Репортажи с переднего края. Записки итальянского военного корреспондента о событиях на Восточном фронте. 1941–1943 - Курцио Малапарти

В дальнем углу церкви были сложены у стены церковная утварь и несколько икон Мадонны и различных святых. Группа женщин-крестьянок занималась чисткой изображений святых, которые на протяжении двадцати лет были похоронены под грудами семян или спрятаны за алтарем, где коммунисты хранили также и лопаты, предназначенные для того, чтобы время от времени проветривать зерно. Я прошел дальше, чтобы внимательнее рассмотреть изображения. Часть из них представляла собой классические православные иконы святых и Мадонны с потемневшими ликами, помещенными в классический оклад из меди, бронзы или белого металла. Прочие являлись подражанием изображениям святых, принятым у католиков. Один из стариков, взобравшись на лестницу, забил в стену гвоздь, на который собирался повесить икону, которую держала наготове одна из девушек. Две бабушки, вооружившись тяпками, готовились дать бой мышиному семейству, которое они обнаружили под кучей семян подсолнечника. Я обратил внимание, что лица старушек покрыты сетью темных морщин. За этой сценой наблюдала группа вездесущих юнцов; они стояли, пересмеиваясь и перешучиваясь с девушками, однако невозможно было определить, означали ли их слова и выражение лиц явную насмешку или просто дружелюбное равнодушное удивление, куда примешивалась свойственная юности заносчивость. Несколько мужчин зрелых лет, в возрасте примерно сорока пяти (что означало их принадлежность к поколению, «не затронутому» Великой (Первой мировой) войной, которым в 1917 году, когда Ленин захватил власть, было лет по двадцать), молча наблюдали за всем этим с руками в карманах, не решаясь ни прийти на помощь старикам, ни попытаться высмеять их.

– Где мы поставим подсвечники? – спросил один из стариков у девушек, закончивших чистить означенную церковную утварь и теперь переносивших ее в церковь, где подсвечники аккуратно ставились в углу между алтарем и стеной. Похоже, даже они все забыли, где же было место подсвечников в церкви.

– На ступенях алтаря, – ответила одна из пожилых женщин, – а меньшие по размеру пойдут сюда, прямо на алтарь.

На алтаре стопкой были сложены толстые книжные тома. Один из стариков грязными пальцами перелистывал пожелтевшие страницы. Каждая страница была испещрена рядами цифр и пометками на полях. Эти книги имели большую ценность. В них содержались отчеты церкви за последние годы, точнее, отчеты о работе склада. Здесь были отражены все вклады и долги крестьян Ольшанки, данные об объемах их вкладов в семенной фонд, денежные суммы по реализации продукции. Старик не знал, должен ли он выбросить эти книги или поставить их на хранение в надежное место. Наконец он нашел нужное решение. Он взял эти толстые книги, тщательно удалил с них пыль и поставил их в углубление посередине алтаря. И тут одна из бабушек, та, что до этого несколько минут внимательно наблюдала за стариком, начала махать руками и что-то выкрикивать хриплым голосом. Остальные старушки подались вперед и стали сердито ворчать. Это место предназначено для святых книг, выговаривали они старику, а не для этих толстых бухгалтерских папок. После этого на защиту бухгалтерских книг смело бросилась молодежь. Юноши в ответ заявили, что книги всегда хранились именно в этом месте, и значит, должны здесь и остаться, и нет никаких веских причин для того, чтобы убрать их, бухгалтерские документы следовало оставить на месте до тех пор, пока не найдут подходящие церковные книги.

Потом постепенно буря миновала, голоса стали менее резкими, старушки, потерпев поражение, отступили, что-то бормоча про себя и качая головами.

– Давайте сюда подсвечники, бабушки, – предложил один из молодых людей, после чего он со своими приятелями стал помогать бабушкам расставлять подсвечники на алтаре.

В это время пожилые мужчины выглядели смущенными.

– Где мы возьмем восковые свечи, огромные свечи, которые используются здесь? – спрашивали они. – Если бы они у нас были! Но мы годами их не видели.

Наконец в церкви был наведен порядок. Здесь больше не хранились груды семян, помещение было вычищено и вымыто. Коммунистические сельскохозяйственные пропагандистские плакаты, которыми еще час назад были увешаны стены, сменили лики святых. Оконные стекла также были тщательно вымыты и протерты. Ко мне подошла пожилая женщина, которая, назвав меня барином, спросила, как скоро вернется назад их поп. Вот уже двенадцать лет, как он был отправлен в Сибирь.

– Возможно, он скоро вернется, – ответил я.

– Если наш поп не вернется, мы не сможем заново освятить церковь, – пожаловалась старушка, а все остальные внимательно прислушивались к разговору, встав вокруг меня плотным кругом.

– Ему придется долго добираться сюда, – проговорила одна из девушек, – из Сибири в Ольшанку довольно далеко.

Молодежь принялась смеяться, но старики смотрели на меня в замешательстве. Они как бы спрашивали сами себя: «Что нам делать с нашей церковью, если наш поп не вернется назад?»

Юноши насмешливо улыбались, как бы отвечая им: «Если ваш поп не вернется, мы снова станем хранить здесь зерно».

– Возможно, его уже нет в живых, – заметил я. – Но если не он, то сюда приедет кто-нибудь другой.

Неожиданно один из стариков спросил:

– А как насчет колоколов?

Кто-то другой повторил вопрос:

– Да. Что насчет колоколов?

Русское обозначение понятия «колокола» очень красиво на слух, оно точно и ясно отражает чистый и глубокий звук русских колоколов, эхо которого мягко разносится над украинской землей. Все вокруг меня один за другим стали повторять:

– Колокола… колокола… колокола.

И в этой гармонии звукоподражания мне будто бы слышался веселый звон колоколов с церковной колокольни, который эхо разносит далеко вокруг через зеленые и золотистые поля, над широкими просторами моря пшеницы.

– Подождите! – воскликнул один из стариков и побежал куда-то наружу.

Мы все последовали за ним на церковный двор, и оттуда видели, как старик поспешил вниз через луг к коровам, которые паслись на землях, принадлежавших местному колхозу. Мы видели, как старик подбежал к корове, снял с ее шеи тяжелый бронзовый колокольчик, живо повернул назад и снова поспешил по тропинке вверх. По мере того, как он приближался к нам, все продолжали твердить:

– Колокола… колокола… колокола!

Какой-то юноша предложил взобраться на вершину колокольни. А мы все снова вошли в здание церкви, старики схватили поставную лестницу и приставили ее к стене колокольни изнутри. Юноша поднялся по лестнице и исчез из виду. Вскоре все мы услышали, как откуда-то сверху доносится тяжелый сладостный звук бронзового колокола. Пока непривычный звук, глубокий, чистый и мягкий, эхо несло вниз, в долину, все, даже сидевшие у источника раненые, подняли взгляды вверх. Это вызывало ассоциации, будто на бесконечных синих небесных лугах паслись коровы. И когда это видение молнией пронеслось в моем сознании, один из юношей, тех самых молодых насмешников, проговорил, хихикая: