Закат Америки. Уже скоро - Чарльз Капхен

Оптимисты могут счесть данный сценарий далеким от реальности. Они утверждают, что мы многое знаем о мировой экономике и создали достаточно защитных барьеров, чтобы предотвратить повторение 1930-х годов – периода, когда Америка в последний раз выступила в роли эпицентра мирового экономического катаклизма. Финансовые рынки сегодня определенно регулируются лучше, чем когда-либо ранее. Закон об инвестиционных компаниях 1940 года делает нынешние фонды взаимного страхования более безопасными, чем инвестиционные тресты 1920-х годов. «Выключатели» и «автоматические блокираторы», срабатывающие в особенно неблагоприятные моменты, сильно ограничивают колебаний рынка. Федеральная резервная система и Комиссия по ценным бумагам и биржам (SEC) приняли известные, пускай несовершенные, меры, чтобы ограничить кредитную покупку акций(28).

Хотя эти нововведения несколько исправили ситуацию, они вряд ли предохранят рынок как от спекулятивных игр, так и от непредвиденных провалов, способных привести к неблагоприятному повороту событий. Во время «горячих» дней на рынке даже глава Федеральной резервной системы Гринспен и министр финансов Рабин признавали, что опасаются взлета цен на акции до слишком высоких уровней. В декабре 1996 года Гринспен осторожно интересовался: «Откуда нам знать, когда иррациональное изобилие начнет порождать неправомерно завышенную стоимость, которая затем окажется заложником неожиданного и длительного спада, как это случилось в Японии в последнее десятилетие?»(29) Рабин в бытность министром финансов вел себя сдержанно, однако после ухода с поста не преминул озвучить свои тревоги. «Наш фондовый рынок, быть может, и вправду недооценен, – сообщил Рабин Чарли Роузу в интервью в июне 2000 года, – но с традиционной точки зрения он выглядит вполне успешно». Рабин также добавил, что сила американского рынка может оказаться продуктом «комбинации излишков, поддерживающих друг друга» и что «реальные серьезные риски недооцениваются большинством тех, кто принимает финансовые решения»(30). Правила SEC и «блокираторы» биржевых операций могут смягчить волатильность рынка и компенсировать наиболее откровенные спекуляции. Но они не способны «приручить» рынок, который утратил бдительность и перестал поддерживать цены на акции на уровне реальной стоимости.

Электронная революция и произошедшее в ее результате ускорение движения и увеличение объемов финансовых потоков также затруднили управление рынком. Интернет и «новая экономика», безусловно, вносят свой вклад в глобализацию и в развитие взаимозависимости, ею порождаемой. Но инновационный характер глобализации приводит к тому, что самые лучшие экономические модели и техники управления успевают устареть ко времени своего внедрения. Компанию LTCM в конце концов возглавляли два известных экономиста, Роберт Мертон и Майрон Скоулз, оба лауреаты Нобелевской премии; они использовали в менеджменте самые передовые технологии. В итоге получилось, что лучшие умы страны создали модель, которая привела их компанию на край гибели.

Экономисты и политики в равной степени растеряны. Нет согласия по вопросу о причинах финансового кризиса в Восточной Азии. Некоторые аналитики утверждают, что суть проблемы заключалась в экономической неуправляемости региона, прежде всего в курсах валют. Другие полагают, что начало падению положили биржевые спекуляции и прочие «пагубные влияния». Нет согласия и относительно того, смягчило ли кризис вмешательство МВФ, или оно только усугубило ситуацию. Некоторые считают, что ограничительная кредитно-денежная и бюджетно-налоговая политика стабилизировали положение, другие высказывают мнение, что действия МВФ усугубили кризис(31). Разноречивы аналитики и в оценках того, почему российские экономические реформы завершились затяжным падением экономики. Одни экономисты полагают, что Россия двигалась по пути приватизации и либерализации слишком быстро, другие оспаривают это утверждение и заявляют, что Россия двигалась недостаточно быстро. Столь значительное расхождение во мнениях, как ни странно, является нормой, а не исключением.

