Черно-белый оттенок нежности - Юлиана Мисикова

цепочку. Но время шло и надо было что то сказать, что то такое, чтобы не выдать своего страха и смятения.

– А ты… Чего хочешь ты?

Наконец выдавила она из себя наиболее подходящую к случаю фразу, способную хоть на миг усыпить его бдительность.

– Ты правда хочешь знать чего хочу я?

Он снова усмехнулся, не сводя с нее тяжелого глубинного взгляда и ответил, чеканя каждое слово.

– Я хочу чтобы ты отдалась мне, полность, без остатка, и душой и телом. Чтобы ты подчинилась мне как законная жена, чтобы разделила со мной мой дом, мою жизнь и мою постель. Я хочу чтобы ты стала моей…

Эти слова в купе с его открытым и откровенным взглядом в один миг выбили у нее почву из под ног. Средце испуганно замерло, пропуская удары, а хлынувшая в голову кровь бешенно пульсировала в висках, причиняя почти физическую боль. Глядя на него широко раскрытыми глазами в которых притаился страх, ей на миг показалось, что вот сейчас он наброситься на нее, одним резким движением сдерет с нее пеньюар и овладеет ею прямо здесь на этой кровати, когда за стенкой в сладком неведении спит его законная жена. От этих мыслей она вздрогнула и съежилась, всем телом вжимаясь в поверхность кровати. Уловив ее жест, он понимающе убылнулся, но не сдвинулся с места.

Она молчала, мысленно раздевая его и представляя как он овладевает ею. Эти сцены отчетливо читались в ее глазах, вызывая неподдельный ужас. Раньше, в самом начале их знакомства, она ловила себя на мысли, что смотрит на него ни как на муфтия, а как на мужчину, который вызывает у нее определенный интерес своей загадочностью. Но пожив пару месяцев в его доме и узнав его получше, она перестала смотреть на его как на мужчину и как на муфтия тоже. Она увидела заботливого мужа и любящего отца и уже не могла даже представить его ни в каком другом качестве.

Время шло и повисшая в воздухе тишина стала давить на плечи, требуя выхода. Она понимала, что должна что-то сказать, но не знала как заставить себя это сделать.

– Я не могу…

Наконец произнесла она очень тихо, настолько, что он едва услышал ее, скорее прочитал по губам.

Его взгляд изменился. В нем появились жесткое выражение. Доли секунды он ждал, что она изменит свои слова, но не дождавшись, поднялся и наравился к двери. Уже взявшись за ручку и открыв дверь, он обернулся и произнес ровным голосом, лишенным всяких эмоций.

– У тебя есть три дня, чтобы подумать над моими словами и дать свой ответ. В случае отрицательного ответа – ты должна будешь покинуть этот дом.

С этими словами он вышел из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь.

Закинув в дорожную сумку те немногие вещи, которые у нее были, она застегнула молнию и присела на край кровати, внимательным взглядом осматривая опустевшую комнату и прислушиваясь к звенящей тишене погруженного в сон дома. Стрелки часов давно перевалили за полночь, ни в одной из комнат уже не работал телевизор, из звуков, наполнявших окружающее пространство доносился только стрекот кузнечиков в траве за окном и далекое кваканье лягушек где-то в болоте. А еще легкое дуновение теплого ночного ветра, нежно шелестящего листвой в кронах деревьев. Теплые ночной воздух, насквозь пропитанный ароматом магнолий и жасмина, почвы и озона, мучительно манил на улицу. Она вздохнула и устало потерла виски, словно собираясь с силами перед тем как сделать шаг в неизвестность, затем последний раз окинула взглядом комнату, которая стала ее домом на целых три месяца и подхватив сумку тихо вышла за дверь. Бесшумной тенью проскользнув по коридору и спустившись по лестнице, она пересекла гостиную и осторожно открыла входную дверь, которую Хажди обычно закрывал на ключ на ночь. Ключи висели в ключнице над вещалкой и ей не составило труда нащюпать в темноте нужный ключ. Тяжелая металлическая дверь скрипнула и поддалась, и спустя мгновение она утонула в ароматном ночном воздухе, с ароматом почвы и сырости. Стараясь ступать тихо и незаметно, она пересекла небольшой двор и нажав на кнопку с внуренней стороны открыла ворота. Когда они закрылись за ней с тихим щелчком, она по настоящему почувствовала себя на свободе. Теперь она совсем одна, сама по себе и никому во всем мире нет до нее дела. Это и есть настоящая свобода – когда ты никому не нужен. Свобода это забвение. Она свободна, потому что она – ничто, пыль под ногами случайного путника, заблудившегося в ночи. Она просто тень, скользящая по пустынной улице, никем не замеченная, никому не интересная. В последний раз оглянувшись на дом главного муфтия республики, тонувший в ночной млге, она развернулась и направилась вниз по улице, в сторону шоссе.

Дом Хаджи находился в пригороде, а ей надо было попасть в центр города, на автовокзал. Сначала она хотела вызвать такси, но вспомнив что у нее совсем нет денег, отказалась от этой идеи. Придется ловить попутку и уболтать водителя подбросить ее до города, а оттуда уже и пешком можно дойти до вокзала.

Дойдя до шоссе, она огляделась по сторонам, зябко поежившись от ночной прохлады. В это время суток на дороге не было ни одной машины, а те редкие которые встречались, проносились мимо с невероятной сторостью, не обращая на нее внимания. Она простояла на обочине не меньше полутора часов, прежде чем одна из машин все таки остановилась в паре метров от нее. За рулем парень лет двадцати пяти с обворожительной улыбкой. При взгляде на нее его улыбка стала еще шире, а взгляд опасно сощюрился, как у льва, присматревшего себе добычу.

– Куда путь держишь, красотка?

Весело спросил он, продолжая беззастенчиво разглядывать ее.

– В город.

Коротко бросила она, тоже присматриваясь к нему.

– Садись подброшу. Я как раз туда еду.

– Спасибо, не надо. Я лучше такси вызову.

Бесстрастно ответила она и отступила на несколько шагов, давая понять что разговор окончен.

– В это время такси ты будешь ждать долго. И не факт что дождешься.

Хохотнул парень и сделал приглашающий жест рукой.

– Как нибудь разберусь.

Парировала она и перевела взгляд вдаль, высматривая очередную машину.

– Ты что боишься меня красотка? – Усмехнулся парень, внимательно ее разглядывая и не переставая улыбаться. – Да брось, я тебя не обижу. Но если простоишь здесь одна еще какое то время, то могут найтись те, кто тебя обидит. Нельзя девушке одной ночью стоять посреди безлюдгого шоссе, всякое