АВТОБИОГРАФИЯ - МАЙЛС ДЭВИС

Но он мог играть на отрыв. В свой первый вечер он так испугался (к тому же был сильно накачан), что, отыграв семь или восемь тактов своего соло, вдруг бросился со сцены и выбежал в заднюю дверь. Представляешь, ритм-группа продолжает играть, а публика сидит с раскрытыми ртами, не понимая, что происходит. Я сошел со сцены и пошел за кулисы посмотреть, что случилось с Джеки, хотя в глубине души и подозревал, что наверняка ему просто плохо от героина, я уже знал, что Джеки его употреблял. Оскар Гудстайн, хозяин «Бердленда», тоже вышел со мной. И вот мы увидали Джеки, которого чуть ли не мозгами рвало в мусорный ящик, вся его рожа была измазана в блевотине. Я спросил, все ли с ним в порядке, и он кивнул головой, что да, в порядке. Я приказал ему вытереть трубу и идти на сцену. Мы слышали, что ритм-группа все еще продолжала играть. Оскар смотрел на все это с отвращением и сказал Джеки, когда тот проходил мимо: «На, парень, вытри лицо», бросил ему полотенце, отвернулся и пошел в клуб впереди нас. Джеки вернулся на сцену и играл на отрыв. Да, именно, я хочу сказать, что он великолепно играл в тот вечер.

После того концерта я поехал в Лонг-Айленд, где жил в то время у Стэна Леви, и думал там о Джеки. На следующий день я позвонил ему и попросил отрепетировать со мной кое-какие темы, и он пришел. После этого я пригласил его в оркестр, который тогда набирал, — с Артом Блейки, Сонни Роллинзом, Перси Хитом и Уолтером Бишопом, — а потом мы стали с ним вместе время от времени — два или три года — снимать комнату.

Мы с Джеки всюду вместе шатались — ширялись и ходили в кино на 42-й улице. Уехав от Стэна Леви, я в основном останавливался в отелях с проститутками, которые давали мне деньги на наркотики. Я жил в отеле «Университет» на 20-й улице и в отеле «Америка» на 48-й. Мы с Джеки, одурманенные, ездили на метро и смеялись над уродливой обувью и одеждой пассажиров. Просто смотрели на кого-нибудь и, если этот человек казался нам смешным, заливались смехом. Джеки был смешливым парнем и любил разные розыгрыши. Иногда, приняв слишком сильную дозу и будучи не в состоянии двигаться, я оставался ночевать у него и его подруги, на 21-й улице. Мы вместе ходили в спортзал Стилмена и смотрели, как тренируются боксеры, мы с ним были не разлей вода, покупали героин и вместе кололись. Когда я подружился с Джеки, мне было двадцать четыре, шел двадцать пятый, и у меня за плечами был большой опыт. Ему было всего девятнадцать, и он был никем. У меня уже сложилась музыкальная репутация, так что он смотрел на меня снизу вверх и относился ко мне с уважением, как к старшему.

С Сонни Роллинзом мы тоже регулярно проводили время. Помню, околачивались в одном заведении, которое называлось «Беллз» (тему «Sipping at Bell's» я написал о нем). Это был первоклассный бар на Бродвее на 140-х, и посетители там были приличные. Или же мы встречались на квартире у Сонни на Эджкомб. Наширяемся и любуемся из окна великолепным видом на парк напротив его дома. Оттуда был виден и стадион «Янки».

Если мы не торчали дома у Сонни или Уолтера Бишопа, то шли к родителям Джеки (мне нравились его отец и мать) или сидели на маленькой площади на пересечении СентНиколас-авеню и 149-й или 150-й улиц — особенно хорошо там было летом. Мы — то есть я, Джеки, Сонни, Кении Дрю, Уолтер Бишоп и Арт Тейлор.

Я любил Гарлем — мне нравилось торчать в клубах, в парке на 155-й и Сент-Николас, ходить с Максом в бассейн «Колониал» в Брэдхерсте около 145-й улицы. Мы все врубались в кайф, а там было столько мест для этого — даже дома у Арта Тейлора. Его мать, очень приятная женщина, она мне очень нравилась, целый день была на работе, так что квартира была в нашем распоряжении. Поймав кайф, мы отправлялись к Баду Пауэллу послушать, как он играет. Он всегда был дома, молчал, зато все время тихо улыбался. А могли и завалиться в ночной клуб Шугара Рея Робинсона. Это тоже было шикарное место, не говоря уж о «Маленьком рае», клубе «Лаки» и всех остальных хипповых клубах. Так что я подолгу ошивался в Гарлеме, гоняясь за героином. Героин был моей подружкой.

Закончив ангажемент в «Бердленде», я, кажется, записался с Ли Коницем для «Престижа» как сайдмен. Макс Роуч тоже с нами играл, и Джордж Рассел, и другие ребята, забыл, кто именно. Мы исполняли некоторые сочинения и аранжировки Джорджа — он всегда был очень интересным композитором. Играли мы, насколько я помню, хорошо, но без блеска. Для меня это была просто очередная работа за деньги. Хозяева клубов занесли меня в черный список, и только Оскар Гудстайн в «Бердленде» давал мне работу несколько раз.

