Мечом и сердцем - Павел Кузнецов

Магический удар пришёл справа, и я на рефлексах подставил ему скрещенные клинки. Странный теневой сгусток разлетелся безобидными каплями, оставив по себе лишь тепло в рукоятях мечей, и новую порцию смертельной влаги на моей одежде.

"Прикрой, я поговорю с деревьями", - приказала альта, и я тут же занял оборону. Ещё пара заклинаний разбилась о мои клинки, одно я словил боком, и спас меня только защитный амулет. А потом засверкали уже разрываемые мечами защитные пологи тройки чародеев: альта вступила в бой. В сознание ввернулись подробнейшие образы её противников, я словно бы стоял на её месте. Потом произошло что-то странное. Я впервые почувствовал направление магического удара не на себя, а на мою возлюбленную; почувствовал на расстоянии. Отбив атаку, она настоятельно потребовала, чтобы я стоял на месте и продолжал её прикрывать, чем я и занялся.

Виктория носилась между магами, подобно смерчу, неуловимая и неуязвимая, разрывая своими клинками одно ударное заклинание за другим. В бой вступили ещё два чародея, до того прятавшиеся в засаде, но повлиять на исход сражения не смогли. Спустя пять минут целый участок сада оказался залит огнём, кислотой и ещё какой-то гадостью, от деревьев остались лишь обгорелые головешки, в земле зияли воронки от ударов магии земли. В живых остался лишь один из чародеев, и он, не выдержав напряжения схватки, бросился бежать. Прикрывая побег, маг выпустил в нас синтезатор, целая вереница огненных шаров обрушилась в то место, где ещё секунду назад билась с другим магом Виктория.

Связующая была вынуждена отступить под напором огненной стихии; я оказался гораздо ближе к магу, чем она, ещё и не будучи отделён от противника стеной огня. Упускать представившуюся возможность было глупо. Стремительный прыжок, хруст костей, и чародей без сознания падает к моим ногам: его защитное поле было пробито гномским клинком, а удар эфесом другого клинка в область шеи сделал нападающего калекой на всю оставшуюся жизнь. Но что неизмеримо важнее, живым калекой.

На моё плечо легла ладошка альты, а на неё - острый подбородок. Женщина с любопытством выглядывала из-за меня, любуясь делом моих рук.

"Лучше было его убить: он догадался, на кого нарвался".

"Мы должны узнать, кто противостоит роду. Они наверняка шли за самозванцем".

"Быстро же они сориентировались. Не иначе, ваше поместье под наблюдением или кто-то помогает врагу изнутри".

"Пусть отец с этим разбирается. Скажи лучше, довольна ли ты ночной охотой?"

"Вполне. С тобой всё интересней и интересней охотиться. Ещё немного, и я просто не смогу без тебя обойтись".

"Ты про ощущение магии?"

"Да. Сегодня ты был на высоте, я не ожидала столь стремительного развития нашей ментальной связи".

"Давно хотел спросить", - начал я после небольшой паузы. - "Тебе тяжело чувствовать эмоции пытаемого. Но на охоте ты сама гонишь человека, и он фонтанирует негативными эмоциями, а ты нормально это переживаешь. В чём разница?"

"Когда я на охоте, некоторые чувства притупляются. В бою происходит то же самое, пусть и не так сильно", - женщина говорила так, чтобы я понял, хотя могла сказать и посложнее, что недвусмысленно продемонстрировала целой вереницей образов. Всё было значительно сложнее, существовало множество нюансов заглушаемых эмоций, возникающих эмоций; что-то исчезало в этих состояниях, что-то, напротив, появлялось. Меня буквально пригвоздило к земле этими образами, чуть не раздавив собственные чувства.

Неожиданно на меня накатило совсем другое чувство. Я расправил плечи, поднял один из клинков, и крикнул, обращаясь к возможным наблюдателям.

- Наконец-то драка! Обожаю ваш б... город! Я научу вас уважать воинов, ё... чароплёты! - что-то толкнуло меня выразить свои эмоции, а заодно отвести внимание от альты, переведя его на себя. Пусть они доложат своим, что я кричал, пусть думают, что именно я отбил атаку вражеских магов, женщина же рядом мне только помогала.

Тяжёлая хватка рода

Едва мы с Викторией вылезли из купальни, пришёл гонец от отца: старик срочно хотел видеть нас обоих. Говорить ни с кем не хотелось, хотелось побыстрее завалиться спать после пережитых треволнений, но армейская закалка заставила быстро подобраться. Альта же собранности и не теряла. Всё время наших водных процедур она больше заботилась о приведении в порядок моей скромной персоны, нежели о себе. Мне очень тяжело далась ментальная связь и исполнение роли чувствующего, настолько тяжело, что из сознания долго не хотел уходить комок ваты, а из эмоций - полная апатия. И возлюбленная выполнила роль любящей жены до конца, расшевелив и взбудоражив моё затухающее сознание.

"Ну вот, сама ему про пытки и скажешь", - лениво пошутил я, пока мы шествовали по многочисленным переходам и лестницам к дверям отцовского кабинета. Для меня было очевидным дальнейшее развитие событий. Сейчас отец станет выводить нас на чистую воду, заставит женщину признаться, откуда её мастерство владения клинком и противостояния магам. Да, никто из родственничков не видел боя вблизи, только одни из наших магов и Натан успели на финальную сцену, но и они не видели ничего кроме моей прочувственной речи и финишного удара. Зато они видели присутствие на поле боя моей возлюбленной; если сопоставить это с показаниями чародея, наверняка уже вытянутыми из него, добавить громкую фамилию Виктории-Лилии, гномские клинки и кольчуги у нас обоих, то выводы напрашиваются сами собой. Даже для такого дилетанта, как я, они очевидны, что уж говорить об отце. Всё это я и поспешил довести до своей альты в сопутствующих мысленной фразе образах.

"Не спеши с выводами. Это - косвенные соображения, нет ни одного прямого указания. Вопрос в лоб он задавать не станет, отвечать ему прямо я также не хочу, а догадки... За догадки ещё никого не убивали, а вот за сокрытие важной информации...", - неспешно отвечала моя женщина. - "Ему просто невыгодно раскрывать истину. Готова поспорить, что захваченный тобой чародей уже мёртв".

Кабинет отца встретил нас острым запахом алкоголя и мягким полумраком. Горела только одна лампа, расположенная не на письменном столе даже, а на невысоком столике, в левой от входа части кабинета. Сам хозяин восседал на небольшом креслице у того же столика, смакуя из ажурной рюмки коричневую маслянистую жидкость, явно алкогольную. Жестом хозяина он указал нам на такие же небольшие креслица, выжидательно жавшиеся к столику.

Только мы расселись, уже другим жестом отец предложил присоединиться к нему. Я инстинктивно протянул руку за рюмкой, и даже альта не отказалась от угощения, чем вызвала у меня откровенное недоумение. Барон плеснул нам, и мы с ним на несколько минут выпали из реальности, предаваясь изысканному пороку. Виктория отпивала с гораздо меньшим энтузиазмом, зато с живым любопытством, замешанным на лёгком осуждении, наблюдала за нами.