Последний наследник Триады. Том 1 - Григорий Магарыч

вид, я бы решил, что в прошлом вы подчиняли себе моря, пожары, ураганы и даже горы, — выговорил он это в форме шутки, но я прекрасно понимал, что он под ней подразумевает. — Не раздумываете о том, чтобы стать дозорным?

Дозорным? Я чуть удивлённо поглядел на Аристарха.

— Нет, господин Оболенский. Я собираюсь уничтожать тварей, что рождаются в зонах тумана.

Улыбка на лице мужчины стала ещё шире.

— В таком случае, победа на турнире вам жизненно необходима, — заключил он. — Я буду рад объявить именно вас победителем. Постарайтесь вылечить руку как можно скорее и выложитесь на максимум своих возможностей. И даю слово, что я буду стоять по вашу сторону, когда вопрос встанет о том, можно ли вам посещать зоны аномалий.

— Я постараюсь.

Аристарх Оболенский снова мазнул глазами по моим приятелям, сделал поклон и пошагал обратно к своему месту.

— Мне кажется, Марья, или мы с тобой смотримся блекло на фоне Кости?

— А что ты хотел? — удивилась Марья. — Мы не участвуем в этом турнире. Нам это незачем.

— Успокойтесь, — хмыкнул я, вздохнув. — Кирилл, вместо того, чтобы сидеть тут, лучше пригласи даму на танец.

Кирилл кивнул, поднялся на ноги и пошагал к совершенно незнакомой девушке с глубоким вырезом на груди, но был тотчас одёрнут мною за руку.

— Я говорил о Марье Болконской, — я кивнул в сторону девушки.

— А, да? — растерянно буркнул он и посмотрел на Марью. — Госпожа Болконская, не хотели бы вы потанцевать со мной?

— Пошли уже, — кивнула она без особого энтузиазма и отправилась в центр зала.

В помещении заиграла спокойная музыка, и ребята поймали такт. Я же поднялся на ноги и, не обращая внимания на взгляды окружающих, вышел из зала. Для меня церемония была окончена.

Глава 18

Юрий Громов сидел в своём кабинете с раннего утра. Он не спал всю ночь с момента, как завершился бой брата. Более того, юноша не присутствовал даже на церемонии Аристарха Оболенского, потому как был вынужден оставаться в особняке и следить за тем, чтобы в семье не произошёл разлад.

Ведь появление изгнанного из рода члена семьи вызвало бурю эмоций. В том числе и у Юрия Громова, который всю прошлую ночь не мог найти себе место. С одной стороны, победы брата сильно увеличили вложенные капиталы юноши. Тридцать миллионов, которые он поставил на победы Константина Шагайна, были приумножены втрое.

Но, с другой стороны… брата видели все. И Михаил Громов, и Дарья Громова.

Определённо, отец был ошеломлён больше остальных, когда своими глазами наблюдал за сражением изгнанного из рода сына. И стоило Шагайну одержать победу, как отец тотчас вышел с арены, после чего не произнёс ни слова за весь остаток вчерашнего дня.

Матушка же… она была более разговорчива, но от этого казалась лишь агрессивней. Женщина производила гнетущее впечатление и в первое время вымещала злость на слугах семьи, однако бедолаг надолго не хватило.

Юрий Громов завтракал в своём кабинете, когда мать без стука ворвалась в комнату и всем своим видом продемонстрировала своё недовольство. Женщина была в чёрном халате, в руке бокал с вином, а под глазами синяки, которые не смог скрыть никакой макияж. Волосы, хоть и пытались быть уложенными в причёску, выглядели растрёпанными.

— Доброе утро, — сказал юноша.

— Давай без этого, — шикнула Дарья Громова. Казалось, женщина тоже не спала всю ночь. — Почему он до сих пор жив?

Юрий хлопнул глазами от неожиданности вопроса. А затем, поняв, что речь о «погибшем» брате, поднял бровь.

— Тебя не учили стучаться?

— Хватит паясничать, — внезапно вспылила женщина. — Как такое возможно?

— Судьба к братцу оказалась необычайно великодушной, — улыбнулся Юрий, пожав плечами. — Но, если серьёзно, я не знаю. Он появился буквально из ниоткуда, произвёл на меня впечатление и вынудил меня встретиться с ним лично и поговорить.

— Что он за это взял? — женщина дёрнула головой, ничуть не веря в великодушие судьбы.

— Ты о моей помощи с участием в турнире?

— Именно!

— Статус. Он попросил у меня статус, и я уже готовлюсь к тому, чтобы подавать отцу прошение в письменном виде, — Юрий достал свой экземпляр.

