Литовские народные сказки - Бронислава Кербелите

— Онуте, сестрица, я тебя превращу в вошь, а себя — в блоху. Которая первой выйдет из воды, та оденется в красивую одежду, а которая выйдет потом, та оденется в кожух.

Лауме выскочила первая и оделась в красивую одежду, а Онуте следом выползла и должна была одевать кожух. Но у нее на руке было золотое кольцо, а лауме его не увидела.

Лауме теперь ехала вместе с Онуте, которая всю дорогу горько плакала.

Лауме ее спросила:

— Куда ты едешь?

Она говорит:

— Я еду навестить своих братьев.

Потом они приехали к большому, большому поместью, лауме вошла во дворец и спрашивает:

— Есть ли здесь девять окон, есть ли девять столов, есть ли здесь девять горшков, есть ли здесь девять мисок и девять ложек?

В конце концов она спросила:

— Есть ли здесь девять братьев?

Шинкарка ответила:

— Здесь нет ни девяти окон, ни девяти столов, ни девяти горшков, ни девяти мисок, ни девяти ложек и нет девяти братьев.

Они поехали в другое поместье, и лауме опять вошла внутрь и так же спрашивала, как и в первый раз. А здесь были девять братьев; старший брат стоял под окном и услышал, когда она так звала. Он тут же пошел звать других братьев и сказал:

— Так вправду это наша сестра.

Ее приняли с почетом, посадили за стол и хорошо угостили. Потом старший брат спросил:

— Кто это сидит в твоей повозке?

Лауме:

— Когда я ехала вдоль моря, так одна лауме уселась, и я ее подвезла.

Братья сказали:

— Пускай она идет в поле коней пасти.

И она должна была идти пасти. Когда она пасла коней, конь старшего брата не ел — встал и все, не ест. Она запела такую песню:

Ой, конек вороной,Почему не ешь зеленой травы,Почему не пьешь из реки?

Этот конь ответил:

Как мне есть зеленую траву,Как мне пить из реки?Эта лауме-ведьмаС братцами вино пьет,А ты, сестрица братьев,Должна коней пасти.

Старший брат был снаружи, так он услышал, как [сестра] пела эту песню. Он пошел в поле и сказал:

— Лауме-ведьма, иди сюда и поищи у меня в голове.

Она горько заплакала и подошла [к нему]. Когда она искала в голове, брат увидел на ее руке золотое кольцо и спросил:

— Где ты достала это кольцо?

Она ответила:

— У меня было девять братьев, и когда я была еще маленькой, старший брат купил мне это кольцо. Потом я выросла, соскучилась по братьям и поехала их навестить. Когда я ехала вдоль моря, лауме звали меня купаться, и я пошла. Так одна лауме превратила меня в вошь, а себя — в блоху и сказала: «Которая первой выйдет из воды, та оденется в красивую одежду». Лауме выскочила первой и оделась. Теперь мои братья ее любят, а я должна пасти их коней.

Брат от жалости потерял сознание и, когда пришел в себя, повел ее домой. Она должна была хорошо умыться, он купил для нее новую одежду и ее красиво одел.

Потом старший брат сказал другим братьям, что лауме обманула их сестру. Тогда они сказали:

— Какое наказание мы назначим для лауме?

Они взяли коня, обмазали его дегтем, поставили у дверей и сказали:

— Лауме-ведьма, иди из избы.

Лауме сказала:

— Ой, господин, я не могу выйти: конь стоит за дверью.

Они сказали:

— Ударь коня рукой, так он пойдет прочь.

Она ударила рукой — и прилипла к дегтю. Они сказали:

— Ударь ногой.

Она ударила ногой — и нога прилипла. Они опять сказали:

— Ударь другой рукой.

Она ударила — и другая рука пристала. Опять сказали:

— Ударь другой ногой, так все отстанет.

Она ударила ногой, но и другая нога пристала.

— Бей лбом, так вся отстанешь.

Она так поступила — и лоб прилип. Наконец, она должна была животом толкать, так и живот прилип. Теперь она вся прилипла. Братья взяли хорошую плетку, ударили коня и сказали:

Беги, конек вороной,Через пустые места,Через ямы.Возвращаясь, в море умойся.

К 2.2.1.1. / AT 451А. Деревня Куршяй, уезд Рагайне (бывшая Восточная Пруссия). Зал. Марольдас (1856). BsLPĮ 1 14.

См. № 93.

96. [Чудесный ребенок]

Три сестрицы стирали в пруду. Шел мимо мальчик. Одна говорит:

— Если бы этот мальчик на мне женился, так я одним ломтем хлеба всю семью накормила бы.

А вторая говорит:

— А я одним аршином ткани всю семью одела бы.

А третья говорит:

— А я бы родила такого ребенка, какого не бывало на свете.

