Сфера Маальфаса - Елена Долгова

– Ах ты мерзавец! Подыхаешь, но огрызаешься! Ты не заслуживаешь легкой смерти. Солдаты, – обратился к наемникам граф, – возьмите его и прикончите как пожелаете. Только не слишком быстро.

Кто-то из вассалов Дитмара пытался возражать – его без лишних уговоров оттеснили в сторону. Полдесятка выживших защитников Халле – покрытые ранами и обезоруженные – молча с ужасом наблюдали за происходящим.

Внезапно дверь на лестницу распахнулась.

– Что здесь происходит, граф? – перед убийцей императора стоял полноватый юноша с мягким лицом и задумчивыми карими глазами.

Мальчик осмелел-таки, подумал Дитмар, захотел все увидеть сам. Вот она, минута торжества…

– Мой повелитель. Ваше величество, император. Победа у вас в руках. А это – мятежные бароны, поднявшие руку на божественное право власти. Они заслужили свою участь.

– Поднявший руку на божественное право власти заслуживает самой суровой участи, Дитмар… Капитан, арестуйте графа Рогендорфского за государственную измену и мятеж. И этих людей задержите тоже. Каждый будет выслушан. Суд императора – справедлив и беспристрастен.

Кунц Лохнер с подчеркнутой готовностью отсалютовал императору. Остолбеневшего Дитмара окружили, капитан вырвал меч из руки вельможи. Солдаты императорской гвардии все прибывали и прибывали, подавляя сопротивление, заполняя разгромленный и залитый кровью дворец Собраний…

Глава 20

Возвращение

Мы уйдем без следа – ни имен, ни примет.

Этот мир простоит еще тысячи лет.

(Империя, 15 марта 7000 года от Сотворения Мира)

Алиенора фон Виттенштайн, по общему мнению, чудом спасшаяся из мрачных альвисианских подземелий, возвращалась в свои владения в сопровождении солдат – охрану при ней благосклонно оставил сам император.

Очнувшись после лихорадки в доме бургомистра и немного придя в себя, она узнала, что император Гизельгер внезапно и странно скончался в Эбертале, а на троне империи теперь молодой император Гаген – едва ли старше самой Норы. Однако Эберталь и Лангерташ были далеко, новых распоряжений не поступало, и солдаты, проотдыхавшие во Фробурге почти два месяца, были готовы сопровождать девушку. Бургомистр, внешне выказывавший гостье всяческое почтение, в душе был рад избавиться от предполагаемой любовницы покойного Гизельгера.

Первые дни ослабевшая от лихорадки девушка ехала в закрытом экипаже, запряженном четверкой лошадей. Экипаж трясло и качало на ухабах, мягкие подушки внутри не спасали, колеса вязли в мягкой земле, и, как только Нора смогла, она пересела на верховую лошадь. Она так и скакала – одна в окружении императорских гвардейцев.

Стояла ранняя весна, замерзшая земля оттаяла. Девушка с удивлением рассматривала встречающиеся временами следы недавних разрушений: пожарища на месте крестьянских домов, трупы павших лошадей на обочине. На добротной каменной виселице близ небольшого городка качалось несколько тел. Казненные оказались не в лохмотьях воров, а в солдатской одежде. Над ними кружила стая растрепанных ворон.

Отряд уходил на север, останавливаясь на ночлег близ придорожных гостиниц, впрочем, ни одна гостиница и не сумела бы вместить всех.

Нора не хотела больше думать о том, что с нею приключилось, душа и разум отторгали прошлый ужас. Ни к чему помнить о мрачной тайне Сферы Маальфаса, о высокой и опасной чести тайно беседовать с великим императором Гизельгером или о мертвой Дауре на руках у Такхая. Алиенора и так знала, что лишь чудо спасло ее от казни. Оставалось единственное желание – вернуться домой. Кончилась неделя неторопливого пути, показались знакомые места – и Нора с удивлением, как что-то давно забытое, рассматривала холмы и лес. Зима в этом году в землях Виттенштайнов была теплее, чем на западе, в Эбертале, и лишь кое-где между кочками лежал тонкий слой снега. По утрам похрустывал под копытами ледок на лужах.

На десятый день стал виден шпиль замка – на нем не было родового флага Виттенштайнов. Отряд остановился. Мост через ров оказался поднятым, вход – наглухо закрытым. Меж зубцами мелькали шлемы солдат. Алиенора, пришпорив лошадь, выехала вперед и, остановившись на открытом месте, обратила лицо в сторону стены.

– Я Алиенора фон Виттенштайн, дочь барона Виттенштайна – откройте ворота.

На стене произошло движение, один из солдат подошел к бойнице между зубцами и всмотрелся во всадницу. Нора узнала старого сержанта отцовского гарнизона, родом из уэстеров.

