Мой метод: начальное обучение - Мария Монтессори

В том же году (1790) 10-килограммовый аэролит упал в Гаскони. Его видело множество людей, был составлен официальный рапорт (его подписали 300 свидетелей) и отправлен в Парижскую академию наук. Пришел ответ, где было сказано, что академиков чрезвычайно позабавил официальный документ человеческой глупости. Один крупный физик отнесся к делу серьезно и добавил: «Грустно видеть муниципалитет, своим протоколом удостоверяющий вульгарную сплетню и подлинность очевидно невозможного происшествия».

Несколько лет спустя Виттенберг, основатель научной акустики, признал это явление и поверил в существование аэролитов. Его ославили человеком, «презирающим все законы и не помышляющим о зле, которое он творит в области морали». Его коллега объявил, что «не поверит в метеориты, даже если кусок железа свалится к его ногам»

Эти люди еще более недоверчивы, чем святой Фома, изрекший поверю, пока не потрогаю». Есть куски железа весом 10 и 40 кг, их потрогать, но ученые говорят: «Даже если потрогаю, все равно не поверю.

Недостаточно видеть, чтобы поверить. Нужно верить, чтобы увидеть. Вера управляет нашим взглядом, а не взгляд порождает веру. В Евангелии слепец кричит в страхе: «Господи! Чтобы мне прозреть!» Он взывает к вере, ибо знает, что можно ничего не видеть, даже имея глаза.

Факт невосприимчивости к очевидному мало изучается психологами и еще меньше учитывается в педагогической практике. А ведь подобные вещи хорошо известны. Без внутренней готовности вний внешние стимулы напрасно будут воздействовать на органы чувств. Мало поместить предмет перед нашими глазами, чтобы мы его увидели. Нужно уделить объекту частичку внимания, нужна внутренняя подготовка, располагающая к получению впечатлений от раздражителей.

В сфере духа — то же самое. Идея не завоюет сознание, если вера не подготовила почву. Без веры идея, с какой бы грубой очевидностью она ни являлась нам, не проникнет в сознание. Сознание должно быть не просто свободно, оно должно ждать. Тот, кто мечется в хаосе идей, не способен принять истину, внезапно упавшую на неподготовленную почву.

Это относится и к простейшим психическим феноменам (сенсорное восприятие, связанное с вниманием), и к духовным явлениям, хорошо известным религиозным людям. Напрасны объяснения, демонстрации чудес, если нет веры. Не очевидность, но вера позволяет истине проникнуть в сознание. Органы чувств не помогут, если нет внутренней готовности воспринимать.

Когда в Евангелии рассказывают о потрясающих чудесах Христа всегда следует вывод: «Многие, узревшие это, уверовали». Это словно приглашение к обеду. На него не откликнутся те, кто слишком занят. Озабоченность сложными интеллектуальными идеями мешает внезапно возникшей очевидной истине проникнуть в сознание. Вот зачем нужен предвестник Мессии — подготовить его появление. Вот почему, как Мессию, новую идею лучше понимают простые люди, не предубежденные, те, кто сохранил природные способности ума: чистоту и умение ждать.

Харве в 1628 году открыл кровообращение. Физиология была еще почти не изучена, а медицина находилась на стадии эмпирической. Медицинский факультет Парижского университета, «несмотря на опыты», отказался поверить в кровообращение, начались гонения на Харве, клевета (по «Антропологии» Хэккеля).

