Цербер - Николай Полунин

- А ведь ты, Паша, знаешь, что в тебе такого, - медленно сказал Михаил. С самого утра сегодня знаешь и сразу об этом подумал. И сейчас думаешь. Ты скажи, Паша, повинись, душе, говорят, от этого легче становится.

На него, кажется, опять накатывало. Он готов был все понять и все вспомнить. Даже свой сегодняшний утерянный во тьме сон.

Павел дико сверкнул нехорошим черным глазом.

- И опять ты прав, Братка, - с тоской сказал он. - Ничего-то ты про меня знать не можешь, а все время оказываешься прав - с чего? Ты спрашивал, откуда у меня такая шкура дырявая. Скажу, если твоя Сила не шепнула. Это РГД, Братка. Самая обычная РГД. И бетонный колодец, где мы с ней повстречались.

Михаил напряженно смотрел в глаза Павла. Тот был невозмутим.

- Тебя должно было на лоскуты порвать. Батя. Как же так?

- А и порвало. Только я-то этого не помню. Мне гостинец кинули, люк прикрыли, дальше по своим делам пошли. Глаза продрал - тьма кромешная, толом воняет, как в аду, подо мной куски мяса валяются. Ну и ощущения... соответствующие. Как смог - себя обтрогал, все мое вроде при мне, одежки только мало. Тогда это чье? Я ж один вниз прыгал. Тоже, выходит, мое, а, Братка? Вылез кое-как, когда свет туда попал, посмотрел - точно, мое. Рукав куртки мой, ботинок мой, как раз на мне нету. Представил картинку, да? Ты мне когда про исцеления свои чудодейственные рассказывал, я сразу на заметку взял. Но у меня все гораздо скорее происходит. Как при ускоренной съемке. Так я половину себя в том колодце и схоронил. Кольцо обручальное на той руке осталось. Заставить себя слезть, забрать так и не смог. "Утеряла колечко..." песня есть такая русская народная.

- Значит, метины все твои - из того колодца?

- А чего не спросишь, как мы там с "фенькой" вдруг столкнулись? Я, Братка, не ангелочком жил. На мне много, знаешь, чего...

- Что было, то прошло, Батя. Мы и там ангелами не были. Помнишь двух девчонок, что в горы увезли? Использовали - и под обвал.

- Памятливый ты, Братка. - Павел прилег, опершись на локоть. Выражение лица в шрамах не изменилось. - Метин моих потом еще добавилось. И сам, и люди помогали. Но ведь до того случая ничего похожего не было. Портили шкуру, кости ломал, но заживало и срасталось, как у всех. В природой определенные сроки.

- Слушай, может, у меня бред, но не выходит ли, что и ты, и я...

- Не выходит. У тебя - пять годов, а мой случай в феврале восемьдесят восьмого произошел. С того и началось.

- И никто не знает?

- Про тебя еще кто знает? Про меня тоже... Кто узнавал, тот долго не жил. Только мне эти чудеса самому делать приходилось.

Солнце наконец завалилось за берег на западе, и сейчас же небо и вода окрасились нежной розовой пеной. Два облака, заблудившиеся в чистом куполе, стали золотыми.

- Хороши над озером закаты, Братка, - тихонько сказал Павел. - А уж зимой как бывает... Эти бы закаты, да всем, кому мне охота, показать. Я тебе, Братка Миня, тоже кое-что покажу сегодня. Вот договорим только, да водки еще выпью. А то сильно больно получается.

- Может, не надо тогда? - Михаил сразу понял, о чем речь.

- Может, и не надо. Погоди, давай о насущном. У тебя в работе двое, девочка и неизвестный. Давай думать, чем они ЕЕ могли увлечь. Думай, Братка.

Михаил поднялся, натянул брюки, через голову набросил сорочку. Он и без Павла уже все обдумал. Выводы напрашивались сами собой.

- Не знаю, чем они могли ЕЕ заинтересовать, но та женщина, Лена... она заинтересовала лично меня. До сердечного стука, уж если тебе интересно. Считаешь, мне приятно сознавать, что она... что ее через несколько дней... что именно я, понимаешь?.. Нам даже сны одинаковые снились, когда и знать-то друг о друге не знали.

- Погоди, что значит - одинаковые сны? Она с тобой в одной компании, что ли? И давай без лирики и соплей!

- Она не в одной со мной компании. - Михаил поднял мачту "Мустанга" со свернутым парусом и подвязанным гиком. - В своей компании я один. А сны просто сны. Синяя страна... К Силе это не имеет отношения. Зато к Лене имеют отношение те, кто начал таскаться за мной. Кто зарядил джип, понимаешь? Лена на каком-то очень плотном цугундере. Не знаю, кто там. Я надеюсь с ней больше никогда не встретиться, а от этих как-нибудь отмотаюсь.

- Да, Братка. - Павел громко и неожиданно рассмеялся, вскочил, легко подхватил красную доску. - Умеешь ты влипать в ситуации! Ничуть не изменился. Помнишь, на тропе я тебя битый час на автоматном ремне над ущельем держал? Пошли вечерять да паренька проведаем твоего, как бы не натворил чего спьяну, а то и утечь может под шум прибоя. Вот черт, средняя секция протекает, слышишь вода. - Последнее относилось к "Мустангу".

Тезка-Мишка спокойно спал, отвернувшись от окна, но из-под подушки торчала рукоять пулемета. Павел потихоньку вытянул "стечкин" и гаркнул: "Встать!" Знакомые штуки.

Михаил поморщился. Тезка-Мишка ошалело шарил под подушкой, таращил непроспанные гляделки. Ему влили еще стакан самогона, оставили досыпать.

В темноте на берегу жгли огромный костер. Было устроено специальное костровище из огромных диких камней. Сверху место прикрывалось крышей с высоким коробом, в который уходило пламя.

- Твоя работа?

- Угу.

Павел был сосредоточен и мрачен. Он что-то прятал под полой наброшенной на могучие плечи стеганки.

- Я скажу, почему я готов тебе поверить, Братка, - сказал он, когда они отошли от костра, возле которого сидели и пели, звеня двумя гитарами. - Ты пришел ко мне от НЕЕ. От Безносой. Мы с ней давно в кошки-мышки играем, когда еще оно началось, ты знаешь. Я никогда не боялся, ты тоже знаешь. Я не боялся, когда воевал раз, когда воевал два, и после тоже. И тут я не потому, что боюсь. Я не могу вернуться к своим, потому что для Люши и девочек я... я буду призраком с того света. Они видели, как меня рвали на куски, понимаешь? Кто должен был, потом ответил. Я не хочу подробностей, но знай, вернуться я не могу. Да еще... таким.

- Брось, Батя, существует пластика...

- Специалист делал, Братка. Никакая пластика тут... дайне в ней...

Павел гулко отпил большой глоток из банки, которую прихватил с собой на ночной берег. Тут и там виднелись вдали огоньки костров. Над водой всегда хорошо видно. Сумасшедший соловей завел свои свисты и трески в черемухе по ту сторону малого заливчика.

- Ночи, - сказал Павел, глядя на далекие костры. - Ночами мы становимся слабыми. Особенно, когда ночью ты один. Я не просто про бабу, ты понимаешь.

- Я понимаю.

- Хорошо, что ты приехал, Братка. Черт с ней, с Безносой, мы ее опять обдурим. И девочку твою найдем, и тоже Безносую обдурим. Ты мне верь.

Черные глаза Павла сверкали в отблесках огня с поляны, только теперь Михаил разглядел в них действие самогона. Какая это была банка, пятая?