Мальчик услышал и женился на той, которая родит ребенка. Ну, ему надо идти в солдаты. Он ушел, а ее оставил. И она родила этого ребенка: солнце было во лбу, луна — на затылке, а весь в звездах тот младенец. Потом, знаешь, она и думает, что делать, как весть послать? Она отправляет слугу, бумаги делает, записывает ему.

Он [слуга] идет до вечера, подходит к избушке и просится на ночлег. Он просится на ночлег, а эту бумагу кладет на стол. И он говорит, куда он идет, к какому королю. А эта ведьма забирает бумагу и пишет, что новорожденный — половина собаки, половина кошки. А тот человек не умеет читать, он берет эту бумагу и идет. Ну, он опять подходит к избушке, заходит на ночлег и снова кладет бумагу на стол и ложится. Ведьма опять пишет, что новорожденный ни кошка, ни собака, ни зверь. Он идет, идет, идет, приходит к королю. Он словами говорит, что новорожденный очень красивый. Король смотрит в бумагу и говорит:

— Какой он ни есть, такой пусть будет, пока я вернусь.

Ну, слуга берет бумагу: «Пускай его кормят, присматривают, пока я вернусь». Теперь он идет, идет, идет — приходит к той же самой избушке и ночует. И ведьма ему пишет, что [король] велел убить [младенца]. Он идет, идет. Так он снова подходит к избушке, в которой ночевал. Он снова кладет бумагу, ложится. И опять ведьма пишет, что [король] велел бросить младенца в хлев, пока он не умрет.

Ну, так слуга приходит домой. Смотрит в бумагу: велено бросать в хлев. Ну, так потом она и не знает, куда девать этого младенца. Она бросает его к гусям:

— Гусюшки, гусюшки, щиплите моего ребеночка!

— Зачем мы будем щипать? Для нас пастушок вырастет.

Она бросает к коровам:

— Коровки, коровки, затопчите моего ребеночка!

— Зачем мы будем топтать? Для нас пастушок вырастет.

На третью ночь она бросила [его] к свиньям:

— Свинушки, свинушки, съешьте моего ребеночка!

— Зачем мы будем есть? Он будет нам пастушком.

Она нигде не находит тех, кто погубил бы ее дитя: все оберегают. Она бросает [его] к овцам. Эти овцы с шерстью, греют. Ребенок лежит — и ничего. Что ей теперь делать? Она делает гробик, кладет для него много одежды, уже как королева кладет много денег, делает стеклянный верх гробика, относит к морю и опускает в воду. Опускает в море. И потом идет нищий, побираясь. Он видит красивый гробик и палочкой достает его. Видит — очень красивое дитя. Он стал растить его. Растил, растил и выкормил того ребенка кое-какими кусочками.

Ну, и дальше, знаешь, возвращается этот король. Король возвращается, варит много пива и ставит две бочки орехов: кто сосчитает эти орехи, тому отдаст поместье.

Тот старик идет туда. Он приводит этого ребенка, прячет его за печку. Никто не может сосчитать орехи. Тот ребенок кричит:

— Я сосчитаю!

— Молчи, ты, запечный!

Опять пан зовет:

— Кто сосчитает эти орехи, тому отдам поместье!

Дитя кричит:

— Я сосчитаю!

Король услышал:

— Иди, считай!

Он выходит, на голове нищенская шапка, оборванный, и говорит:

— Три сестрицы стирали в пруду, два ореха. Мимо шел король, два ореха. Одна сказала: «Если бы этот мальчик женился на мне, я одним ломтем хлеба всю семью накормила бы», два ореха. Вторая сказала, что одним аршинным куском ткани всю семью одела бы, два ореха. А третья говорит, что родит ребенка, какого нет на свете, два ореха. И пан женился на той, которая родит ребенка, два ореха. И пан ушел в войско, два ореха. Родился ребенок: солнце во лбу, луна на затылке, а весь в звездах, два ореха. Отправила слугу к пану, два ореха. Ведьма написала, что [ребенок] — половина собаки, половина кошки, два ореха. Пан написал, чтобы растили, два ореха. А ведьма опять написала, чтобы бросали в хлев, два ореха. Мать бросила [его] в хлев к гусям: «Гусюшки, гусюшки, щиплите моего деточку!», два ореха. Бросила к коровам: «Коровки, коровки, стопчите моего ребеночка!», два ореха. Бросила к свиньям, чтобы те съели, два ореха. Никто его ни ест, ни губит, два ореха. Она сделала гробик, два ореха. Низ деревянный, а верх стеклянный, два ореха. Она положила денег, два ореха. Нищий достал гробик, два ореха. Пан вернулся с войска, два ореха. Пан наварил пива, два ореха. Съехались люди, два ореха. Этого ребенка сунули за печку, два ореха. Нищий не хотел, чтобы он туда пошел, два ореха. Пан сказал: «Кто сосчитает орехи, тому отдам поместье», два ореха. Паны все рассердились, что дитя считает, два ореха…