Одна из самых впечатляющих историй — открытие зародышевых листков в эмбриональном развитии позвоночника. В 1700 году была популярна теория преформизма. Думали, что зародыш — это живое крошечное существо, совершенно сформировавшееся, которое впоследствии развивается, его части тела, как бы вложенные одна в другую, увеличиваются от бесконечно малых размеров до нормальных. Это применяли ко всем живым существам, растениям, зверям, людям. Теория преформизма логически приводила к другой более всеобъемлющей теории взаимного включения, по которой все живые существа, если они сформированы изначально, должны. были существовать с момента сотворения, вложенные одно в другое. В яичниках Евы находилось все человечество. Левенгук в 1690 году в окуляре микроскопа разглядел сперматозоид. Возникла идея, что мужская клетка содержит микроскопического человечка, гомункулуса. Значит, не Ева, Адам хранил в себе все человечество. Итак, на протяжении XVIII века соперничали две противоположные теории: овистов и анимакулистов. Этот спор не мог привести к реальному решению проблемы. В дискуссию включались самые знаменитые ученые, философы. Спалланцани, Лейбниц, принявший близко к сердцу идеи зарождения жизни: «Я думал, что все души, которые однажды станут человеческими душами, уже содержались в зародышах. Они всегда существовали как сформировавшиеся тела в своих предках, начиная с Адама, с начала начал». Халлер, овулист, авторитетный физиолог, автор знаменитой книги «Elementa physiologiae», решительно отстаивал свои принципы: «Nulla est epigenesis, nulla in corpore animalipars ante aliam facta est, et omnis simul creatae existunt», то есть ничего нового создать невозможно, ни одна часть тела животного не создается раньше остальных, все было создано одновременно. Подсчитав (опираясь на библейскую космогонию), сколько людей должно было содержаться в яичниках Евы, Халлер даже называет точное число — 200 миллиардов. Вот каково было состояние науки, когда в 1759 году Вольф опубликовал свою «Теорию зарождения», где на основании опытов и наблюдений при помощи микроскопа за эмбрионами цыплят утверждал, что новые существа не сформированы изначально, но возникают постепенно из ничего, или, лучше сказать, из микроскопической клетки, обычной, похожей на все другие. Вольф описал простой способ настоящей эволюции организма: из одной клетки делением образуются две, затем 4, 8 и т. д. Клетки зародыша делятся на 2 или 3 чешуйки, или первоначальных листка, из которых впоследствии образуются все органы, начиная с пищеварительной трубки. «Это утверждение не вымышленная теория, а описание фактов, собранных при самом внимательном наблюдении».

Все ученые того времени умели обращаться с микроскопом. Каждый мог взять яйцо, то есть эмбрион цыпленка, для наблюдений. Проблема происхождения индивида была им небезразлична, волновала воображение, превращала в противников в борьбе умов. Неужели никто не смог провести наблюдения, пройти испытание, повинуясь чувству Самсона, уничтожившего себя вместе с филистимлянами? Сама мысль о том, что они обретут истину в увиденном, должна была заставить хоть кого-нибудь рискнуть и ступить на этот путь. Ведь в случае успеха он приведет к величию, к открытию и к славе. Нет! Густой туман окутал умы, и сияющая правда не смогла его преодолеть. И прогресс в эмбриологии стал невозможен.

Лишь 50 лет спустя, когда Вольф, нищий, преследуемый, изгнанный с родины, умер в Санкт-Петербурге, ученые Пандер и Эрнст Бэр вернулись к теории бластодермических листков. Научный мир только тогда заметил истину и признал очевидное, возобновив исследования в области эмбриологии, прославившие XIX век.

Почему понадобились 50 лет, чтобы люди увидели очевидное? Что произошло за это время? Работы Вольфа, забытые, непризнанные, уже не могли ни на что повлиять. Факт налицо: через полвека увидели то, что невозможно было увидеть раньше. Люди достигли определенной внутренней зрелости, позволившей умам пробудиться и прозреть. Пока они не видели, вся очевидность явления была напрасна. 50 лет назад наступление разбилось о непреодолимое препятствие. Время прошло, не было никакой борьбы, даже никаких усилий в этом направлении. Просто все безоговорочно признали явившуюся истину.

Можно спорить о зрелости масс. Но по отношению к отдельной личности процесс неоспорим. Если очевидного не замечают, не нужно настаивать, просто дадим мысли созреть в том, кого хотим убедить. Борьба за то, чтобы заставить увидеть очевидное, всегда жестока, изматывает противников. Но едва настанет пора зрелости, человек сам воодушевится, ясность принесет плоды, как виноградник в земле обетованной.

Когда Дарвин в 1859 году изложил эволюционную теорию в книге «Происхождение видов», он предчувствовал, какое огромное влияние его теория окажет на образ мыслей современников. «Моя теория приведет к философии». Концепция борьбы за жизнь и естественного отбора, так активно воспринятая сообществом, стала популярна, включив в себя и почти обосновав своим содержанием, законы Ламарка относительно появления новых видовых признаков вследствие адаптации к окружающей среде. Эти законы, исключая одновременно и акт творения, и его цели, неявно приводили к отрицанию бессмертия души. Революция оказалась сокрушительной. Душа в течение стольких веков была целью жизни, что теперь рухнули основы веры, перевернулось сознание людей. Некоторые стали испуганно искать противоречия в этой разрушительной теории, повинуясь инстинктивному стремлению сохранить древние верования, укоренившиеся в человечестве.