И пели птицы... - Себастьян Фолкс

Уир налил себе еще виски, пристукнул пальцами по спинке своего стула.

— Да, так насчет ваших женщин, Рейсфорд. Скажите, вы…

— У меня их было немного. Четыре, может быть, пять. И все.

— Не так уж и мало. Скажите, вы любили хотя бы одну из них? Была такая, с кем вы делали это много раз?

— Да, пожалуй, была.

— Только одна?

— Только одна.

— И что же? С ней было не так, как с другими?

— Наверное, не так. Совсем не так. Там смешались самые разные чувства.

— Вы хотите сказать, что вы… любили ее — или что?

— Да, наверное. Тогда я не знал, что со мной происходит. Меня просто тянуло к ней, неодолимо. И остановиться я не мог.

— И что с этой женщиной стало?

— Она ушла.

— Почему?

— Не знаю. Я вернулся домой, а там пусто. Она даже записки не оставила.

— Вы были женаты?

— Нет.

— И что вы сделали?

— Ничего. А что я мог сделать? Не преследовать же ее. Ушла и ушла.

Некоторое время Уир молчал. Потом спросил:

— Но когда… ну, вы понимаете, когда вы были с ней, вы чувствовали что-то другое, не то, что с девчонкой из деревни? Или все то же самое?

— Когда она ушла, я об этом не думал. Это ощущалось скорее как смерть. Ну, представьте себе, вы — ребенок и у вас умирает отец или мать. Или кто-то из них исчезает. — Стивен взглянул Уиру в лицо. — Вы должны испытать это сами. Вот получите отпуск — попробуйте. Хотя женщину, наверное, и здесь можно найти. Надо будет спросить у моих солдат.

— Не говорите глупостей, — отмахнулся Уир. — И все-таки, та женщина. Вы думаете о ней сейчас? Какая-нибудь память о ней у вас сохранилась?

— Да, одно из ее колец. Но я его выбросил.

— И вы не вспоминаете ее, когда лежите здесь ночью и слушаете канонаду?

— Нет. Никогда.

Уир покачал головой:

— Не понимаю. Я бы наверняка вспоминал.

Снаружи на миг наступила тишина. Двое мужчин смотрели друг на друга в тусклом свете, лица у обоих были серые, усталые. Стивен позавидовал невинности, проглядывавшей в открытом лице Уира. Сам он чувствовал, что утратил всякую связь с земным счастьем, какое еще могло бы уцелеть при непрестанном гуле орудий. Седые волосы, появившиеся на его висках и выше, словно напоминали ему: ты изменился, и изменился необратимо.

— Итак, — сказал он. — Перед войной. Вам было одиноко.

— Да, было. Я все еще жил с родителями и, похоже, просто не способен был оставить их. Единственное, что мне удалось придумать, — поступить в армию. У отца были кое-какие связи в инженерных войсках, туда я и попал. В двенадцатом году. Вы правы. Мне нравилось играть хоть сколько-нибудь приметную роль. Нравилось иметь товарищей. Прежде у меня друзей не было, а тут вдруг появились — ну, если и не друзья, то по крайней мере общество, состоявшее из нескольких сотен мужчин одних со мной лет. А получив офицерское звание, я обнаружил, что некоторые из них даже стали смотреть на меня снизу вверх. Великолепное ощущение.

— У вас хорошо получается, — сказал Стивен. — Вас уважают.

— Да нет, — отмахнулся Уир. — Они пошли бы за каждым, кто…

— Я серьезно. Вы умеете обходиться с солдатами.

— Спасибо, Рейсфорд.

Стивен плеснул себе еще виски. Он тешил себя надеждой, что спиртное поможет ему быстрее заснуть, однако эта надежда была тщетной. Блаженный дар сна если и снисходил на него, то вне зависимости от того, что он пил — виски или чай.

— Солдаты меня не уважают, — сказал он. — Они уважают Прайса. Во всяком случае, боятся его. А делают то, что приказывают им капралы Смит и Петросян. Я для них — пустое место.

— Глупости, — возразил Уир. — Вы отдаете им столько же времени, сколько любой другой младший офицер. Ходите с ними в дозоры. Они наверняка любят вас.

— Но не уважают. И правильно делают. Знаете почему? Потому что я их не уважаю. Временами мне кажется, что даже презираю. Господи боже, чем они тут занимаются?

— Занятный вы человек, — сказал Уир. — Помню, я познакомился на Ипрском выступе с одним майором, так он…

Дверь землянки резко распахнулась. Вошел Хант.

— Скорее, сэр, — сказал он. — В наш окоп угодил снаряд. Много пострадавших. Ривз и, по-моему, Уилкинсон.

Стивен, взяв фуражку, вышел за Хантом в темноту.

Мешки с песком, из которых состоял бруствер, были сметены на протяжении примерно двадцати футов. Стена траншеи обвалилась, над почерневшей землей висели куски разорванной взрывом колючей проволоки. Кто-то стонал. Уже прибежавшие сюда с носилками санитары рылись в земле, откапывая раненых. Стивен, схватив подвернувшуюся под руку саперную лопатку, принялся помогать им. Вскоре они вытащили за плечи чье-то тело. Ривз. Лицо его казалось еще более безучастным, чем обычно. Ребра с одного бока отсутствовали, из грудины торчал рваный кусок снарядной гильзы.

