Политическая культура древней Японии - Александр Мещеряков

А. Н. Мещеряков.

Японский тэнно и русский царь. Элементная база

В настоящее время, когда сравнительным культуроведением уже накоплен изрядный запас сопоставительных исследований, в орбиту которых входят самые разнообразные культурные традиции, следует признать, что подобных штудий по сравнению японской и русской культур периода древности-средневековья практически не имеется.

Можно назвать несколько причин, по которым Россия и Япония редко становились объектом сопоставительного анализа.

1. Культурная зависимость от страны — (стран, региона) донора является, пожалуй, одним из наиболее важных общих свойств культурно-исторического процесса в Японии и в России. Обе страны являют собой пример запаздывающего (по сравнению с соответствующими культурными метрополиями — Китаем и Византией-Европой) и, в значительной степени, зависимого культурного развития[617]. Поэтому основные усилия культурологов были направлены на сравнение культур Японии и Китая, России и Византии, России и Европы[618]. То есть в качестве объекта сопоставления фигурируют те культурные традиции, которые послужили странам-реципиентам (Японии и России) в качестве модельных. Иными словами, главное внимание уделялось тем трансформациям (зачастую — чрезвычайно значительным), которые претерпевали на местной почве заимствованные культуроформы.

2. Так как при подготовке специалистов-страноведов изучению собственной традиции не уделяется почти никакого внимания, российские японисты недостаточно знакомы с собственной культурой, а японские русисты — с японской[619]. Коллективные исследования, в которых участвовали бы как японисты, так и русисты, также не получили распространения.

3. Общая тенденция развития современной науки приводит к сокращению «поля зрения» исследователя и сосредоточению на «точечном» анализе до такой степени, что сама попытка более общих подходов зачастую воспринимается как нечто экстравагантное.

Однако неизвинительные пробелы в истории изучения, методологии исследования и в образовании самих исследователей вовсе не означают, что кросс-культурные штудии в области сопоставления Японии и России не нужны. Наоборот — поскольку российская и японская культуры находятся во многих аспектах в суперконтрастных отношениях, задача по выявлению специфики обеих традиций могла бы быть разрешена более удовлетворительным образом при условии корректного сопоставительного анализа. Думается, что проведение такого анализа было бы небесполезно и при создании более общих моделей описания культурно-исторического развития.

Настоящая работа является попыткой хотя бы в минимальной степени восполнить отсутствие указанных сравнительно-культурных исследований и имеет своей целью сравнение монаршеской власти в Японии и России. Такое сопоставление позволяет, на наш взгляд, лучше выявить не только качественную разницу между самими институтами верховной власти, но и более четко определить специфику историко-культурного развития двух стран вообще, ибо парадигма верховной власти имеет свойство «клонироваться» в самых разнообразных культурно-социальных сферах. При этом мы понимаем, что многие высказанные нами идеи носят характер догадок и нуждаются в дополнительном обосновании теми специалистами, которые обладают большей компетенцией. Возможно, в результате окажется, что мы ставим больше вопросов, чем даем ответов на них, но и этот исследовательский этап представляется нам совершенно необходимым для продвижения вперед.

Основное внимание в работе уделяется Японии VIII–IX вв. и России XVI–XVII вв.[620] Несмотря на значительный хронологический разрыв подвергаемых анализу периодов и вытекающие отсюда определенные несообразности, в которых мы полностью отдаем себе отчет[621], мы все же настаиваем, что их сопоставление является вполне корректным с точки зрения стадиального состояния государственности, ибо именно в это время и в Японии, и в России происходило становление централизованного государства с соответствующим оформлением (практическим и идеологическим) системы верховной власти, на вершине которой стояли русский царь и японский «император» (тэнно)[622]. Именно в это время происходит формирование органов центрального управления (японских «министерств» и российских приказов), именно это время отмечено повышенной активностью по обоснованию легитимности верховной власти (написание соответствующим образом составленных летописей, появление теоретических сочинений) и разработке идеологических мер по ее поддержанию в работоспособном состоянии Именно в это время оформляются (окончательно закрепляются) и многие парадигмы властных отношений, которые продолжают находиться в активированном состоянии вплоть до настоящего времени.

До указанного периода мы наблюдаем в России весьма аморфную в политическом и экономическом отношении конфедерацию (Киевская Русь), затем «удельный период» с фактическим отсутствием независимой государственности и сколько-нибудь полноценной центральной власти (в значительной степени ввиду зависимости от татаро-монголов). И только с правления Ивана III можно говорить о складывании независимого государства с полноценной центральной властью.

Японию до середины VII в. также вряд ли возможно назвать страной с развитой государственностью — подвластная правителю территория была невелика, кровно-родственная структура общества еще не позволяла выработать территориальных форм государственного устройства, не существовало сколько-нибудь отработанной системы административного управления[623]. На середину VII в. приходится начало широкомасштабных преобразований, моделью для которых становится танский Китай, но только в VIII в. этот процесс становится по-настоящему планомерным.

После означенных периодов государственное развитие двух стран резко расходится: Россия вступает в имперский период, а Японию ждет эпоха «феодальной раздробленности», сосуществование военного режима сегунов и теряющего распорядительные властные полномочия «императорского» двора, конфликты между многочисленными центрами власти, гражданские войны, что, в немалой степени, было связано с теми особенностями верховной власти, которые сформировались в предыдущий период.

Для решения поставленной компаративистской задачи мы попытались выделить набор важнейших характеристик, которые, в той или иной степени, свойственны для любой верховной власти. И в русистике, и в японистике за последнее время появилось немало работ, анализирующих различные аспекты происхождения и эволюции верховной власти в этих двух странах. Основное внимание в этих работах уделяется рассмотрению титулатуры правителя, ритуалу интронизации, проблеме легитимности, отношениям монарха с ближайшим окружением. Используя полученные другими исследователями результаты, мы постарались «экстрагировать» их, вводя при этом рассмотрение основных функций правителя, некоторые из которых, насколько нам известно, не становились до сих пор предметом специального анализа. В первую очередь это относится к таким функциям правителя как передвижение, зрение, слух, речь — тому, что мы назвали «телесными функциями» правителя. Иными словами, мы попытались в какой-то мере отказаться от суждений заведомо обобщающего типа и выделить список более конкретных функций и действий, которые приписываются источниками монарху, спустившись, таким образом, на «элементный» уровень анализа. При этом мы исходили из необходимости преодоления тех абстракций («сакральный», «набожный», «харизма» и т. п.), с помощью которых так часто характеризуется правитель без достаточного раскрытия содержания этих понятий. То есть мы попытались конкретизировать эти абстракции, «спустив» их на событийный уровень. В связи с этим нашими основными источниками были официальные летописи[624], хотя нам приходилось обращаться и к другим источникам.

Список нашей «элементной базы», безусловно, подлежит значительным уточнениям, но, как нам представляется, он вполне конечен и универсален. Последовательное сравнение по предлагаемым параметрам (почти каждый из них, безусловно, нуждается в дальнейшей разработке и конкретизации) японского тэнно и русского царя приведет, как мы надеемся, к более ясному пониманию культурной специфики верховной власти и властных институтов (а значит и историко-культурного развития вообще) двух стран. Опыт такого сравнения может быть полезен и для описания верховной власти в других традициях.