Закат Америки. Уже скоро - Чарльз Капхен

ГЛОБАЛИЗАЦИЯ: ПАНАЦЕЯ ИЛИ УГРОЗА?

Томас Фридман в первой главе своей книги ««Лексус» и оливковое дерево» утверждает, что он «турист с собственной точкой зрения». Он турист потому, что путешествует повсюду и делает репортажи о том, что видит. У него есть точка зрения, поскольку он смотрит на все через особенные линзы – линзы глобализации. После того как он провел вторую половину 1990-х годов, путешествуя по земному шару и бывая всюду, от корпоративных офисов до отдаленных деревень (преимущественно в первых), Фридман сделал вывод, что глобализация «глубоко проникла в международную систему и формирует внутреннюю политику и внешние отношения практически каждой страны»(14).

Сформулировав этот тезис относительно глобализации, Фридман обрушивается на тех аналитиков, которые пытались представить себе, как будет выглядеть новая мировая система, и совершали одинаковую ошибку, пытаясь «выводить будущее из прошлого и только из прошлого». Впрочем, сам Фридман совершает аналогичную ошибку: он пытается предсказывать будущее на основе настоящего – и только настоящего. Поэтому он представляет публике этакий моментальный снимок настоящего, а не обоснованную гипотезу, которая, возможно, выдержит испытание временем.

Фридман, безусловно, прав в том, что в глобализации содержится немало нового и что эта новизна гарантирует миру определенное количество геополитических последствий. Международные потоки товаров и капиталов достигли грандиозных объемов; мировая экономика ныне более взаимозависима, чем когда-либо ранее. Прямые иностранные инвестиции в Соединенные Штаты увеличились более чем на 500 % в период между 1985 годом и концом века. Американский экспорт товаров и услуг увеличился более чем на 200% за последние два десятилетия.

Глобализация изменилась и в «содержательном» смысле. Торговля и финансы веками присутствовали на международном рынке. Теперь мировым стало само промышленное производство. «Тойота» выпускает автомобили в Соединенных Штатах, «Форд» – в Мексике, «Фольксваген» – в Бразилии. В то время как американские разработчики программного обеспечения в Сиэтле отдыхают после напряженного дня, коллеги в индийском Бангалоре дорабатывают их программы и посылают по электронной почте обратно в Сиэтл, так что американцы утром видят результаты работы индийцев. Глобализация промышленного производства и интеллектуального капитала подняла ставки взаимозависимости. Пенсионный фонд, инвестировавший миллиарды долларов в Индонезию, может изъять их за одну ночь. Американская корпорация, которая имеет два производственных предприятия, а также исследовательскую и научную лаборатории с тысячами служащих в Индонезии, будет гораздо больше заботиться о долговременном финансовом благополучии этой страны.

Интернет и информационная революция изменили характер глобализации и сделали ее более навязчивой. Мировой рынок привык оперировать с данными из «точек входа», то есть из национальных финансовых и торговых центров. Банкиры, грузоотправители, корпоративные менеджеры в Нью-Йорке, Лондоне, Франкфурте, Токио и Гонконге действовали в рамках глобальной сети. Однако большинство их соотечественников работали отнюдь не в этих коммерческих и финансовых «порталах» и практически не имели прямых контактов с зарубежными рынками и их местными представителями.

Все изменилось в эпоху Си-Эн-Эн, мобильных телефонов и Интернета. Как изящно выразился Фридман, новые технологии позволили «отдельных людям, корпорациям и национальным государствам осуществлять связь со всем миром дальше, быстрее, глубже и дешевле, чем когда-либо раньше»(15). Сегодня не только директор корпорации, но и средний гражданин может играть на мировых рынках. Революция в информационных технологиях охватила даже те общества, которые предпочли бы ее избежать. Шанхай, к примеру, буквально кишит мобильными устройствами, рекламой доступа в Интернет и вышками-ретрансляторами. Он напоминает скорее декорацию из футуристического фильма, чем город, находящийся под контролем (хотя бы номинальным) Китайской коммунистической партии. Смещение Слободана Милошевича произошло в немалой степени благодаря тому, что оппозиция использовала в организационных целях сотовую связь и Интернет перед выборами в сентябре 2000 года. Никакими силами Милошевич не мог монополизировать все информационные каналы. Обезоруженный свободным потоком идей, режим Милошевича вскоре рухнул.

