Натюрморт для вампира - Наталья Хабибулина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Позвольте, я добавлю? – Авдеев поднял руку. – Женщина в очках фигурирует также и в деле с кулоном, и в деле о краже музейных ценностей. Правда, там очки, по словам свидетеля, были небольшие. Но странность в одежде тоже была отмечена. И перчатки…
– Как думаете, маскировка?
– Уверен. Я хочу посоветоваться с кем-нибудь из женщин нашего отдела относительно этого наряда. В этой маскировке очень много несоответствий. Необходимо все данные систематизировать, тогда можно будет сделать определённый вывод.
– Кстати, об очках. – Дубовик сдержанно улыбнулся и вновь поправил тонкую дужку своих очков. – Если у этой женщины нормальное зрение, значит, очки должны быть с простыми стеклами, и наоборот. А вот если человек с хорошим зрением, желая ввести нас в заблуждение, нацепит очки с диоптриями, то движения, жесты будут несколько раскоординированы, и опять же, подслеповатый человек в простых очках будет вести себя так же, неуверенно. Думаю, на это стоит обратить внимание. – Дубовик говорил уже более спокойным и размеренным голосом.
– Я ещё хотел бы сказать кое-что относительно тропинок. – Зубков опять поднялся, держа в руках тонкую папку. – В отличие от майора Антоника, я оптимистичней отношусь к этому вопросу. Я проходил по тем, которые указывали свидетели. Могу совершенно точно сказать, что мальчиков с дороги увести могли только на дачи. Вот, взгляните, – Зубков положил перед Дубовиком составленную им схему, над которой он работал весь прошлый вечер, коротая его в доме Татьяны. – Если идти со станции, то по правую сторону от дороги есть тропа, ведущая к дачам, расположенным ближе к станции. С перекрёстка идет дорога на центральную улицу дачного посёлка, но с перекрёстка же наискосок идёт тропа к дальним дачам, от которых уже можно идти в деревню, по отдельной тропе, на которую указала Вишнякова, – он провел карандашом по схеме. – По левую сторону по дороге со станции наискосок к Дому отдыха тоже идет тропа, дальше – поворот с перекрёстка. А в деревню дорога идет от перекрёстка прямо. И вот если кому-то надо пройти к дальним деревенским домам, тогда надо сначала свернуть на дорогу, ведущую к Дому отдыха, а оттуда уже на тропинку по направлению к деревне. Если бы мальчики пошли именно по ней, то их от ворот Дома отдыха увидел бы вахтёр. Я проверил. Тропинку к Дому отдыха пересекает небольшой ручей, я там тоже прошелся, но мостки оказались сломаны. Потому и Цуриков шел по дороге, а не по тропе. Если мальчиков надо было бы увести к ближним дачам, пришлось бы пройти назад несколько десятков метров от перекрёстка. Тогда их мог бы увидеть мужчина, идущий на станцию. По дачной дороге, по которой им ближе к дому, они не пошли, значит, я делаю вывод, они пошли к дальним дачам, по тропинке.
Дубовик уважительно посмотрел на Зубкова:
– Молодец, капитан, хвалю! Продолжайте работать по «Озёрной», только мне предоставьте план своих дальнейших действий. Цурикова беру на себя. А вам, Эдуард Олегович, необходимо поднять и тщательно изучить дела по исчезновению мальчиков в соседних районах. Завтра доложить! Всё! Свободны!
Зубков с тайной радостью принял задание подполковника и вновь отправился на «Озёрную». На сей раз с ним поехал Игошин, который не меньше капитана был рад этой поездке. Работать с Антоником ему было трудно, тот и к своим коллегам относился с барской непочтительностью.
Обедали у Татьяны. Зубков уже совершенно освоился в её доме, женщина же была не против, и с удовольствием наблюдала, как Иван Артемьевич по-хозяйски угощает Игошина. Сама она разбирала сумку с городскими подарками и угощениями.
Когда Татьяна вышла на улицу, Игошин, наклонившись к Зубкову, тихо спросил:
– Так у вас что, всё сложилось?
Тот кивнул:
– Хочу сделать предложение. Как думаешь, согласится?
Илья пожал плечами:
– Вам виднее, но, похоже, что вы ей нравитесь.
Зубков удовлетворенно кивнул.
После обеда сразу направились к дачному поселку по тропинке, указанной Зубковым на схеме.
– Нам с тобой, Илья, надо очень внимательно пройти по этим тропкам, осмотреть всё вокруг. Любой человек, если он живой, обязательно оставляет какие-то следы. Даже конфетный фантик может иметь для нас значение, – поучающим тоном наставлял капитан Игошина. – И подход к дачам надо тоже внимательней обследовать. Ведь если я не ошибся, и мальчишек вели именно по той тропе, человек, уводивший их, должен быть совершенно уверен, что никто не увидит, как он привел к себе детей. Следовательно, и обзор из окон близлежащих домов мы тоже должны изучить.
– А вот скажите мне, товарищ капитан, вы верите в то, что говорил нам товарищ подполковник, ну, что это какой-то ритуал? – стараясь идти след в след за Зубковым, чтобы не наступать тому на пятки, спросил Игошин.
– Чёрт его знает! Трудно согласиться, но и отрицать этого мы не можем. Вот я могу рассказать тебе один случай из моей практики. Служил я тогда на границе с Монголией, и случилось со мной несчастье, как раз перед военной провокацией, устроенной Квантунской Армией на Халхин-Голе. Сломал ногу, попал в госпиталь. Перелом страшный, открытый. Кость наружу торчит, боли невероятные. Хирург, который складывал мне ногу, сказал, что буду хромать, а то и хуже. Я ещё совсем мальчишка, и вдруг услышать такое!.. Ну, сколько-то времени провел на больничной койке, вышел на костылях. После Хасана мы все рвались в бой, а я, значит, как бы уже и не нужен… А тут мне один санитар шепнул, что дескать есть поблизости в деревне шаманка, посоветовал пойти к ней. Я сначала отнекиваться стал, возмущался, что, дескать, комсомолец – как можно! А потом вижу, как ребята – однополчане мои, бегают, стреляют, подготовка у них, значит, полным ходом идёт! Ну, тут меня так разобрало!.. Плюнул на все и пошел к этой шаманке. Ну, приняла, от денег отказалась, ногу осмотрела, посадила меня на какой-то коврик. Развела огонь в большой чаше, кинула туда каких-то трав, и тут же вокруг всё заволокло дымом пахучим, а старуха раскладывает вокруг меня
