Проповедник - Юлия Латынина

— Эти гобелены — подарок Президента, — сказал майор Ишеддар.

«Может быть, ничего и не случится, — подумал я, — может быть, ван Роширен не приедет, а без него на встречу не явится и полковник. Может быть, полковнику не понравится фургончик с сардинами, проследовавший в замок…»

Краем глаза я заметил в бойницу, как по белой дороге катит подержанный «джип». На крыше его кто-то нарисовал персикового цвета крест.

Старый князь улыбнулся и пошел встречать гостя.

— Странное дело, — промолвил майор Ишеддар, когда хозяин покинул зал, — обычных людей за связь с террористами вешают, а князьям за то же самое жалуют земли. Как можно терпеть такую несправедливость?

— Когда горят дворцы государей, — сказал Президент, — князьям в их замках становится теплее.

До растворенных узких бойниц со двора долетали чуть слышные голоса. Заскрипели ворота. Молодой слуга вскарабкался на верхушку стены с деревянным ведром в руках и стал из ведра сыпать поджаренный рис на крышу въезжающего в ворота автомобиля.

И тут же я увидел на повороте белой дороги другую машину: вероятно, она где-то ждала приезда ван Роширена.

Телекамера на стене опять завертела любопытным глазком. Снова заскрипели ворота, затрещал под колесами гравий, хлопнули почти одновременно несколько дверец, неразборчиво зазвучали голоса.

Охранники подобрались.

Прошло еще несколько минут. За гобеленами, украшенными сценами из жизни царей и мятежников, раздался голос старого князя:

— Прошу сюда! Поистине гость есть ветвь счастья и подарок дому!

Несколько человек вошли в полутемную залу. Майор Ишеддар потянулся и включил свет. Полковник сунулся было за пояс.

— Не делайте глупостей, — сказал майор Ишеддар. Он сидел в кресле, полуразвалившись и с револьвером в руках. За креслом его и в оконных проемах стояли гвардейцы. У каждого гвардейца было по три зрачка — два зрачка в голове и один зрачок автомата, и все три зрачка смотрели на полковника. Президент сидел без оружия и кротко моргал.

— Так вот оно как, — сказал негромко полковник и полуобернулся к ван Роширену.

— Вы тут ни при чем?

— Я тут ни при чем, — ответил ван Роширен.

«Как сказать», — подумал я.

Глаза полковника обвели залу с гобеленами из жизни царей и мятежников и остановились на мне.

— А, Денисон, — сказал он, — так я и думал. Как ни суши скунса, все равно воняет.

Президент осторожно откашлялся и сказал:

— Господин полковник, через неделю истекает последний мирный день, отпущенный нашей стране, если последние годы можно назвать годами мира. Ежемесячные убийства, аресты, конфискации и грабежи под видом конфискаций, растущая волна беззакония и отчаяния. Подумайте, полковник, в Асаиссе, стране вирилеи, люди стали курить и выращивать наркотики, хотя бы и в горах! Автоматные очереди в храмовых двориках, бессилие сильных и жестокость слабых. Дым в небесах и бои на улицах, птицы-пересмешники научились подражать автоматам…

— Да-да, — сказал, усмехаясь, полковник.

Президент вдруг покраснел.

— Сегодня, — сказал он, — вы террорист. Через неделю вы станете официально признанным главой государства. Древняя поговорка гласит, что двум государям тесно в одном государстве, как двум ножнам в одном клинке. Я долго думал о том, как избежать того кровопролития, которое нас ожидает в будущем, и я понял, что кто-то из нас должен уйти.

Полковник опять усмехнулся.

— Я долго думал о том, кто должен уйти, — сказал Президент, — и пришел к выводу, что ваша смерть не решит проблем страны. На ваше место станет другой, и все будет еще хуже. Поэтому я пришел к выводу, что уйти должен я.

Майор Ишеддар зашевелился в кресле.

— Я позвал вас сюда, — продолжал Президент довольно спокойно, хотя руки его дрожали, — чтобы сообщить об этом решении. Я признаю, что результаты прошлогодних выборов были подтасованы. Это моя вина, и мой народ давно наказан за мою вину многими годами гражданской войны. Мне ничего не остается, как просить прощения у моего народа за все, что было совершено за прошедший год, и за все, что было совершено мною для того, чтобы народ отвернулся от меня на выборах. Я ухожу в отставку и передаю вам пост законно избранного Президента, Я не прошу ни о чем для себя, но я прошу, чтобы к людям, мне преданным, была проявлена вся возможная мягкость.

Майор Ишеддар шевельнулся еще раз и убрал пистолет в кобуру.

Президент встал, и я заметил, что это уже довольно старый сутулый человек с медленной походкой. Полковник стоял неподвижно: он явно не был уверен, что это не злая шутка и что его сейчас не застрелят.

За его спиной на вышитом гобелене царь Дасак V принимал от коленопреклоненного полководца Идассы клятву верности.

Президент подошел к полковнику, вынул какую-то бумагу — вероятно, прошение об отставке — и медленно опустился на колени. Один из гвардейцев поспешно подоткнул ему под колени подушечку. Господин Президент на коленях отдал полковнику прошение об отставке и положил свои руки под его руки.

Порыв ветра качнул люстру, и царь Дасак V подмигнул мне с гобелена. Полковник помог Президенту встать.

Через два часа во дворе замка началась пресс-конференция. Журналистов было еще совсем немного, но машины их ползли и ползли по горной дороге, как пауки по ниточке. У телекамер на стенах замка разбегались глаза. Мы пошли вниз, и я оказался рядом с полковником.

— Простите за скунса, мистер Денисон, — сказал он.

— Ничего.

— Я приказал вас убить, когда понял, что вы не хотите оставаться с нами.

Я только вздохнул.

— Я обязан как-то за это извиниться… — начал полковник. В эти мгновение мы вышли из здания, и нам в лицо замелькали фотовспышки.

— Денисон, — закричал изумленно один из репортеров, — смотрите, он жив!

Я даже попятился от журналистов.

— Господин Денисон, — сказал рядом полковник, — находится здесь как официальный представитель «Анреко». Я должен сказать, что в течение последних недель он в качестве моего личного друга приложил максимальные усилия, чтобы доказать руководству «Анреко», что мы не просто отпетые бандиты, а законное правительство, с которым можно и нужно иметь дело, и я должен сказать, что без миротворческих усилий господина Денисона сегодняшнее примирение не состоялось бы.

В эту самую секунду во двор въехали две машины одна за другой, и из одной высадился Серрини, из другой — наш исполнительный директор Филипп Деннер. Деннер вытаращил глаза, услышав слова полковника. Репортеры бросились к ним.

— Ваши комментарии! — закричал один репортер.