Закат Америки. Уже скоро - Чарльз Капхен

Фридман не забывает об этих «темных» сторонах глобализации. Он признает, что обозленный человек, отлично оснащенный технически, представляет собой и продукт глобализации, и принципиальную угрозу. Но он заходит слишком далеко, когда объявляет борьбу против терроризма «эквивалентом Третьей мировой войны», геополитические последствия которой должны способствовать созданию «нового мирового порядка»(38). Террористические атаки наверняка могут причинить серьезный ущерб. Они приносят страх, шок и боль. Предотвращение этих атак требует адекватных контрмер. Но подходящая аналогия для борьбы с терроризмом – война с распространением наркотиков или меры по борьбе с организованной преступностью, а никак не война против нацистской Германии или Советского Союза. Терроризм для геополитики то же, что ветер для географии – удивительный, могущественный и разрушительный феномен, который воздействует исключительно на поверхность, но не оказывает ни малейшего влияния на тектонические плиты и на расположение разграничительных линий.

То, что именно преступные банды, а не государства, являются носителями террористической идеи, во многом объясняется как раз ограниченными геополитическими последствиями терроризма. Если глобализация начнет порождать вместо разгневанных индивидуумов разгневанные государства, это приведет к куда более серьезным геополитическим последствиям. Такой перспективой, к несчастью, нельзя пренебрегать.

Государствам и их гражданам не нравится, когда ими начинают управлять невидимые силы мирового рынка. Данная тенденция, впрочем, диктуется логикой развития международной экономики, через которую за сутки в среднем проходит сумма в 1,5 триллиона долларов, в 48 раз превышающая дневной оборот мировой торговли и почти равная головой величине национального валового продукта Франции(39). Государствам и их гражданам не нравится, когда они становятся обязанными своим благосостоянием иностранцам, проживающим за тысячи миль от них. Данная тенденция также диктуется логикой развития международной экономики, по правилам которой средний американец, сидя дома, может одним щелчком «мышки» изъять свои деньги из взаимного фонда, инвестирующего за границу. Трудно опровергнуть утверждение, что глобализация обладает антидемократическим действием, с учетом того, что американцы, к примеру, имеют большее влияние на малайзийскую экономику, чем граждане Малайзии – законопослушные налогоплательщики с правом избирать и быть избранными.

Опасность заключается в том, что государства и их граждане будут много и долго восторгаться перспективами глобализации, прежде чем начнут отка зываться от нее. Даже если национальная экономика выиграет от включения в мировой рынок, правительство может «выдернуть штекер», когда почувствует, что они теряют контроль за происходящим, и увидит падение своей популярности среди граждан. Хуже того, правительство может прибегнуть к централизации общественных институтов и к жесткой внутренней политику, что неминуемо приведет к появлению нового поколения авторитарных государств. Карл Поланьи в своей книге «Великое преобразование», классическом труде о возникновении фашизма в двадцатом столетии, прослеживает историю возникновения тоталитарного правительства – до золотого стандарта и до той степени, в которой этот стандарт привел государства мира к полной зависимости от непредсказуемых и не знающих снисхождения сил мировой экономики(40). Поланьи убежденно говорит о том, что сопровождающее этот процесс социальное расслоение неизменно выливается в политическую реакцию в форме фашистских режимов, как было в Германии, Италии и Японии.

Мировая экономика нашего времени – золотая смирительная рубашка, надетая на тех, кто «подключился» к этой экономике, – не менее навязчива, чем рынок начала двадцатого века. Именно благодаря своему всепроникающему характеру, глобализация способствует осуществлению либеральных реформ и поощряет все страны мира двигаться к созданию «органичной и демократичной» экономики laisses-faire. Впрочем, смирительная рубашка также обладает потенциалом с противоположным знаком и порождает популистские и марионеточные режимы, существующие в парадигме экономического национализма и стратегического соперничества. Успех глобализации тем самым вполне может обернуться ее гибелью.