– Простите, миледи, но мы не можем открыть ворот, – сказал старик, до сих пор сохранивший в своей речи западный выговор. – Мы вас не знаем. Наш барон мертв, а молодой хозяин в отъезде.

– Отец умер?! Как это случилось?!

– Он был убит на собрании в Эбертале. Простите, миледи, сейчас вам следует отойти от арки, у нас приказ никого не пускать.

– Разве ты не помнишь меня, Уилл?!

– Мое старое зрение не так остро, миледи, как ваше. А еще я вижу отряд чужих солдат.

– Уилл, разве ты не помнишь, как тайком от моих родителей учил меня прыгать на лошади через зеленую изгородь? Я тогда упала и поцарапалась, но никому не сказала про тебя… А еще ты достал из голубятни моего котенка… Посмотри на мое лицо, я Нора! Я вернулась домой. Пусть солдаты останутся за воротами, но пусти меня. Нам нужно поговорить.

Сержант задумался на минуту, потом махнул рукой.

Упал подъемный мост, отворились ворота, девушка в одиночестве въехала под арку входа. Во дворе слонялись незнакомые солдаты, Уилл спешил ей навстречу.

– Я узнал вас, маленькая госпожа. Все были уверены, что вы умерли. Пойдемте в дом, нужно отдохнуть с дороги, люди рады будут услужить вам.

– Пошли кого-нибудь из слуг, Уилл, сказать моей охране, что я отпускаю их. Путь окончен. А кто такой «молодой хозяин»?

– Барон Элеран, госпожа. После того, как объявили о вашей смерти, а господина барона убили в Эбертале, он заявил о своих правах на ваши земли. Никто не стал спорить, все равно прежних хозяев не осталось.

– Теперь все изменится, Уилл. Когда приедет Элеран?

– Вечером, маленькая госпожа, он уезжал в Шарфенберг.

Нора взбежала по ступеням, все было так знакомо и уже незнакомо, казалось, дом ее детства стал совсем маленьким. Служанки суетились вокруг, каждая старалась угодить, кто-то грел воду, готовили еду, глаза женщин светились радостью и обожанием, они как будто ненароком пытались дотронуться до края платья баронессы, наверное, хотели убедиться в реальности вернувшейся хозяйки.

К вечеру отдохнувшая, умытая и переодетая Алиенора сидела у окна, с нетерпением дожидаясь возвращения Элерана. Он вошел внезапно, остановился посреди комнаты, внимательно всматриваясь в ее лицо, потом сказал как-то отстраненно и грустно:

– А это действительно ты… Я думал – самозванка.

Нора, уже шагнувшая ему навстречу, резко остановилась.

– В чем дело, Элеран? Что случилось?

– Нам надо поговорить, Нора. Случилось много всего, и многое изменилось. Кстати, прими мои соболезнования. Твой отец был несколько твердолоб, недостаточно гибок, но всегда оставался честным рыцарем.

Нора поразилась равнодушно-пренебрежительному тону Шарфенберга – и осеклась на полуслове. Элеран твердо посмотрел ей прямо в глаза, но тут же отвернулся, где-то под коркой его равнодушия тлела искорка тревоги. Неясное опасение заставило девушку промолчать.

– Это была просто стычка на собрании баронов. Твоему отцу не повезло – встал не на ту сторону. Он умер быстро, в бою. Это хорошая смерть.

– Где тело отца? Я хочу увидеть его.

– Тело погребли в Эбертале. Поверь мне, все было сделано наилучшим образом.

Нора, выпрямившись, отвернулась к окну – на дворе муравьями суетились солдаты. Почему-то ей хотелось, чтобы Элеран не заметил ее слез. Она обернулась, когда ресницы уже высохли. Шарфенберг – что удивительно – сидел, терпеливо ожидая развязки дочерних переживаний. Девушка изумилась – на поясе Элерана висел меч. Оказывается, он так и вошел в ее комнату с мечом, словно она была низкорожденной служанкой. Нора, забывшись, с интересом рассматривала бледный, точеный профиль жениха. Шарфенберг неуловимо переменился – в нем сейчас было нечто от дорогой, но потертой монеты, которая прошла через множество цепких рук.

– Что еще?

– Нам нужно объясниться…

Он резко встал, почти отшвырнув в сторону кресло.

– Не будем медлить, это ни к чему. Сразу скажу – я сожалею и прошу прощения, что не смог тебя защитить. Возможно, если следовать канонам, я должен был умереть там, в холмах, со стрелой между ребрами, кровью на губах и небом в глазах – как поют в песнях.

– Я не обвиняю тебя за то, что ты не умер.

Элеран махнул рукой, отрезая прошлое.

– Оставь. Женское мнение в таких делах мало что значит. Я осудил собственную слабость и найду способ восстановить свою честь, эта война – не последняя в Церене. В сущности, я о другом… Между нами все кончено.