из мирового пространства. Я не приписываю это открытие себе, потому как не знаю, случалось ли это раньше. Но с тобой и я стал вываливаться. В тот раз я очнулся в камышах. Наши вспененные тела были соединены. Ты спала. Я отнес тебя в дом. А когда ты проснулась – не сказала о том, что произошло, ни слова. Я тоже промолчал.