Тихие Клятвы (ЛП) - Джилл Рамсовер

в ремень безопасности, слезы текли по моим щекам, дыхание было неглубоким и судорожным. — Держись, мама. Я сейчас. Я иду. — Я не могла отстегнуть этот чертов ремень безопасности. Мои пальцы дрожали и тряслись, не в силах разобраться с разблокировкой, что усугубляло мою панику.

Я не могла дышать.

Я не могла ни видеть, ни дышать, и я не понимала, что происходит.

— Эми, детка. Успокойся. — Две большие руки сцепились по обе стороны от моего лица и заставили меня повернуться. — Шшш, детка. Все хорошо. Ты здесь, со мной. Я держу тебя. — Кристально чистые голубые глаза. Коннер.

Не моя мама.

Мое дыхание замедлилось, когда я вернулась в реальность. Я ехала с Коннером, и наша машина была повреждена, но мы были в порядке.

Он вытер мои щеки своими грубыми пальцами, его глаза смотрели глубоко в мои. — Мне нужно, чтобы ты успокоилась, Ноэми. Это еще не конец, — сказал он мягко, но настоятельно.

Я попыталась перевести взгляд на заднее сиденье машины, но он держал мое лицо направленным на свое.

— Смотри на меня, детка. Теперь мне нужно, чтобы ты легла на пол и молчала. Ты можешь сделать это для меня?

Я кивнула.

— Хорошая девочка, — прошептал он, опустив одну руку вниз, чтобы отстегнуть мой ремень безопасности, а затем открыл бардачок, чтобы достать черный пистолет. Он посмотрел на пол, молчаливо приказывая.

Я скользнула вниз в тень.

Коннер передернул затвор пистолета, его рука взялась за ручку двери.

Новый привкус страха внезапно забил мне горло. Он собирался выйти им навстречу. Чтобы встретиться лицом к лицу с людьми, которые хотели нашей смерти. Что, если они убьют его? Почему эта мысль наполнила меня таким ужасом? Боялась ли я просто вернуться к отцу, или это было нечто большее?

Когда я представила себе живые глаза Коннера, ставшие тусклыми и безжизненными, как у моей матери, мои веки сомкнулись, яростно отвергая этот образ. Я не хотела терять его. Даже сама мысль об этом мучила меня.

Я вздохнула и вздрогнула, когда он распахнул дверь. Он не сразу вышел. Он ждал, пока прекратится стрельба сзади нас. Как только они стихли, он бросился вперед. Серия его собственных выстрелов громко прозвучала в воздухе вокруг нас.

Я зажала уши руками, по щекам потекли очередные слезы. Я даже не поняла, что снова закрыла глаза, пока тишина не заставила меня приоткрыть зажмуренные веки.

Я была одна.

Мои глаза расширились, как будто это могло помочь мне увидеть, что происходит за пределами моей психической крепости. Я напрягла слух, пытаясь расслышать, как бьется мой пульс, но никаких звуков не было, пока мимо не пронеслась машина. Отвлечение внимания вызвало еще одну очередь пуль.

Это стрелял Коннер или напавший? Боже, как я ненавидела не знать, что происходит.

Секунды спустя я услышала серию ударов и гортанные проклятия — драка.

Коннер, должно быть, с кем-то борется.

Неужели за нами гнался не один человек? Что если он был в меньшинстве? Я без устали жевала губу, переполненная беспомощностью.

Когда раздался одиночный выстрел, за которым последовала оглушительная тишина, мне пришлось выглянуть. Проскользнув на водительское сиденье, я изо всех сил старалась оставаться незаметной, приближаясь к все еще открытой двери. Как только я оказалась в положении, позволяющем вынырнуть в случае необходимости, я выглянула наружу, чтобы оценить ситуацию.

Коннер стоял с пистолетом в вытянутой руке. Его грудь быстро поднималась и опускалась, глаза были устремлены влево, а пистолет оставался направленным на того, кто, по моему предположению, лежал на земле.

Я осторожно поставила ногу на землю и встала, чтобы заглянуть через крышу автомобиля. Затем произошел целый каскад событий.

Заметив мое появление, Коннер мотнул головой в мою сторону как раз в тот момент, когда выстрел прогремел по металлической крыше в нескольких дюймах от моего лица. Я упала на землю, но успела заметить человека, убегающего с места преступления.

— Господи Иисусе, — прорычал Коннер, сделав несколько выстрелов вдаль, прежде чем броситься ко мне. — Он попал в тебя? Ты ранена? — Его глаза обшаривали мое тело.

Я покачала головой. — Он не попал в меня. Они все еще там?

Присев на корточки рядом со мной, Коннер откинул голову назад на длинном вдохе. — Не совсем. Один мертв, а другой сбежал.

— Ты знаешь, кто они были или что им было нужно?

Когда наши взгляды столкнулись на этот раз, гневная месть смотрела на меня в ответ.

— Албанцы. — Это слово было произнесено с язвительным презрением. Я не была уверена в их прошлом, но одно было ясно. Коннер их ненавидел. — Возвращайся в машину. Я поставлю запаску и отвезу тебя домой.

Я сделала, как он велел.

В то время как я ждала, пока он сменит шину, машина наполнилась удушающей неопределенностью, переходящей в неловкость. Мои эмоции были в беспорядке. Как бы я не старалась не думать об этом, мои мысли постоянно возвращались к рукам Коннера на моем лице, его глазам в дюймах от моих, а его слова были бальзамом на мое больное сердце. Он был так невероятно мил.

Шшш, детка. Все хорошо… Я держу тебя.

Его слова бесконечно повторялись в моей голове. Я была в полной истерике. Логично, что ему нужно было успокоить меня, прежде чем мы закончим стрельбой, но мое сердце хотело прочитать его действия. Я хотела, чтобы ему было не все равно.

Я могла только представить, что он думал обо мне теперь, когда видел, как я полностью вышла из себя. Я была совершенно не в себе.

Вздохнув, я оперлась локтем на дверь и закрыла глаза рукой, молясь, чтобы этот день поскорее закончился.

К тому времени, когда Коннер скользнул на водительское сиденье, его кобальтовые глаза полностью заледенели. Какова бы не была природа его переменчивых мыслей, я не собиралась их прерывать. До конца поездки мы оба молчали.

Впервые за шесть месяцев я почувствовала облегчение, приехав домой. Коннер проводил меня до двери. Я ожидала, что он уйдет, как только Умберто ответит, но он попросил позвать отца и велел мне подняться наверх. У меня не было ни сил, ни желания спорить. Однако, добравшись до своей комнаты, я поняла, что у Коннера была не одна причина желать встречи с моим отцом. Я решила, что он хочет обсудить наш близкий к смерти опыт, и забыла о том, что мы обсуждали за несколько минут до того, как это произошло.

Стал бы Коннер говорить с отцом о том, что тот причинил мне боль?

Непреодолимый прилив паники охватил меня, и не из-за