Новые технологии увеличивают не только информационные потоки, «входящие» в государства, но и «исходящие» из них. Не случайно, что практически ежедневно поступают сообщения о скандалах в той или иной стране; от пристального взгляда средств массовой информации и легиона частных информационных агентств, публикующих собственные бюллетени, мало что можно утаить. А объемы и скорость перемещения международных финансовых потоков вынуждают большинство государств действовать в строгом соответствии с принятыми в «цивилизованном мире» условия, заставляют или играть по правилам, или наблюдать, как их бонды дешевеют, а процентные ставки топчутся на месте. Слова Фридмана о «золотой смирительной рубашке» – очень подходящая метафора для описания возможностей глобализации оказывать давление на государства, дабы побудить последние принять методы «открытого бизнеса» и ввести эффективное управление.

Принципиальнейшая ошибка Фридмана заключается не в том, что он убеждает нас в преимуществах глобализации, а в его уверенности, будто «всеобъемлющая международная система», которую он описывает, и есть новый мир будущего, а не кратковременная, переходная фаза на пути к некой иной, пока еще не проявившейся альтернативе. Фридман – газетный репортер, поэтому он пишет о том, что видит и слышит. Но если выглянуть за рамки его репортажей, если рассмотреть его благодушный взгляд на глобализацию в исторической перспективе – фридмановская карта мира немедленно распадется на части.

Фридман далеко не первый ошибочно принимает временное процветание и обусловленную им стабильность за устойчивый, продолжительный мир. Еще в 1792 году публицист Томас Пэйн писал: «Если позволить коммерции развиваться до известных только ей пределов, она искоренила бы войну как таковую»(16). Джон Стюарт Милль в 1848 году отважился предположить, что «грандиозные масштабы и быстрое увеличение объема международной торговли являются основной гарантией мира на земном шаре»(17). Пожалуй, самый известный оптимист среди экономистов – Норман Энджелл, причем своей известностью он обязан во многом своим неудачным пророчествам. В 1910 году Энджелл опубликовал книгу «Великая иллюзия», в которой утверждал, что война между великими государствами становится нерациональной из-за «полной экономической бесполезности завоеваний». По Энджеллу, в мире действует экономическая взаимозависимость, «в степени, какой еще не знала история», и ее возникновению способствовали «быстрота почты, моментальное распространение финансовой и коммерческой информации с помощью телеграфа и в целом стремительное развитие средств коммуникации»(18). Книга Энджелла вышла, напомним, в 1910 году, а к лету 1914 года Европа оказалась в тисках Первой мировой войны.

Исторический опыт – не единственная причина заподозрить оптимизм Фридмана в той же иллюзорности, которая была свойственна теориям Пэйна, Милля и Энджелла. Многие факты подтверждают, что мировая экономика не настолько стабильна, как может показаться. Американский фондовый рынок, без сомнения, демонстрировал на протяжении 1990-х годов впечатляющий рост. Даже учитывая спад, начавшийся в конце 2000 года, последнее десятилетие оказалось беспрецедентно успешным с точки зрения рынка. Однако рыночный рост свидетельствует скорее о нестабильности рынка и неумеренности игроков, чем об экономическом благополучии и о героизме и компетентности политиков и сообщества инвесторов. Несмотря на очевидность существенного пре вышения ценами на акции их номинальной стоимости, в рынок продолжали вливаться средства. Вопреки урокам 1929 года, в целях получения спекулятивных прибылей снова была допущена покупка ценных бумаг с оплатой части стоимости за счет кредита.

Благодаря Алану Гринспену, главе Федеральной резервной системы, и «запасу прочности» американской экономики, опасный рост сменился плавным регулируемым снижением, а не неконтролируемой паникой. Даже крупный сброс акций, вызванный террористическими атаками в сентябре 2001 года, произошел упорядоченно. Тем не менее бурные 1990-е годы, невзирая на сиюминутный оптимизм, поставили американскую экономику в очень уязвимое положение, фактически – на грань биржевого краха. Более того, азиатский финансовый кризис 1997—1998 годов имел широкомасштабные последствия и дал ясно понять, что глобализация, хотя и служит время от времени источником общего процветания, может выполнять роль распространителя экономического шока. Благодаря международной экономике, выступившей в качестве проводника, финансовый кризис, разразившийся в Малайзии, Таиланде и Индонезии – трех странах, которые являются второстепенными игроками на международном рынке и находятся за тысячи миль от важнейших деловых центров, – распространился по земному шару и едва не обернулся крахом мировой финансовой системы.