Джузеппе Гарибальди. Мемуары - Джузеппе Гарибальди

Это сражение делает честь военному таланту генерала Пачеко; оно вынудило неприятельские отряды, действовавшие на правом фланге, держаться с большой осторожностью вдали от Серро, по ту сторону болотистой Пантаносо.

Глава 38

Экспедиция в Сальто

В первые годы осады Итальянский легион участвовал в бесчисленных боях, потерял много убитых и раненых, но ни в одном сражении его храбрые воины не покрыли себя позором. Италия может гордиться ими!

Правда, в эти тяжелые времена кое-кто совершил предательство: дезертировали уже названный мной Манчини, Данус, Джованни Н. и еще несколько низких людей, увлеченных их примером. Это были печальные факты, но они скоро потонули в океане славы, по которому плыл прекрасный легион.

Генерал Рибера был разбит у Индиа-муэрта, однако это не ослабило оборону столицы. Наши военачальники, закаленные в бесконечных боях с осаждавшими, обрели чувство морального превосходства над неприятелем, которое крепло день ото дня. Когда же последовало англо-французское вмешательство, все стало предвещать счастливый для нас исход войны.

Любая страна на земле только выиграет без иностранного вмешательства, и так случится в будущем и с нашей бедной Италией, которой такое вмешательство принесло столько несчастий. В Монтевидео условия были иные, ибо эта столица представляла собой подлинную космополитическую ярмарку, где численность иностранцев, представлявших различные нации, была всегда по крайней мере равна числу местных жителей, а иностранные интересы почти всегда преобладали над местными.

Если бы дипломаты Италии пользовались бы каким-нибудь весом на Ла-Плате, они должны были бы принять участие в англо-французском вмешательстве, учитывая, что итальянцы в численном отношении не уступали ни одной из вмешавшихся наций. Но в 1842 г., когда началась осада, итальянский представитель в Монтевидео не пользовался почти никаким влиянием, и на этом рейде итальянский флаг развевался лишь на одном небольшом военном судне.

В планы, обсуждавшиеся республиканским правительством и адмиралами двух союзных наций, входила экспедиция на Уругвай; ее осуществление поручили мне.

За истекший период наша флотилия пополнилась новыми судами; одни из них (самые первые) были взяты в аренду, другие отчуждены у врагов республики, третьи — захвачены у противника, который направлял свои торговые суда в Бусео, порт, ближе всего расположенный к главной квартире Орибе, и в другие порты, находившиеся под его властью.

Итак, благодаря увеличению нашей флотилии за счет этих судов и двух других судов аргентинской эскадры, секвестрованных англичанами и французами и переданных в распоряжение правительства республики, в экспедиции на Уругвае приняло участие около пятнадцати судов, самым крупным из которых была «Каганча», шестнадцатипушечная бригантина, а также несколько меньших по размеру китоловных судов.

Экспедиционные войска состояли из Итальянского легиона, насчитывавшего двести человек, приблизительно из двухсот национальных гвардейцев под командованием полковника Бэтла (являющегося ныне, в 1872 г., генералом и президентом республики) и почти из ста кавалеристов; кроме того, у нас было четыре пушки и всего шесть лошадей.

Близился к концу 1845 г.[128], когда корабли отправились из Монтевидео в экспедицию на реку Уругвай; эта славная кампания началась блестящими победами, которые, однако, оказались бесполезными для несчастной и гордой восточной нации[129].

Мы достигли Колонии, города, раскинувшегося на высоком мысу, на левом берегу Ла-Платы; здесь нас ожидала англо-французская эскадра, готовясь к захвату неприятельских позиций.

Операция, проходившая под прикрытием мощного орудийного огня с судов трех эскадр, не представляла трудностей.

Сначала высадился я с моими легионерами, а затем национальные гвардейцы. Неприятель не оказал сопротивления в самом селении, однако, когда мы вышли за линию укреплений, мы обнаружили, что он намерен сражаться с нами.

После нас высадились союзники. Я попросил адмиралов оказать мне поддержку, чтобы отогнать неприятеля. Отряды обеих наций подошли к нам на помощь но, вступив в бой на открытой местности с превосходящими силами противника и добившись некоторого успеха, союзники по неизвестной причине отошли назад за линию укреплений, что вынудило нас сделать то же самое, ибо одни мы значительно уступали в силе неприятелю.

Еще до нашей высадки противник, решивший ввиду подавляющего превосходства наших морских сил оставить город, принудил население покинуть его, а затем предал его огню. Вследствие этого перед нами открылось печальное зрелище города, пожираемого пламенем: чтобы быстрее осуществить свой замысел, неприятельские солдаты разломали мебель и разбивали все, что попадалось под руку.

После высадки Легиона и национальных гвардейцев во главе с Бэтлом мы немедленно стали преследовать отступавшего неприятеля; союзники же высадились позже и, заняв покинутый город, выслали, как я уже говорил, часть своих сил нам на помощь.

В самом городе, где царил беспорядок, вызванный разрушениями и пожарами, было трудно поддержать дисциплину, чтобы не допустить никакого грабежа, и несмотря на строгие приказания адмиралов, солдаты англо-французских войск брали то, что им нравилось из вещей, брошенных в домах и на улицах. Наши люди, вернувшись в город, отчасти последовали их примеру, несмотря на все усилия наших офицеров не допустить грабежа. Было очень трудно пресечь беспорядки, так как в Колонии для обеспечения войск было собрано большое количество припасов, и особенно спиртных напитков, которые разжигали низменные страсти грабителей.

Впрочем, основное, что захватили наши люди, были съестные припасы и тюфяки (их перенесли в церковь, где мы устроили себе пристанище на ночь), а также предметы обихода, которые, естественно, были оставлены через несколько дней, когда мы ушли из города. Во всяком случае если бы не пример союзников, который, конечно, подтолкнул наших воинов, дело обошлось бы без подобных эксцессов.

Я остановился несколько более подробно на деталях этих событий и скрупулезно и правдиво обрисовал их с тем, чтобы опровергнуть кое-какие описания, сделанные одним шовинистом, неким господином Пажем, командовавшим тогда французским военным бригом «Дюкуадик»; человеком, которого его соплеменники считали креатурой Гизо, посланным этим министром Луи Филиппа в качестве тайного эмиссара.

Благодаря «открытому» галльскому характеру этого дипломатического шпиона, который, описывая события в Колонии, на чем свет ругает Brigands italiens[130], я вынужден был во время предпринятой по нашей инициативе высадки укрыть моих людей не от огня неприятеля, ибо последний при нашем приближении бежал, не отстреливаясь, а от выстрелов с «Дюкуадика», батареи которого, оказавшись как раз напротив моих людей, подвергли их возмутительному артиллерийскому обстрелу.