Этот странный мир. Сборник - Борис Евгеньевич Штейман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Манюськин остолбенело смотрел на сына.
– Радоваться, конечно, рано, – посерьезнев, возвестил Санька. – Но! – Он поднял вверх указательный палец. – Есть хороший шанс! Самое трудное, будет доказать родство… Представляю, как "Боинг" упрется!
– А почему, сынок, "Боинг" упрется? Если он нам должен по справедливости!
– Ну, это, мамуля, ежу ясно! Кому охота деньгами-то делиться? Ну, ничего! Мы тоже не лыком шиты! Придется делать генетическую экспертизу на ДНК да хороших юристов нанимать! Причем только тамошних!
– Юристы, сынок, денег стоят! Я тут смотрела один сериал, "Все против всех" называется. Так там один, Карлос, несколько десятков тысяч песо проиграл в казино и…
– Мамуля, ты извини! – ласково прервал ее Санька. – Я уже все продумал. Только фиксированный процент от нашего лимона, иначе и впрямь разденут!
Мать обняла Саньку и поцеловала его в макушку.
– Какой все же ты у нас умный, сынок! Теперь хоть понятно в кого! – покачав головой, искоса посмотрела на супруга.
Манюськин же впал в глубочайшую задумчивость: "Да, Санька настоящий еврей… Никаких сомнений… Как все расставил по местам! Неужели и Светка такая же головастая будет? Хотя девочке это ни к чему. Главное, чтоб задор был в глазах… ну и фигурка, конечно, да личико, чтоб не подкачали! Ну да ладно, пора брать инициативу в свои руки!"
Но сделать это он не успел. В залу вошла манюськинская бабка. Все это время она сидела за ширмой и укачивала Светку. Конечно, у Сергей Иваныча ни о какой ширме и речи быть не могло. Но уши Иван Иваныча не только ширму, но и приличную тахту поставить позволяли.
– Чего расшумелись-то? Ребятенок только задремал! – упрекнула она домочадцев, хотя на самом деле ей все было по барабану, и ее просто разбирало сильнейшее любопытство.
– Мать! Ты говорила, что отец по пьянке утонул? Так? – ласково поинтересовался Манюськин.
– Чего вспомнил-то вдруг? Хороший мужик был, царствие ему небесное! Ничего, бывало, из рук не выпадет! А крыльцо такое сделал, вся деревня приходила любоваться.
– Любоваться? На крыльцо? – переспросил Манюськин, шумно вздохнув. – Интересно, конечно, послушать! Ну прямо сага о… ну этих, как их, еще недавно по ящику показывали? – повернулся он к Саньке.
– О Форсайтах, – подсказал тот.
– Вот именно! А шашку он не оставил? Ну которой махал вместе с Семен Михалычем, в гражданскую?
– С каким Семен Михалычем? – с испугом переспросила бабка. – Ты чего, белены объелся?
– С каким? С тем самым, с Буденным! Командармом Первой Конной!
– Эк хватил! Да отца твоего тогда еще и в проекте не было!
– Что правда, то правда! Вот этому я верю! В общем, у нас тут другая информация объявилась. Письмо получили от брата Семен Абрамыча Соломона, естественно, тоже Абрамыча. Вот так-то, мамаша! И зачем надо было все эти годы лапшу на уши вешать?
– Ничего я не вешала! Чего опять удумал? – сделала удивленное лицо бабка.
– А то, что отец мой – еврей! Вот что!
– Ничего не знаю и ничего не помню! Еврей он был или еще кто! Я и понятия тогда об этом не имела! – стала оправдываться бабка. – Веселый был да на гитаре играл. Все девки за ним бегали. И вообще, мне надо к Светке идти! Расшумелся! А если лялька проснется? Об этом подумали? – и быстро прошмыгнула обратно за ширму.
– Бабуля – крепкий орешек! – констатировал Санька. – Мы ей должны в ножки поклониться, что такого дедка толкового выбрала!
– Ну-ну, не забывайся! – осадил сына Манюськин.
– А ты бы, батя, если национальному вопросу больше внимания уделял, может, и выиграл тогда выборы! – парировал выпад Санька. – Человека интересуют три вещи. Деньги, секс и национальный вопрос! – На мгновение задумался. – Пожалуй, еще здоровье. Без него все остальное ни к чему! – мудро закончил он.
– Правильно, сыночка! И еще – крепкая дружная семья! Для женщины – это в первую очередь! – добавила Манюськина. – А некоторые этого не понимают!
– Это еще что за намеки? – снова стал закипать Манюськин.
– Это, пап, в философском смысле! И я с этим полностью согласен, – встал на сторону матери Санька. – Об этом еще Энгельс писал!
– Ты что и Энгельса читал? – поинтересовался подозрительно Манюськин.
Санька уклончиво пожал плечами.
А Манюськин снова неожиданно нырнул в ностальгические воспоминания. Припомнилось, как в классе шестом Фонарев обозвал его жидом. Он тогда сильно удивился, вроде не за что, но все же счел это за оскорбление. И они тогда с Епиходом и Глобовым как следует проучили Фонаря и его компанию, хотя и были в меньшинстве… Ему захотелось рассказать это Саньке в качестве нравоучения, но он только произнес:
– Запомни, Санек! Врага побеждают не числом, а умением!
– Суворов! Полностью согласен! – моментально отреагировал тот, хотя заявление было явно не в тему. Но отец часто выдавал такое, минуя промежуточные умозаключения.
– Надо Иван Иваныча заставить, чтоб он нас прописал на свою жилплощадь, – задумчиво стал рассуждать вслух Манюськин. – Иначе опять все сорвется, как с выборáми! – и, вспомнив, заскрипел зубами от досады. – Из-за паспорта этого проклятого!
– С выборами, – тихо, как бы для себя, поправил его Санька.
– Что? – не расслышал глава семьи.
– Ничего, это я так, о своем, – решил больше не дразнить быка Санька. – Да, еще вот важный момент, отец! Соломон Абрамыч пишет про кошерную пищу. Так что теперь мы с тобой свинины ни-ни!
– Это еще с какой стати? Ну уж нет! Может, уже и щей кислых нельзя?
– Про щи не скажу, а вот мацу на пасху есть будем! Это факт! Я как-то пробовал, вполне сносная штука, особенно если с маслом.
"Маца с маслом?" – отупело повторил про себя Манюськин, а вслух громко произнес:
– Так, все! Я из-за вас Луис… Ролан? Один хрен! Важный турнир пропускаю! – и снова уставился в телевизор.
Каждый стал думать о своем. Санька стал решать, куда лучше после школы поступать – в Гарвард или в Йельский университет? И что пора нырнуть во всемирную паутину и навести там справки по всем этим вопросам.
Манюськина же стала мечтать о коттеджах, морских круизах и что одеваться теперь будет только в самых модных бутиках. Достала из сумки журнал "Космополитен", который ей дала на время глобовская свояченица, ну та, из бани, и углубилась в его изучение. Хотя в нем было много чего неприличного, о чем ее заранее предупредила владелица.
Манюськину же не терпелось обо всем рассказать Епиходу. И обмозговать с ним ситуацию за кружечкой пива. Тем более что Епиход, как оказалось, тоже еврей, как и он, Манюськин.
– Так, черт! Я же
