Записки. Том II. Франция (1916–1921) - Федор Палицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сформировать армию для борьбы с невооруженной русской буржуазией по-теперешнему времени не трудно, но для борьбы с врагом России такая армия никуда не годится. Она от немцев будет уходить, будет убивать, грабить своих.
Тяжелые явления имели место в армии и в Черноморском флоте, если верить сведениям, которые приходят из России. Переговоры подходят к подводным камням. Первые шаги Троцкого на дипломатическом поприще неудачны, пришлось извиниться и уступить. Значит, в дальнейшем пойдут уступки. Кюльман и Чернин оседлали Троцкого и нашу делегацию, и, вероятно, постараются сделать то же с хохлами. А внутренние дела текут так же безнадежно, как и раньше. Порядка, безопасности и просто жизни нет, и Ленин не может восстановить это, ибо сам он покоится на силе анархии и разгула. Что для меня темно, это красная гвардия, или вооруженные рабочие. В чем разница у них с солдатами? Хуже ли они, или лучше? Как будто борются с пьянством и грабежом, а может быть, это и не так.
1/14-I-18
Мало утешительного сулит наступающий год для нашего отечества.
Мир – общий страстный лозунг, позабыта старая истина, что мир настоящий, прочный и отвечающий государственным интересам, доступен лишь государству сильному. А Россия, не переставая существовать, перестала быть государством, и мир ей будет продиктован ее врагами, мир беспощадный, а для достоинства недавно еще великой державы, позорный и убыточный настолько, что пройдет столетие, прежде чем государству суждено оправиться, а не быть ареной опытов, которые могут и окончательно разрушить Россию.
Враги прежней государственной жизни желали, скажем, мира и любви, они желали крупных социальных изменений, создание социалистического государства. Не принесут ли они, взамен этого, ненависть, вражду и взаимное уничтожение?
Я не увижу последствий, ибо уйду, исстрадавшись настоящим туда, откуда нет возврата, где нет вражды и злобы, а вечный покой. Все русские в Париже проникнуты одной мыслью, как бы прожить и как бы ухватить куш денег. До 1 апреля всем (офицерам), кажется, выдали оклады, а что будет дальше?
Уже 1½ месяца, что из Франции никого не выпускают и не впускают, среди русских здесь ходят фантастические слухи, не буду их повторять. Они больше внушены страхом. Но положение все-таки серьезное. От русских все отшатнулись, но сдержаны и пока приличны. Не думаю, что мы после всего случившегося и последствий, которые вытекают из этого для всех союзников и Франции, в особенности, могли бы на что-нибудь претендовать. Но претендуют. У всех в мыслях, как бы что найти. Но это детские мысли, ибо кто же даст людям, ничего не знающим и не владеющим языком? Другое стремление к составлению разных обществ, одно с целью помогать французам, другое для самоопределения и самопомощи. В основе как бы найти кусок хлеба. Военным французы предлагают на фронте, из 20 тыс. массы 350 человек туда отправились. Солдат – часть направляют на работу, кто не хочет сражаться, а кто не хочет ни работать, ни сражаться – в северную Африку.
У нас есть тыловое управление с полковником Карханиным{126} во главе. Оно громадное и оклады еще более громадные. Когда сюда ехал Занкевич, то все это им было устроено там, а оклады определил себе, по-видимому, Карханин. Говорят, в общем он получает 5500 франков в месяц, т. е., без малого 70 тыс. в год. Столь же громадные оклады и ниже. Делать им нечего, да сверх того, поехали люди, которые с Карханиным во главе не могут изъясняться по-французски. Это повальный грабеж. Сам Занкевич начал с того, что выпросил себе прибавку к суточным и представительским, которые я получал (по 15 франков в день и 250 рублей в месяц), и какие-то экстраординарные суммы и право распоряжаться кредитами. Ну и распоряжается. У французов слюнки текут, но и волосы становятся дыбом от наших окладов и пренебрежения к народным деньгам. Помилуйте, как это у вас странно!
Главнокомандующий Жоффр получает наполовину меньше, чем заведующий у вас базой полковник. И так идет кругом. Я получал много меньше Занкевича, старше его, полный генерал, член Государственного Совета, жила отдельно жена, и все-таки у меня была экономия, не громадная, а все-таки была, а Занкевич, приехав, с места потребовал усиления. Хотелось ему получать то, что получают в Англии Дессино{127} и Гермониус{128}. Не дали, но все-таки прибавили 1300–1400 франков в месяц на суточных и представительских. Кругом идет вообще на законном основании хищение.
Генерал (был полковник) Свидерский{129} получает около 6 тыс. в месяц и автомобиль, который тратит колоссальные деньги на бензин, что-то около 20 тыс. в год. И все это живет, и считают, что живут честно. А если перейти к числу, то скажу, что по подсчету, их, по крайней мере, в 4 или 6 раз больше, которые сосут казну и, в сущности, только курят папиросы и шляются по ресторанам. И французы все это видят и нас за это не уважают.
Я очень виню Занкевича. Пока я был, я не имел ни полномочий, ни прав вмешиваться. Многое было не устроено благодаря Петроградскому Генеральному штабу, его волоките, его неумению. Я умолял отсюда дать Занкевичу права и полномочия. Что же он с ними сделал? Навез тыловое управление, увеличил казенные расходы, распылил и осрамил русские войска своей политикой, вернее, политиканством. В одном он был искренен, а именно в том, как он мне сказал в июне на мое заявление: «Ведь это стыдно». «Да, ваше высокопревосходительство, но за свою службу заграницей я потерял стыд». Счастливый человек, что избавился от такого бремени.
Бедного Коку Бобрикова отдали под революционный суд, за сопротивление распоряжениям народных комиссаров. А у него, бедняги, никаких распоряжений, ни власти нет. Кто-нибудь донес, вернее, писарь. Все они протестовали, когда власть была захвачена большевиками. И посол{130}, и Занкевич, и другие, помельче.
Я в это не путался, ибо никого из них не вижу, но Коке и Игнатьеву говорил, что это глупо и неправильно. Если не хотите служить – уходите, но фрондировать и показывать кукиш из кармана – по-детски. Но это им нужно было для французов и для кредитов. Говорят, они послали какие-то протесты в Петроград. Не думаю. Лукавство одно, а дело и мужество – другое. Несколько дней тому назад встретил у Караулова{131} корнета Семенова{132}. Разговаривая, я ему сказал, юридически я все-таки не понимаю, чем Ленин менее законен, чем Керенский? И то и другое ведь явочным порядком. Французов я понимаю, Ленин для них – сепаратный мир, и для них он не приемлем. Но если мы следовали за Керенским, которой создал все зло в России, то юридически, чем же Ленин хуже? Чувствовать можно, в общем, беззаконие, я между ними разницы не вижу. Мы присягали Временному правительству, которое должно довести нас до Избирательного собрания, а не лицам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});