Венганза. Алый рассвет - Виктор Хант

зажигалки со стола комиссара нагрел клей на донышке конверта, осторожно, стараясь не подпалить бумагу. Клей размягчился и снова запечатал пакет. Вернув все на место, Родригес закрыл сейф, вставил обратно выдвижную панель и, убедившись что все кабинете на своих местах, осторожно выглянул в коридор.

Пусто. Дочь комиссара внизу разговаривала со служанкой:

– Лола, уже темнеет, а Селены все нет. Скажи Хулио, пусть приведет ее домой.

– Синьорита Соледад, не стоит беспокоиться, – успокаивала ее служанка. – Синьорита Селена, должно быть, просто гуляет с друзьями.

– Не думаю, Лола. После смерти Мигеля Селена даже со мной говорить не хочет. Она так тяжело переносит все это.

– Ах, она так страдает, словно бедная Джулия по своему Ромеро! Синьорита Селена всегда любила эту книжку, даже мне вслух читала. И теперь с ней не расстается, читает и слезами заливается!

– Ее состояние пугает меня. Пусть Хулио найдет ее. Немедленно.

– Хорошо, синьорита. Я сейчас же отправлю Хулио.

Алехандро застыл на месте. Мигель? Они говорят о Мигеле?

Он нырнул обратно за дверь кабинета и бросился к столу. Парадный портрет в серебряной рамке – всё семейство Вега застыло в тщательно выверенных позах. И штамп портретной мастерской Коэльо внизу! Родригес вынул из кармана сложенный портрет неизвестной синьориты и поднес его к рамке. Девушка в точно таком же платье и с тем же веером стояла рядом со старшей сестрой и улыбалась, не скрывая лица.

Значит, это Селена Вега. Вот как зовут загадочную "нинью", которая присылала его брату надушенные записки! Визит в дом комиссара дал ему куда больше, чем он мог надеяться.

Алехандро убрал портрет, подождал несколько секунд прежде, чем выйти обратно в коридор.

Прозвучало несколько неуверенных аккордов, затем мелодия набрала силу – дочь комиссара играла "Целуй меня нежно", песню, которую влюбленные уже полстолетия пели своим возлюбленным перед разлукой.

Значит уже невозможно уйти тем же путем. Оставался только выход для прислуги – Лола, должно быть, пошла разыскивать Хулио. Алехандро в несколько прыжков преодолел лестницу, промчался через холл в кухню. За окном снаружи мелькнуло желтое платье Лолы. Он приоткрыл дверь и нырнул в кусты. Лола и Хулио прошли мимо, горячо обсуждая хозяев и их прихоти. Алехандро подождал, пока патрульный отправится на поиски комиссарской дочери, а Лола вернется в дом и только тогда покинул владения комиссара Веги.

Гром ждал его за углом, пощипывая цветы на клумбе. У Алехандро оставался в лучшем случае час, чтобы вернуться на родео. Если комиссар еще там, а Толо не струсил и не сбежал, он успеет вернуть ему ключи и жетон. Если Толо удастся провернуть все так же незаметно, то Вега даже не догадается о непрошеном госте, посетившем сегодня его дом.

– Не подведи меня, мальчик, – попросил Грома Алехандро и тронул поводья.

Гром мчался по окутанным сумерками улицам прочь из города. То, что Алехандро узнал в доме комиссара, полностью меняло всю картину. Что, если все это время Алехандро охотился не на того зверя?

Глава 17 Ловушка

Солнце неторопливо чертило золотую полосу поперек кровати, а когда добралось до лица, Энрике дер Сангвис сразу проснулся. Он специально оставлял щель в занавесках, и солнце будило его куда вернее любого брегета. А в пасмурный день, какие в Сан-Висенто случались нечасто, поспать подольше – вовсе не грех.

Но не сегодня. Сегодня он сожалел, что спасительное солнце не подоспело на помощь пораньше. Энрике выпутался из скомканных и смятых простыней, узлом скрутившихся вокруг тела, сел и откинул со лба длинные пряди светлых волос.

Кошмары, мучившие его с самого детства, опять возвратились, болезненно терзая память молодого исповедника. Возможно, причиной послужило появление муэртиды. Она каким-то странным и непонятным образом напоминала ему о том, что он так старался выжечь из своей памяти.

Снова снилось, как перехватывает дыхание, и вместо слов изо рта с хрипом вырывается пар. Воздух наполняется холодом. Он бежит прочь от людей, а те молча смотрят с осуждением и презрением. Скользкий обледеневший пол уходит из-под ног, он падает, но вместо боли от удара – только леденящий холод. Холод расходится от него, словно круги на воде от брошенного камня, сковывая все живое ледяной коркой, и вот уже Энрике стоит в окружении ледяных статуй, тянущих к нему навеки застывшие руки. В отчаянии поднимает голову, чтобы воззвать к богам о помощи, а над головой бездонное холодное синее небо…

Старый нагреватель доживал свои последние дни, но Энрике радовала даже едва теплая вода, смывающая с тела соленый пот и успокаивающая мышцы – как будто во сне он дрался или бежал. Душ помогал очистить голову от ненужных, болезненных мыслей о прошлом. О будущем, впрочем, тоже. Падре Энрике не хотел рассуждать о том, что ждет его впереди. Он всеми силами пытался удержаться в нынешнем моменте, каким бы неидеальным тот ни был.

Но мысли не слушались, горчили сожалениями и сомнениями. Кто он, зачем здесь, и почему делает не то, к чему стремился всю свою жизнь?

Совсем о другом мечтал когда-то юный выпускник орденской школы, Энрике дер Сангвис, получая из рук командора меч. Но у служителей Святой Сангивис были на него свои планы, которым Энрике не посмел противиться.

Вода стала совсем холодной. Что он наделал, теперь Аните достанется холодный душ! Нужно сегодня же найти возможность починить нагреватель.

Исповедник обернул полотенце вокруг бедер, бросил на себя взгляд в зеркало и счел, что двухдневная щетина – не повод браться за бритву. Критически осмотрел печать на груди – снова расползается, пора подновить. И выделить дополнительное время для тренировок. Пусть он исполняет обязанности исповедника, это не значит, что он перестал быть человеком Меча. Тем более, что в Сан-Висенто навыки мечника просто необходимы. Тогда, на похоронах сына Родригесов, боевые плетения повисли на кончиках пальцев, раньше чем Энрике успел осознать угрозу. Жаль, предотвратить то, что натворили соколы, он не успел. Как странно всё сложилось. Гибель юного Мигеля – такая трагедия, но если бы этого не случилось, сюда не приехала бы Анита Моретти.

Анита, прекрасная и опасная, как цветок черной розы. Жить с ней под одной крышей все равно что стоять на краю пропасти. Один ее взгляд – и не удержишься, сорвешься в смертельный полет, восхитительный, жуткий, невероятный. И будешь радостно парить, крича от восторга, раскинув руки, пока не достигнешь дна.

Кто знает почему, но Энрике не сомневался – Анита самый сладкий и самый опасный на свете яд. Как офрейский мёд, дорогой