Записки. Том II. Франция (1916–1921) - Федор Палицын

Лично моего отношения к этим лицам не высказываю. Передо мной стоит растерзанная, опозоренная Россия, и ей одной, пока жив и жива она, буду служить. Мы заграницей ужасно любим разыгрывать личную роль, прикрываясь чужим плащем. Это смешно и глупо. Теперь, в нашем пассивном положении, остается ждать. Жизнь дома ужасная. Здесь этих ужасов нет, но она давит невозможностью что-либо сделать. Со времени признания независимости Финляндии мысль о Швеции меня не оставляет. Я вижу, но доказать теперь не могу, выступление Швеции, чтобы помочь Финляндии отделаться от бесчинствующих там наших войск. До признания Финляндии независимой, это была война с Россией, теперь же дружеская услуга, даже и не за Аланды{133}, а просто, чтобы поддержать только что оперившееся правовое государство. В глазах культурного (запада) мира, Швеция окажет благородную поддержку. Для России это будет одним плевком больше. А что из этого может разыграться дальше – я не знаю. Если будем катиться все вниз, и народ, общество, и то, что наверху будут продолжать жить сегодняшним днем и без сознания своей народности, то, может быть, будет еще сквернее. Помещаю это в виде памятки. Страшен сон, да милостив Бог.

2/15-I-18

Свои подсчеты немецких сил, собранных против франко-английского фронта, я еще не докончил. К 2/15 по валовому расчету можно считать, что 166, 167, может быть 168 германских дивизий, собранных по эту и по ту сторону Рейна. Есть признаки, что прибыли и австрийские дивизии (не верно), как к северной части, так и к южной части фронта. Часть тяжелой австрийской артиллерии прибыла в район Эльзаса. Силы большие, пока не превосходящие союзников, но скорее равные. Может быть, еще прибудут. Сверх этого немцы усилили и улучшили элементами с востока{134} части западного фронта – это серьезно для продолжительных и упорных боев, если германцы решили прорвать союзнический фронт и затем развить этот акт.

Предстоящая германская операция очень трудна, даже при условии некоторого превосходства в тяжелой, и в особенности, в короткой артиллерии. Но я не знаю, что в этой последней области достигнуто союзниками. Они тоже усиленно работали, как в этой области, так и в авиации.

К чему они не могли подойти, это к единству командования, вернее, управления. Это просто удивительно, с каким упорством штатское управление стоит за эту раздельность. На основании моих наблюдений начиная с ноября 1916 года над главными действующими лицами, я пришел к заключению, что главное препятствие для объединения – это Лондон, но не Ллойд Джордж. И непонятно это, и страшно за операцию, которая может решить судьбу союзников, операцию с расчленёнными головами, против одной мысли и единства распоряжений. Вчера и генерал Делакруа поднял свой голос, но скромно. Военным не позволяют здесь говорить решительно.

Я составил сегодня записку по этому вопросу, думаю отправить ее Клемансо{135}. Безобразов{136} переведет мне ее на французский язык, и там увижу, что делать. <…>

5/18-I-18

Препятствия в проведении общего объединения управления хотя бы на французско-англо-бельгийском фронте вероятно: 1) в Робертсоне, 2) в затаенном недоверии французской палаты к военным, вообще, с чем, по-видимому, должно считаться такое правительство, как настоящее с Клемансо во главе; 3) не думаю, но, может быть, было бы неприятно бельгийскому королю{137}. Но то, что я высказываю: это мое предположение, основанное только на моих наблюдениях над людьми и течением жизни. Я даже сомневаюсь в возможности этого начала теперь, когда действия противника могут развернуться скоро. На моих глазах протекли более простые изменения с Жоффром, Нивелем и Петеном и я видел разруху оперативной кухни, которая длилась долго.

И все-таки, я считал бы, несмотря на все неблагоприятные условия, в которых мы живем, что ввести это надо.

Соберется ли сегодня конституанта? Если соберется, каков будет ход ее работ? Как она себя поставит?

Ход Брест-Литовских переговоров совершенно изменил существо наших мирных пунктов 1–6, и совершено незаметно для делегатов наших, которые попали в тупик. Если бы наши делегаты с Троцким и другими во главе, прежде чем провозгласить трескучую декларацию проанализировали бы ее с точки зрения применения к действительной жизни, в настоящих условиях, беря их во всей совокупности и сообразно психологии немецкого народа, и их правителей, то такой постыдной гаффы[22] не было бы.

Теперь остается или согласиться с немцами, и тогда уступки интересов России польются неудержимо широкой волной, или надо принять на себя все последствия решительного отказа толкованиям немцев. Что сделает Троцкий, не знаю, ибо ему одинаково легко и безразлично сделать и то и другое, так как он не стоит на почве интересов России.

Мне представляется, что Троцкий и делегаты из цепких лап немцев не выберутся.

Вероятно, в минуту горькую они надерзят, им прочтут нотацию, что так нехорошо, но переговоры будут продолжаться, ибо ни Троцкий, ни делегаты, уже сдавшие свои позиции, ничего другого, по их мышлению, не могут.

По современным понятиям немцы поступают хорошо. Но я знал другую Германию, возвышенную и рыцарскую, которая на такие переговоры с такими делегатами не пошла бы, а коли ей нужен мир, брала бы его оружием, и затем диктовала бы свои условия, без экивоков, без лицемерия, без унижения.

С другой стороны, требования Германии чрезмерны, и история не представляет нам примера, чтобы отрывалось то, что захвачено войной. Правда, мы пошли им навстречу с самоопределением народностей, которое, если это верно, с легкой руки наших Петроградских политиков в Вене получило соответствующую формулировку.

Бедное российское крестьянство и рабочие, как тяжко вам и вашим детям придется заплатить за это безумие. Но в настоящем, когда призванные на защиту отечества воины и, переодетые, занимаются грабежом при участии рабочих, и в будущем, когда все будет разорено, вы обречены будете на худшую бедность. Что с вами будут страдать те, которые кое-что имели и давали вам работу, от этого вам легче не будет. Жить и думать, что не сегодня так завтра надо погибать – это не жизнь.

А Смольный все издает и выпускает все новые декреты, по социалистической программе. Не все доходит сюда, а что доходит, то урывками, и о законодательной деятельности института составить себе определенное представление трудно. Чья-то голова с усердием над этим работает.

Приехавший из Петрограда Ионнеско{138}, как мне сегодня говорили видевшие его, утверждает, что в Петрограде образцовый порядок, поддерживаемый Красной гвардией.