Месть Владигора - Сергей Карпущенко

В ту ночь они спали совсем недолго. Без команды начальников вставали со своих убогих постелей, зажигали глиняные плошки с жиром, в котором плавал фитиль, приводили в порядок доспехи, точили мечи и наконечники копий, поправляли оперенье у стрел, усердно размалевывали лица сажей, охрой, суриком. Каждый делал это молча, сосредоточенно, — никто из них не желал смерти, но всякий знал, сколь вероятна она, а поэтому в эти часы воины думали скорее о ней, чем о победе над врагом, потому что боялись обидеть смерть своим невниманием, а значит, страшились призвать ее к себе.

Поутру построились так же, как и вчера, и три колонны-змеи снова поползли к Ладору: одна — прямо, две другие — в обход, справа и слева. Когда подошли на расстояние выстрела из лука, надежно прикрылись щитами. Лучники, самострельщики, пращники принялись обстреливать верх заборола, хоть и не видели пока голов ладорцев. Тем, кто шел впереди, показалось странным, что синегорцы даже и не подумали восстановить разрушенные заборола, да и то, что не свистели стрелы, не втыкались с сочным чмоканьем в их щиты, изумляло немало.

«Неужели еще какую-то хитрость придумали ладорцы? — думали уже многие, подходя к насыпи и не замечая на стене и под нею защитников крепости. — Нужно быть начеку. Помоги, всемогущий Перун!»

Выставив копья далеко вперед, плечо к плечу, прикрываясь большими, от лица до голеней, щитами, медленно вступили на всход, потом убыстрили шаг, потом перешли на бег. Первые ряды через проломы в забороле взбежали на площадку стены, но, вознамерившись пронзить копьями всякого, кого увидят здесь, в нерешительности остановились.

На площадках никого не было. Только несколько сломанных копий валялось здесь.

— Они прячутся где-то! — стараясь поскорее прогнать недоумение и растерянность первой пришедшей на ум мыслью, закричал какой-то сотский из коробчаков. — Искать ладорцев, искать!

В разные стороны потекли по боевым площадкам борейцы. Заглядывали в ниши, где порой находили укрытие от дождя крепостные караульные, осторожно стали спускаться по лесенкам вниз, думая, что где-нибудь в прилегающих к стенам постройках притаились хитрые ладорцы. Но, отворяя двери этих домиков, оставленных незапертыми, борейцы так и не находили врагов.

Изумление начинало сменяться страхом. Воины, готовые или принять смерть, или растерзать своих врагов, словно ударились лбами в стену, и этой стеной была пустота и немота города. Негодуя неизвестно на кого, они стали бегать от дома к дому и повсюду находили следы внезапного ухода людей. Негодование борейцев ненадолго сменялось радостью, когда удавалось найти что-то ценное — оставленные беглецами ожерелья, подвески, гривны, запястья, наголовья. Встречалась и серебряная посуда, и все эти вещи борейцы тут же прятали в предусмотрительно захваченные мешки. Но радость скоро исчезала, как исчезает из дырявого кувшина вытекающая вода. Не хватало главного. Готовившиеся стать победителями, не видя синегорцев, ненавидимых всей душой уже за то, что они долго не впускали их в город, воины были неудовлетворены. Да, серебро — это хорошо, но где же радость схватки, радость от приобретенной в бою добычи? Воины знали, что и жены, и дети их тоже не будут рады, ибо не оружием взято все это добро, а как подачка, брошенная врагом.

Куда богаче оказались в домах исчезнувших борейцев запасы провизии: в хлевах стояли коровы, овцы, козы, в ледниках лежали разделанные пополам свиные копченые туши, мороженая битая птица, бочки с солониной. В амбарах — жито, крупы, овес, в погребах домов побогаче борейцы находили бочки и глиняные кувшины с медом, и, не поборов искушения, воины принялись за духовитые напитки. Мед, брага, пиво рекой полились в их глотки, но легче на душе у борейцев не стало.

Уже во хмелю выходили из домов воины, таща на плечах мешки с найденным добром, качаясь, пытались зайти в соседние дома, но там уже рыскали другие.

— Эй, пошел отсюда, вислозадый иг! — кричал какой-нибудь коробчак. — Ты, что ли, первым взошел на стену? Ну так и не лезь сюда!

Когда иги, гаруды, плуски и коробчаки жили в стане, между ними никогда не возникало ссор. Теперь же не излившаяся на синегорцев злоба искала выхода и находила его в давних несогласиях между племенами, представители которых за глаза дразнили друг друга разными обидными словами.

— Это я-то вислозадый?! — вспыхивал хмельной и обиженный воин-иг. — А ты — коробчакский козел вонючий, вот ты кто такой!

Со звоном вылетел из ножен меч коробчака, забывшего уже о своем мешке с добром. Прямо на пороге дома, обливаясь кровью, хрипя, свалился иг, а уж к нему бежали его товарищи, крича:

— Коробчак вонючий нашего порубил! Бей коробчаков!

Тотчас убийца был изрублен игами в горнице дома, где еще вчера жил бондарь со своей семьей. Но со всех сторон к дому уже сбегались и иги, и коробчаки. Выскочивших из дома игов подданные князя Пересея пронзили копьями, но их в свою очередь иги пронзили мечами. Скоро узкая улица была запружена воинами. Иные ожесточенно дрались, защищая честь племени, другие — гаруды, плуски — с интересом наблюдали за дракой, которая, как сухой мох впитывает воду, всасывала в себя все новых и новых участников.

— Надо бы разнять их! — воскликнул, не выдержав кровавого побоища, какой-то плуск. — Сотского позвать, вождей!

Но ему возразил гаруд, равнодушно взиравший на сражение:

— А ты стой себе, плуск рогатый, да помалкивай! Тебе-то что за дело?

— Рогатый?! — так и подскочил на месте плусский воин.

— А какой же? Вы же все рогатые, — невозмутимо отвечал гаруд.

— Тогда ты — куриная гузка, так вас, гарудов, вроде называют! — не растерялся плуск, и соплеменники поддержали его смехом.

Бешенство и ярая злоба выразились на лице гаруда. Выпучив остекленелые от ярости глаза, он выхватил из-за пояса боевой топор, взмахнул им, и плуск упал на землю с рассеченной головой. На гаруда набросились товарищи убитого и вмиг изрубили его на куски.

Вскоре на улицах Ладора кипели ожесточенные бои. Большинство сражавшихся не понимало, из-за чего они режут, рубят друг друга, но каждый ощущал свою правоту, а поэтому иг бил гаруда, гаруд ига, плуски рубили игов и гарудов, а коробчаки — гарудов, плусков и игов.

Вожди, все еще стоявшие на возвышении, довольные тем, что всем трем колоннам удалось без труда войти в город, заслышав звон клинков, треск ломавшихся копий, дикие крики умирающих, говорили между собой.

— Ну вот, братья, бои идут уже на улицах Ладора. Я так и знал, что Владигор не станет тратить много времени на оборону стен — бесполезно! Уверен, что в уличных боях борейцы покажут себя достойно! — утверждал Грунлаф.