Европейская поэзия XIX века - Антология

После подавления национально-освободительного движения в Македонии П. Яворов работал в Народной библиотеке, в софийском Народном театре. Второй сборник поэта, «Бессонница» (1907), передает идейное и творческое смятение Яворова. Сам сборник знаменует собой начало символизма в болгарской литературе. Однако поэт не порывает полностью с реалистическими традициями. Мотив сострадания и любви к человеку, протест против засилья реакции, облеченные в иные формы, и теперь звучат в его стихах. Трагическая судьба личности, жаждущей добра и света, нашла воплощение и в драме Яворова «У подножия Витоши» (1911) — одном из наиболее значительных произведений болгарской драматургии. В эти годы поэт пережил и личную трагедию — покончила с собой его жена. Оказавшись в непримиримом конфликте со средой, П. Яворов кончает жизнь самоубийством.

АРМЯНЕ[60]

Перевод М. Зенкевича

Изгнанники, жалкий обломок ничтожныйнарода, который все муки постиг,и дети отчизны, рабыни тревожной,чей жертвенный подвиг безмерно велик,—в краю, им чужом, от родного далеко,в землянке, худые и бледные, пьют,а сердце у каждого ноет жестоко;поют они хором, сквозь слезы поют.

И пьют они, чтобы забыть в опьяненьео прошлом, о том, что их ждет впереди,—вино им дает хоть на время забвенье,и боль утихает в разбитой груди.Шумит в голове, все покрылось туманом,исчезнул отчизны страдальческий лик;к ее сыновьям, в омрачении пьяном,уже не доходит о помощи крик.

Как зверем голодным гонимое стадо,рассеялись всюду в краю, им чужом,—тиран-кровопийца, разя без пощады,им всем угрожает кровавым мечом.Родимый их край превратился в пустыню,сожжен и разрушен отеческий кров,и, беженцы, бродят они по чужбине,—один лишь кабак приютить их готов!

Поют они… Льется их буйная песня,как будто бы кровью исходят сердца,и давит их ярость, им душно и тесно,в душе у них — горе и гнев без конца.Сердца угнетенных наполнены гневом,в огне их рассудок, а взоры в слезах,и льется их песня широким напевом,и молнии мести сверкают в глазах.

И зимняя буря, их пению вторя,бушует, и воет, и дико ревет,и вихрем бунтарскую песню в просторедалеко по белому свету несет.Зловещее небо насупилось мглистей,и все холоднее студеная ночь,а песня все пламенней, все голосистей.И буря ревет, голосит во всю мочь…

И пьют… и поют… То обломок ничтожныйнарода, который все муки постиг,то дети отчизны, рабыни тревожной,чей жертвенный подвиг безмерно велик.Босые и рваные, в тяжкой разлукес отчизной далекой, вино они пьют,стремясь позабыть все несчастья и муки,—поют они хором, сквозь слезы поют!

ГАЙДУЦКИЕ ПЕСНИ

Перевод М. Павловой

Гоце Делчеву[61]

День я днюю по местам укромным,ночь ночую по дорогам темным.Нету батьки, нету мамки,—батьки, чтоб наставить,мамки — в путь отправить…

Гой вы, горы,ты, Пирин-планина!Гой вы, черныцареградски вина!

С кем враждую — меру дам за меру,с кем дружу я — веру дам за веру.Нету ни сестры, ни брата —брата, чтоб гордиться,сестры, чтоб проститься…

Гой ты, саблявострая, лихая!Гой ты, водкалютая, хмельная!

Бог на небе — пусть себе богует.Царь на троне — век ли пролютует?Нету милой, нету любы,—чтоб ждала-скучала,обо мне рыдала…

Гей, винтовкамоя, огнеметка!Гей, подружка,солуньска молодка!

Ой, кабы, люба, да быличервонным золотом чистымтвои ли русые косы…Их на коня бы, любушка, право,тотчас сменял я;с ним бы оравутурок проклятых прогнал я!

Ой, кабы, люба, да былидвумя алмазами, люба,твои ли черные очи…Их на ружье бы, любушка, право,тотчас сменял я;с ним бы на славутурок стрелял я!

Ой, кабы, люба, да былижемчужным чудным монистомтвои ли белые зубки…Их на саблю, любушка, право,тотчас сменял я,ею б на славутурок сражал я!

Темный наш лес — засада,гей ты, ружье-кремневка,люди идут с базара,едет надутый Лазо;дерево лист уронит,пуля Лазо догонит,воевода.

«Люди идут с базара,едет надутый Лазо;дерево лист уронит —плохая примета.Пуля Лазо догонит,сживет со света…Огонь чело мне сжигает,мука мне душу терзает,дружина».

Зуб за зуб, око за око,эх, верная клятва гайдука.Знают Лазо повсюду,кровавого ката, иуду;зуб за зуб, мука за муку —таков обычай гайдука,воевода.

«Знают Лазо повсюду,кровавого ката, иуду,зуб за зуб, мука за муку,за смерти!Таков обычай гайдуканавеки…Да жаль мне бедную пташку,Лазову дочку, бедняжку,дружина».

Сон мне снился, ой, не радость,проклятая младость,холм могильный, холм песчаныйпод листвой увялой.

На могиле, ой, не радость,проклятая младость,крест юнацкий деревянный,на нем птенчик малый.

Рано утром, ой, не радость,проклятая младость,он поет, как в жизни труднойсирота скитался.

А под вечер, ой, не радость,проклятая младость,он поет, как воин юныйс жизнью расставался.