ГЛОБАЛИЗАЦИЯ БЕЗ АМЕРИКАНИЗАЦИИ

Наконец последний вопрос – каковы отношения между глобализацией и американизацией? Многие критики глобализации придерживаются следующего мнения: неприятие глобализации в значительной степени связано с тем, что она в массовом сознании неотделима от американизации. Когда французские фермеры протестуют против глобальной экономики, подрывающей традиционную французскую культуру, – они швыряют кирпичи в витрину «Макдоналдс». Когда противники глобализации съезжаются в швейцарский Давос, дабы досаждать экономической элите, представители которой участвуют в Международном экономическом форуме, – они также выплескивают свою ненависть на «золотые дуги». Когда Махатхир Мохаммед призывает покончить с мировыми финансистами, он имеет в виду базирующегося в Нью-Йорке Джорджа Сороса, а не менеджеров из страховых фондов, работающих в Лондоне. Усама Бен Ладен напал именно на американские города, нанес удар по американским целям. По мере того как развивается мировая экономика, экономическое и культурное богатство Америки, по мнению многих аналитиков, будет все больше раздражать тех, кто пытается предотвратить победную поступь глобализации.

Проблема действительно существует, но – проблема иного рода, заключающаяся отнюдь не в противопоставлении глобализации традиционным национальным ценностям. Американизация не сдерживает глобализацию. Напротив, быстрый рост международной экономики во многом обеспечивался американизацией. Стабильность мирового рынка – побочный эффект желания Америки создать этот рынок и управлять им. Многие страны мира объединяются на основе общей системы бизнес-практик и экономических идеологий не потому, что их побуждает к этому некий «инстинкт», а потому, что эти практики и идеологии пропагандирует единственная в мире сверхдержава. Соединенные Штаты устанавливают правила игры и открыто используют глобализацию, дабы изменить облик мира по собственному подобию. Большинство стран соглашаются на эту игру, поскольку у них нет выбора. Фридман прав в том, что государства сегодня или надевают золотую смирительную рубашку (скроенную в США), или становятся грабителями с большой информационной дороги.

С этой точки зрения самая серьезная угроза в долгосрочной перспективе исходит не от неразрывности глобализации и американизации, а от вероятности того, что упомянутая неразрывность окажется мнимой. Угроза терроризма дает новые основания для беспокойства по поводу антиамериканских настроений, вырастающих из протестов против глобализации. Однако международный порядок может пострадать значительно сильнее от того, что американская модель начнет терять свою привлекательность по мере «глобализирования» Европы и Азии. В конце концов в этих двух регионах существует иная разновидность капитализма, нежели в США. В Европе и в Азии финансы, промышленность и государство более тесно связаны между собой, чем в Соединенных Штатах, а сосредоточенность Азии на инвестициях и сбережениях резко контрастирует с американской сосредоточенностью на потреблении. Когда Европа и Азия обретут устойчивое положение, они начнут оспаривать как логику американского пути развития, так и единообразие этого пути. Как проницательно заметил Мартин Вулф в «Financial Times»: «Несмотря на все успехи Америки, маловероятно, что предложенный Соединенными Штатами путь – единственный реальный путь создания развитой экономики»(41).

Когда геополитический баланс сил на земном шаре распределится более равномерно, возникнет множество споров относительно принципов управления международной монетарной системой, финансовыми транзакциями и потоками товаров и услуг. Даже при достижении согласия по упомянутым «факторам раздора» фактически неизбежно ожесточенное соперничество за статус и борьба за первенство. Поучительный пример – период между мировыми войнами, когда в мире не существовало доминирующей нации, которая подчинила бы себе международную экономику. Характеризуя разницу политики американской Федеральной резервной системы и Английского банка, один историк того периода отметил: «Подоплека подобного расхождения в финансовой политике кроется в политическом соперничестве. Особые отношения Великобритании и Соединенных Штатов не всегда были особыми, но мгновенно становились отношениями прямых конкурентов, когда дело касалось лидерства на мировом финансовом рынке»(42). Опасения Киндлбергера по поводу того, что «Соединенные Штаты и Европейский Союз борются за лидерство в мировой экономике», могут оказаться пророческими.