Джузеппе Гарибальди. Мемуары - Джузеппе Гарибальди

Своим спасением мы были обязаны тому, что в этот самый час мелкие лодки неприятельской флотилии с посаженными на них войсками были посланы для захвата острова Свободы. Как выяснилось позже, именно этим обстоятельством было вызвано молчание противника, который, желая напасть на остров врасплох, старался соблюдать тишину; по тем же причинам он не послал свои лодки, чтобы захватить нас, хотя это не представляло труда.

Но какова судьба! В полной безопасности мы достигли мола, и здесь до нас донеслись звуки выстрелов со стороны острова, который в этот момент начал штурмовать противник.

Я немедленно дал знать о случившемся правительству, сам же отправился к флотилии, чтобы подготовить наши небольшие суда к отплытию и оказать помощь острову, если еще было не поздно.

На острове Свободы наших было около шестидесяти человек, плохо вооруженных, с ограниченным количеством боеприпасов. На рассвете я отплыл из Монтевидео с двумя судами из трех, имевшихся в нашем распоряжении; третье судно, не вполне вооруженное, не было еще приведено в состояние боевой готовности. С двумя суденышками, вооруженными каждое 12-дюймовыми пушками из числа тех, которые были сняты с севшего на мель «Оскара», мы достигли пролива между Серро и островом и стали здесь лавировать. Чтобы узнать, находится ли остров в наших руках или в руках противника, я вынужден был направить офицера Клавелли на маленькой шлюпке. Он привез счастливое известие, что остров в наших руках и что ночная атака противника была отбита.

Наши смелые национальные гвардейцы, хотя и не привыкли обращаться с оружием, сражались с большой отвагой. Они не только отбросили противника, но и нанесли ему тяжелый урон, так что в течение нескольких дней трупы солдат Росаса плавали в гавани.

Я приказал тотчас же выгрузить на берег боеприпасы к 18-дюймовым орудиям, для обслуживания которых на остров высадился также офицер с несколькими артиллеристами.

Между тем стало рассветать, и едва мы закончили высадку, как неприятель открыл огонь, на который энергично отвечали с острова. С двумя нашими судами я двинулся с попутным ветром на неприятельскую эскадру и также атаковал ее продольным огнем из двух моих небольших пушек. Однако силы участвовавших в сражении сторон были слишком неравны. Мы имели против себя две бригантины и две шхуны, причем на одной из бригантин было шестнадцать тяжелых орудий.

Для имевшихся на острове орудий, чей огонь мог бы причинить большой урон, не нашлось платформы; к счастью, был найден старый полуразрушенный бруствер. Так как пушки устанавливали в спешке, они были очень плохо прилажены; но хуже всего было то, что не хватало боеприпасов.

Хотя море было не очень бурным, наш орудийный огонь из-за бортовой качки маленьких судов был неточен. В конце концов офицер Раффаэле, итальянец, которому я поручил командовать двумя орудиями на острове, после того как все боеприпасы были израсходованы, укрылся со своими артиллеристами и национальными гвардейцами за маленьким, разрушенным бруствером, на котором неприятель сосредоточил огонь из всех своих орудий.

Пушки на острове замолчали, огонь с наших судов был неэффективен, и неприятельские корабли начали поворачиваться к нам бортами и становиться на якоря. Выстрелом из дальнобойной пушки с «Пальмара» у меня ранило несколько человек на корме, в том числе моего помощника Франсиско; этот храбрый мулат был смертельно ранен в живот «бискаино», т. е. круглой железной пулей, картечью. И снова судьба позаботилась о нас! Комодор Пэрвис, командовавший тогда британскими силами в Монтевидео, послал лодку, aiola, или прибыл на ней сам, с одним из тех флагов, которые успокаивают бурю, т. е. с английским флагом. В результате вмешательства англичан бой был прекращен, как будто бы сражавшихся коснулась волшебная палочка! Для меня и для республики это была большая удача!

С этого момента начались переговоры, неприятельская эскадра покинула гавань, и остров так и остался в наших руках.

Какое прекрасное использование силы! Особенно, если сравнить эти действия с низким поведением некоторых сильных мира сего, одного взмаха руки которых было бы достаточно, чтобы остановить реки крови, чтобы позволить подняться поверженным народам и отбить у наглецов жажду угнетения! Каковы бы ни были мотивы комодора Пэрвиса, нельзя отрицать, что он проявил подлинно рыцарское великодушие к несчастному, но мужественному народу, который, несомненно, вызвал глубокую симпатию у достойного и доброжелательного сына Альбиона![120]

С этого времени Монтевидео знал, что в лице английского комодора он имеет не только друга, но и покровителя.

Бой за остров Свободы, счастливый исход которого был больше обязан случаю, чем нашим заслугам, хотя мы сделали все возможное для его защиты, прославил республиканские войска и поднял их престиж, каким бы незначительным ни было это столкновение.

Таким образом, благодаря небольшим, но удачным сражениям положение республики, казавшееся многим безнадежным, стало поправляться. Это служит убедительным доказательством того, что никогда не следует терять надежды в вооруженной борьбе, а тем более в борьбе политической, если отстаиваешь правое дело.

Умелые действия патриотического правительства, возглавляемого Пачеко, переход руководства военными операциями в руки неподкупного, несравненного генерала Паса; мужество и стойкость, проявленные народом, освободившимся от немногих предателей и трусов; организация иностранных легионов — все это мало-помалу стало предвещать счастливый исход борьбы.

Глава 37

Доблестные дела Итальянского легиона

Итальянский легион, образование которого вызвало столько насмешек (особенно со стороны французов, издавна привыкших относиться к нам с пренебрежением из-за наших раздоров), покрыл себя такой славой, которой могли позавидовать лучшие войска. Он участвовал в самых трудных предприятиях, в самых ожесточенных сражениях и ни разу не испытал поражения. При Трес-Крусес, где бесстрашный полковник Нейра из-за своей безумной храбрости был убит в расположении неприятеля, Итальянский легион, находившийся в этот день под его командованием в авангарде, выдержал ожесточенную борьбу, сражаясь один на один и тесня солдат Орибе с занимаемой ими сильнейшей позиции до тех пор, пока не завладел телом убитого командира[121].

Потери Легиона в этот день были велики в сравнении с небольшой численностью его бойцов, но не менее велика была его слава. Этот успех, который, казалось, должен был подорвать силы Легиона, напротив, необычайно ободрил его. Состав Легиона вырос за счет новобранцев, которые, едва став солдатами, сражались как ветераны. Таков итальянский солдат, таковы сыны прекрасной нации, когда их, не скованных разлагающим влиянием священников и трусливых правителей, вдохновляет прекрасная и возвышенная цель.