Сон мне снился, ой, не радость,проклятая младость,сон зловещий, сон нелживый —мой холм сиротливый…

ВОЛШЕБНИЦА

Перевод В. Соколова

Душа моя — смиренная рабыня,твоей душой плененная. Отнынедуша моя в твои глаза глядит,она тебя смиренно заклинаети молит, молит. Год за годом тает…Твоя душа-волшебница молчит.

Моя душа томится жгучей жаждой,но все молчит в ответ на зов мой каждыйтвоя душа, дитя и божество…Твои глаза молчат…Не отвечаетдуша твоя.Ужель ее смущаетволшебное свое же торжество?

ВЕНГРИЯ

МИХАЙ ВИТЕЗ ЧОКОНАИ

Перевод Н. Чуковского

Михай Витез Чоконаи (1773–1805). — Один из крупнейших и разностороннейших венгерских поэтов. Автор лирических стихов, ирони-комических и эпических поэм, антидворянских сатирических комедий, трактатов по стихосложению. Поклонник Гольбаха, Руссо, Вольтера, он сочинял стихотворения любовно-анакреонтические и философские, навеянные идеями о естественном равенстве людей. Стилевые традиции рококо, сентиментализма, петраркизма сплавлялись у него со школярско-плебейскими и фольклорными мотивами. Вынужденный вести полунищую скитальческую жизнь, он отлично знал народную поэзию и стал одним из первых писать стихи в народно-песенном духе.

ВЕЧЕР

Уходит солнца шар средь блеска и сияньяВ распахнутую дверь ущерба, увяданья;Горячие лучи бледнеют, умирая,Свой жар за горизонт багряный погружая,И гаснут в вышине на золоченых тучах.И вечер на крылах прохладных и могучихЛетит с улыбкою, летит, роняя росы,Как сладостный бальзам, в раскрывшиеся розы.Пичуги малые, в остывших сидя гнездах,Печальной жалобой тревожат сонный воздух,И плачет соловей, и плачет, и рыдает,И жаворонка трель все выше улетает.В пору забрался волк и дремлет, а в берлогеИспуганный медведь ревет, рычит в тревоге.Придите, вечера, дохнув очарованьем,Наполните, летя, мой слух своим звучаньем,Пусть душу скорбную ваш тихий ветер тронет,Утешит нежностью и горечи схоронит.Зефиры легкие, летите, вейте, вейте,Веселье, радость, жизнь мне в душу щедро лейте!И вот уж окружен я ветерком крылатым,Он дышит мне в лицо небесным ароматом,На радость грациям, широкий, шелестящий,Какие игры он устраивает в чаще,Как он колеблет гор далеких очертанья,Едва заметные сквозь лунное сиянье,Как, сумрак шевеля, он открывает далиДля грусти сладостной, для радостной печали!Не торопись, о ночь, с угрюмыми часамиИ радость не гони холодными крылами,Мне отдыха не даст безмолвие ночное,Ничто моей душе не принесет покоя.Наш мир, он для меня, признаться, слишком шумен,Крик чванных и скупых неистов и безумен,Все люди вкруг меня от злобы и испугаВопят, как пьяные, галдят, давя друг друга.Род человеческий, безумный, бестолковый,Зачем ты сам себе, скажи, надел оковы?Земля-кормилица, она была твоею,А ныне лишь скупец, гордец владеет ею.Зачем, разгородив простор полей межами,Посеял ты раздор, разлад меж сыновьями?Везде «твое», «мое». Насколько было краше,Когда про все кругом могли сказать мы: «наше».Был век, когда земля для всех плодоносила,Принадлежала всем и щедро всех кормила,И войны хищные в безумном исступленьеНароды не влекли на смерть, на истребленье.Законом бедняки тогда не презирались,Все были равными, все в равенстве рождались,И пограничный столб, и веха межевая,Твердящая нам всем, что здесь земля — чужая,Не нарушали встарь ни дружества, ни братства,Людей не гнали прочь от общего богатства.И баре чванные, украсив дом гербами,Не правили еще безгласными рабамиИ не лишали их последней корки малой,Чтобы паштетами наесться до отвала.Не правили цари десятками мильонов,Не драли шкуру с них при помощи законов,Не разоряли их во имя самовластья,Лишая их гнезда, уюта, жизни, счастья.Скупец тогда еще не прятался от взора,Не избегал людей, чтоб деньги скрыть от вора,Который воровать у них же научился,Ибо никто на свет воришкой не родился.Чему дивиться тут, когда в полях зеленых,Куда ни глянь — межа, столбы границ на склонах,И даже вольный лес весь окружен оградой,Чтоб дикий зверь, и тот был барскою усладой,Когда заборами обнесены и реки,Чтоб их от бедняков отгородить навеки!О зарево зари, о ясное сиянье!Лишь ты одно пока ничье не достоянье.О ветер сладостный, о воздух животворный!Лишь ты один ничей, привольный и просторный.Заката музыка, греми! Твоим фанфарамВсе сыновья земли еще внимают даром.Шуми, широкий лес! В зеленые чертогиИ свинопас придет, и землекоп убогий,И праздник радостный, услады даровыеДля них устроят мир и все его стихии.Природа милая, тебе одной я внемлю,Ты подарила мне и небеса и землю,И их помощником я буду век за векомЛишь оттого, что я родился человеком.

ЛЮБОВНАЯ ПЕСНЬ К ФЛЯЖКЕ В ЖЕРЕБЯЧЬЕЙ ШКУРЕ