— Дай сюда! — потребовала она.

Стоило женщине завладеть документом, как она углубилась в чтение. По мере изучения прошения её лицо становилось всё более мрачным. Словно тени сбежались со всех углов, чтобы подчеркнуть её измождённый вид.

— Ты дурак, — припечатала она, отшвырнув документ. Её плечи опустились, она рухнула в кресло. — Ты хоть понимаешь, что ты делаешь⁈

Юрий начинал суроветь вместе с ней. Парень не спал всю прошлую ночь, поэтому он тоже был крайне раздражён. Однако до сих пор не повышал голос.

— И что же я такое делаю? — сдержанно вопросил он. — Будь добра, просвети.

— Ты помогаешь пропащему человеку, который и взгляда твоего не достоин! Вот что ты делаешь! — отозвалась она, махнув рукой. — Своей наивностью ты подрываешь всё, что возводилось тяжёлым трудом! Смерть этого мерзавца поставила точку во всей этой мучительной истории. Твой отец только начал приходить в себя, вернулся. Но только всё начало налаживаться, как ты своей глупостью и наивностью вскрыл затянувшуюся рану рода Громовых!

— Не понимаю тебя, — юноша недоверчиво поглядел на мать. — Разве новость о том, что сын Михаила Громова оказался живой, могла что-то подорвать?

— Она уже всё подорвала, — схватилась за голову Дарья.

Юрий сложил руки на груди.

— Он лишь просил статус, мам, ничего более.

— Идиот! — снова рявкнула мать.

— Возьми себя в руки, — холодно ответил Юрий, сжав кулаки. — Если надо, поговорим позже. Мне не десять лет, я не стану слушать эти оскорбления. Не посмотрю на то, что ты моя мать.

Женщина замерла, сверля сына взглядом. Но юноша не дрогнул, не отвёл глаз.

— Родовая аура в нём снова пробуждается, — обиженно прошипела она. — Твой отец всегда считал Марка своим будущим наследником. И делал это только потому, что первенцу передалась сила рода Громовых. Когда твой брат был изгнан, ты получил право считаться будущим главой рода. Парень погиб, чем ещё сильнее укрепил убеждения Михаила о том, что ты его будущий наследник. Но сейчас ты своими же руками начал форсировать события и терять свои позиции. Марк тебя обвёл вокруг пальца и продолжает это делать, потому что ты идиот.

— Ты забываешь сказать о том, что брат меняется. И делает это в луч…

— Да плевать мне на этого выродка! — снова повысила голос Дарья. — Пусть уже сдохнет и оставит со своей мамашей всех нас в покое! Они не должны мешать спокойствию моего мужа!

— Хорошо, успокойся, — из последних сил сдерживал себя Юрий. — Брат дал слово, что не станет претендовать на что-то большее, чем статус. Имя «Марк Громов» для него забыто. И ты тоже смело можешь о нём забыть. А теперь, будь добра, встань.

— Чего? — растерялась женщина.

— Встань, говорю. Ты в моём кабинете.

— Как ты со мной разговариваешь?

— Матушка, не заставляй применять силу, — устало вздохнул Юрий. — Я ни слова твоего больше не выдержу.

Виски заломило. Казалось, кто-то погружает раскалённые иглы Юрию прямо в мозг, куда-то за глазные яблоки. Сначала молчание отца. Не готовность принять, что сын способен восстановить его доброе имя. Затем мать со своей истерикой.

Дверь в кабинет снова открылась, прерывая намечающийся скандал. В створке стояла могучая фигура Михаила Громова.

— Юрий, ты чего здесь делаешь? — спросил отец. Притом этот вопрос был первым, что произнёс мужчина с момента, как он покинул турнир.

— Пап? Я…

— Пошли, — качнул он головой. — Скоро начнётся турнир. Выехать не успеем, посмотрим здесь.

— Д-да, конечно!

Дарья Громова осталась в кабинете сына. Бросила бокал в стену и схватилась рукой за голову.

* * *

— Постарайтесь беречь руку в бою, господин Шагайн. Вывих только залечился, поэтому в любой момент кость снова может вылететь из сустава.

— Спасибо.

Лекарь покинул номер. Я принял сидячее положение. Утренняя зарядка, водные процедуры и проверка левой руки на целостность — всё, что меня встретило перед предстоящим сражением.

Как и обещал, на церемонии в честь Московского турнира я провёл около получаса, а после разговора с Аристархом Оболенским тотчас отправился в свой номер. К тому же перед сном я успел принять звонок от Екатерины. Девушка поздравила меня с победой и передала, что вся семья за меня крайне волнуется.