Уилкинсона обнаружили в нескольких ярдах от Ривза. Приближаясь у нему, Стивен подумал, что темный профиль солдата выглядит многообещающе спокойным. Он порылся в памяти, пытаясь вспомнить, что ему известно об Уилкинсоне. Вспомнил. Совсем недавно женился. Переплетчик. Жена ждет ребенка. Стивен уже составил фразу, которая ободрила бы раненого. Однако санитары, поднимая Уилкинсона, повернули его на бок, и Стивен увидел, что голова солдата словно разрублена пополам: от красивого, покрытого гладкой кожей лица осталась лишь половина, а на месте другой торчат зазубренные осколки черепа, с которых капают на опаленную форму остатки мозга.

Стивен кивнул санитарам:

— Уносите.

Немного дальше лежал еще один раненый, Дуглас, с которым Стивен разговаривал утром и тот производил впечатление неуязвимости. Дуглас был жив, и санитары пока прислонили его затылком к стене окопа. Стивен, присев рядом с ним, спросил:

— Сигарету?

Дуглас кивнул. Стивен раскурил одну, вставил ее Дугласу в губы.

— Помогите мне сесть, — попросил Дуглас.

Стивен обнял его рукой за плечи, приподнял. Из шрапнельной раны рядом с лопаткой Дугласа била кровь.

— Что это у меня белое на ноге? — спросил он.

Стивен взглянул вниз.

— Кость, — сказал он. — Бедренная. Ничего страшного, просто кость. Вы потеряли часть мышцы.

Стивен был уже весь в крови Дугласа. Она испускала странный запах, не так чтобы неприятный, но слишком уж сильный. Запах свежей крови. Как в лавке мясника, только гораздо сильнее.

— Том цел? — спросил Дуглас.

— Кто?

— Том Бреннан.

— По-моему, да. Не волнуйтесь, Дуглас. Держитесь за меня. Мы вколем вам морфий. Надо попробовать остановить кровь. Я приложу вам к лопатке тампон.

Однако нажав тампоном на тело Дугласа, Стивен почувствовал, как плоть солдата подалась под его пальцами. Одно или два ребра были перебиты, и ладонь Стивена едва не угодила в легкие. Стивен отдернул руку.

— Хант! — крикнул он. — Ради бога, пришлите сюда санитара. Пусть принесет морфий.

Кровь затекала Стивену в рукава. Покрывала его лицо и волосы. Брюки были пропитаны ею. Дуглас крепко вцепился в него.

— Вы женаты, Дуглас?

— Да, сэр.

— Любите жену?

— Да.

— Хорошо. Я расскажу ей, что случилось. Напишу. Скажу, что вы — лучший из наших солдат.

— Я умру?

— Нет, не умрете. Но письмо написать не сможете. Я все расскажу ей про вас. Как вы ходили в дозоры, все. Она будет гордиться вами. Да где же морфий? Ради всего святого, Хант! Вы любите жену, Дуглас. И снова увидите ее. Думайте о ней, пока будете в госпитале. Держитесь за эту мысль. Не выпускайте ее из головы. Все хорошо, хорошо, они уже идут. Возьмитесь за мою руку, вот здесь. Так, правильно. Сигарету я из ваших губ выну, а то она их обожжет. Ничего, я вам другую дам. Вот.

Стивен и сам уже не понимал, что говорит. Ему казалось, что он, того и гляди, захлебнется кровью Дугласа. К приходу санитаров Дуглас впал в беспамятство. Стараясь не потревожить рану, они переложили его тяжелое тело на носилки.

И едва сделали первый шаг, как над головами их взвизгнул металл. Еще один снаряд разорвался, залив все вокруг светом. На миг Стивен увидел всю линию окопов, тянувшуюся ровно на протяжении двадцати пяти ярдов, затем делавшую, чтобы защитить солдат от разлета осколков, зигзаг и снова распрямлявшуюся. Увидел за ней землю на многие мили, деревья, фермерский дом… Все казалось таким спокойным: сельская Франция, купавшаяся в сиянии света.

А следом — летящая шрапнель, комья земли, ударная волна, бросившая Стивена вперед. Заднему санитару пробило голову. Дуглас вывалился из носилок на дощатый настил. Не получивший ни царапины Стивен закричал:

— Унесите его отсюда, Хант! Унесите его!

Он прижал руки — ладони сразу прилипли — к вискам и снова крикнул:

— И смойте с меня его кровь.

4

Рота Стивена, отозванная с передовой для отдыха, провела три дня в Бетюне, городке, который очень нравился солдатам по причине доброго расположения французских девушек и обилия баров и кабачков. Стивена поселили в принадлежавшем врачу доме на краю города. Перед домом был разбит строгий английский парк с гравийными треугольниками и невысокими живыми изгородями из тиса. Офицеров здесь жило пятеро, тем не менее Стивену впервые с начала войны досталась отдельная комната. Окно ее выходило на заросшую сорняками лужайку за домом — с заброшенным цветником и конским каштаном на дальнем краю.