Мы играли в «Бердленде» в июне с Джей-Джей Джонсоном, Сонни Роллинзом, Кении Дрю, Томми Портером и Ар-том Блейки. По-моему, наш субботний концерт был записан для регулярной радиопередачи «В субботу вечером». Все играли хорошо в тот раз, но я-то знал, что мои челюсти все еще не в форме. Потом в сентябре мы с Эдди Локыо Дэвисом собрали оркестр для выступлений в «Бердленде», пригласив Чарли Мингуса, Арта Блейки, Билли Тейлора и тенор-саксофониста по имени Джордж «Большой Ник» Николас. Музыка была хорошая. Я играл лучше, чем обычно.

Я всегда любил игру Локыо, с того самого раза, когда впервые услышал его в клубе «Минтон». У него был такой энергичный стиль. Если ты планировал играть с Локыо не один раз, лучше было не пытаться блефовать, потому что он моментально оконфузил бы тебя, так же как и Большой Ник. У Ника никогда не было солидной репутации, но вся музыкальная тусовка в то время знала, что он может играть на отрыв, и мне всегда было непонятно, почему Ник не известен в более широких кругах. С такой энергией, бушующей вокруг меня, я, наверно, на этих выступлениях старался больше, чем обычно, за последнее, уже довольно долгое, время. Понимаешь, Локыо был старейшиной на музыкальной сцене. И Большой Ник тоже — он играл с Диззи и возглавлял большой штатный оркестр в Гарлеме в клубе «Маленький рай». Он там регулярно играл с Монком и Птицей. Так что с этими ребятами невозможно было схалтурить — они вышвырнули бы тебя со сцены в два счета. Хоть у меня и была дурь в голове, я все же понимал, что, если играешь с музыкантами такого класса, нужно помнить о своей репутации. То выступление оказалось для меня хорошей практикой — я играл усердно: как мог.

Было здорово снова играть с Мингусом. Он околачивался в Нью-Йорке и бездельничал — с тех самых пор, как ушел из трио Реда Норво, потому что там его затирали. Временами ему перепадала кое-какая работа, и я подумал, что ангажемент в «Бердленде» мог бы помочь ему собраться, взять себя в руки. Он был великолепным басистом. Но с ним было очень трудно ладить, особенно на почве музыки — у него всегда были свои собственные идеи о том, что хорошо и что плохо, и он не особенно церемонился с людьми и выкладывал им все, что у него было на уме. В этом отношении мы с ним даже похожи. Правда, наши музыкальные пристрастия не всегда совпадали. Но я был рад снова играть с ним, потому что он всегда был изобретательным, требовательным, творческим музыкантом.

Моя вторая в 1951 году запись с «Престижем» была назначена на октябрь, и мне хотелось сделать ее более качественной, чем первую. К тому же «Престиж» планировал использовать новую технологию, которую они называли «долгоиграющей». Боб Уайнсток сказал мне, что теперь я смогу выйти за рамки трех минут, которые отводились нам на пластинках с 78 оборотами. Мы могли теперь растягивать свои соло, как в живых выступлениях в клубах. Мне предстояло стать одним из первых джазменов, записавших пластинки с 33 1/3 оборота, которые до этого использовались исключительно для живых выступлений, и меня волновала та свобода, которую  эта новая технология могла мне дать. Я устал от лимита в три минуты, куда загоняли музыкантов пластинки с 78 оборотами. У нас не было пространства, чтобы по-настоящему развернуться с импровизацией, нужно было по-быстрому заканчивать со своим соло и убираться. Боб сказал, что Айра Гитлер будет продюсером этого альбома. На этой сессии со мной играли Сонни Роллинз, Арт Блейки, Томми Портер, Уолтер Бишоп и Джеки Маклин; для Джеки эта запись была дебютной.

Это была моя лучшая работа за долгое время. Я практиковался и проводил репетиции с оркестром, поэтому все музыканты были знакомы с материалом и аранжировкой. Сонни в этом альбоме играл на отрыв, да и Джеки Маклин тоже. Он назывался «Все звезды Майлса Дэвиса», иногда его называли просто «Диг». Мы записали там «My Old Flame», «It’s Only a Paper Moon», «Out of the Blue» и «Conception». Мингус пришел со мной в студию со своим контрабасом. Он сыграл несколько раз как фоновое сопровождение в «Conception». Его имени на пластинке нет, потому что у него тогда был эксклюзивный контракт с лейблом «Верв». Чарли Паркер пришел и уселся в инженерной будке.

Так как Джеки Маклин записывался в первый раз, он сильно нервничал, а когда Птицу увидел, то совсем запсиховал. Птица был его кумиром, и Джеки постоянно подходил к нему и спрашивал, что он тут делает, а Птица отвечал, что, мол, просто так пришел, послушать. Господи, Джеки приставал к Птице с этим вопросом тысячу раз. Птица все понял, но не подавал вида. Джеки хотел, чтобы Птица ушел, тогда он мог бы расслабиться. Но Птица все время говорил ему, какой хороший у него звук, и подбодрял его. Через некоторое время Джеки сумел-таки расслабиться и играл на отрыв.