Учитывая упомянутые разногласия по ключевым вопросам экономической политики, вряд ли стоит удивляться тому, что Соединенные Штаты и их основные партнеры лишь в малой степени реформировали мировую финансовую систему. Политики, экономисты и инвестиционные сообщества согласны в том, что мировая экономика крайне уязвима и представляет собой потенциальный проводник нестабильности. Но никто не знает, что с этим делать. Гринспен был, как всегда, откровенен, высказывая свои опасения по поводу слабости существующей финансовой системы. В июле 2000 года он посетовал, что «ускоряющаяся экспансия мировых финансов, как оказалось, требует новейших форм и методов финансового посредничества», поэтому встает «вопрос о внутренней стабильности этой новой системы». Призывая к созданию новых финансовых механизмов для предотвращения нестабильности в будущем, Гринспен подчеркнул необходимость «создания гибких институтов, способных приспосабливаться к непредвиденным кризисным обстоятельствам, а не финансовых «линий Мажино», которые мешают увидеть сходство текущих кризисов с предыдущими и проанализировать различия»(32). Но ничего конкретного он не предложил.

Министры финансов и ведущие банкиры всего мира собрались в Праге осенью 2000 года, дабы определить стратегию антикризисной деятельности. После нескольких дней дискуссий, затягивавшихся допоздна, они вернулись домой с пустыми руками. Кто-то из американских официальных лиц признал: «Вероятно, лучшее, чего мы пока добились, – это модернизировали водопровод». Что касается успехов форума в выработке антикризисной стратегии, то, как прокомментировал профессор из Беркли Барри Эйченгрин, «им не поставить и проходного балла»(33). Профессор из Принстона Роберт Гилпин, один из ведущих американских экспертов страны по международной экономике, согласен с этим мнением: «Усилия по разработке эффективных правил управления международными потоками капитала и финансовыми операциями пока не принесли результата»(34).

Не исключено, конечно, что модернизированная и более «чуткая» мировая финансовая система никогда не понадобится. Не исключено, но маловероятно. Хотя никто по-прежнему не знает, как подготовиться к кризису, немногие сомневаются в том, что следующий экономический кризис недалек. Америка воспользовалась обстоятельствами и приложила немало усилий по сдерживанию финансовых кризисов 1990-х годов. Но если рынок «тряхнет» в тот момент, когда Соединенные Штаты перестанут защищать его или не смогут этого сделать, результат может оказаться плачевным. В глобализованной мировой экономике сегодняшнего дня кризисные явления склонны начинаться неожиданно и распространяться с невероятной скоростью.

В случае, если глобализация «собьется с пути», геополитические последствия этого события, со значительной долей вероятности, заставят вспомнить о 1930-х годах. Неустойчивые режимы России и Китая под давлением экономического шока могут уступить милитаристским и националистическим настроениям в этих обществах. Обе страны имеют некоторое сходство с только что оперившимися демократиями, которые пали жертвами фашизма, не выдержав удара Великой Депрессии. Другие ведущие государства мира – Соединенные Штаты, Великобритания, Франция, Германия и Япония – имеют многолетний опыт жизни в стабильной демократии, что обеспечивает им иммунитет от «сползания» к опасной националистической политике. Однако они все могут «нырнуть в укрытие», как демократические государства по обе стороны Атлантики, столкнувшиеся с Германией и Японией в 1930-е годы.

НЕОЖИДАННЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ ВЗАИМОЗАВИСИМОСТИ И ИНФОРМАЦИОННОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Даже если саморегулирующийся мировой рынок сохраняет стабильность, а предыдущие рассуждения об экономических разграничительных линиях – не более чем неоправданные тревоги, мы все-таки должны воздержаться от предположения, что глобализация всегда и всюду ведет к миру и процветанию. Дело в том, что Фридман существенно преувеличивает «миролюбивый» потенциал глобализации. По утверждениям поборников глобализации, ее важнейший миротворческий эффект – это экономическая взаимозависимость, которую она порождает. Логика здесь очевидна. По мере роста товарооборота и уровня инвестиций между двумя государствами возрастает и взаимный интерес к сохранению мирных отношений. Глобализация, тем самым, увеличивает прибыльность мира и стоимость войны. Во взаимозависимой мировой экономике государства имеют много других, более насущных забот, чем вступать в военную конфронтацию друг с другом.

На первый взгляд такая логика кажется безупречной, но ее доводы становятся менее убедительными, когда на сцену выходит геополитика. Экономическая взаимозависимость обеспечивает общие интересы, но также способствует возникновению коллективной уязвимости. Заставит ли эта взаимозависимость идти в одном строю или посеет страх и стремление к большей автономии – зависит от политического контекста, в котором она существует. При торговле с партнером, которому доверяют, экономические и политические связи укрепляются, стороны достигают общих целей, что стимулирует дальнейшее развитие отношений. При торговле же с потенциальным соперником большая взаимозависимость оборачивается уменьшением безопасности. В контексте стратегического соперничества общие интересы предоставляют возможности для эксплуатации, а вовсе не для достижения общих целей.