Молёное дитятко (сборник) - Бердичевская Анна Львовна

Грек забрал своих раненых в БМП и уехал, а Боря спустился в подвал, поцеловал спящих детей, обнял Машу, которая больше не плакала, взял сумку, с которой в былые времена уезжал или уходил на вызовы, и отправился пешком на военный аэродром.

С Мишей он прощаться не стал, между ними все уже было договорено: где в доме спрятан автомат, где патроны, где гранаты и в каких случаях надо ими пользоваться, а в каких не стоит. Миша за последние месяцы стал взрослым. На это, во всяком случае, надеялся Боря. Больше ему надеяться было не на кого и не на что.

У меня Боря оказался примерно через неделю, его привел с вокзала, где русский доктор ночевал, мой старый приятель.

В то время я только начинала жить в Москве, меня поселила к себе в мастерскую подруга-искусствовед. Мастерская была просто комнатой в прелестном ампирном «допожарном» особнячке, чудом сохранившемся с начала девятнадцатого века в переулке возле Поварской. Хлебный переулок… Место бойкое. Кто только у меня там не бывал! Подруга-искусствовед была женщиной очень интеллигентной и, главное, доброй, она терпела. Ей, когда она изредка опасливо появлялась в особняке, даже нравились люди, которых она заставала — то это были молодые поэты с Урала, то многодетная семья немцев, которая из родных моих краев переселялась в Германию и ждала документов, то великая армянская художница с племянницами, да мало ли еще какие странники. Было это Время Странствий, достойное Книги Перемен.

Боря был из странников странник… Потом, много после, он оказался улыбчивым, остроумным малым, рассказчиком забавных историй. Он и свою историю рассказывал как цепь анекдотов… Потом. А в те две недели, что он у меня жил, точнее — приходил ночевать, он почти не говорил. Мой друг объяснил мне, что Боря хочет арендовать военный самолет, чтобы вывезти семью из горячей точки. Дело это безнадежное. Еще и потому, что денег нет. А деньги нужны огромные.

У меня был кое-какой опыт по части полетов в горячие точки, и однажды я попробовала поговорить об этом с Борей. Пока я перечисляла ему начальников, механиков и пилотов, он внимательно слушал и только кивал и говорил: «Знаю. Не годится». И коротко объяснял — почему. Потом он сам стал говорить, просто перечислять организации и фамилии, где бывал, с кем встречался… Это была целая империя авиации, империя средневековая и разваливающаяся. Боря знал о ней все. Он встретился со всеми авиационными начальниками всех ведомств и частей, от тех, кто тушил пожары, до тех, кто ловил бандитов. В это время тушить пожары и ловить бандитов никто и не думал. Так почему было бы не слетать в одну маленькую горячую точку, где в саду, в подвале уцелевшего дома сидела с тремя малыми детьми русская женщина, привезенная в этот самый рай самим Борей? Женщина слишком наивная и добрая для войны, слишком красивая, чтобы хоть нос высунуть в мир обезумевших, с цепи сорвавшихся вооруженных и голодных, потерявших честь и совесть мужчин.

Когда Боря говорил со мной, он ни разу не повысил голос. Он был очень задумчив, расчетлив и тверд. Как будто операцию делал — без наркоза и на самом себе. Он не имел права терять сознание от боли, и он обязан был выжить.

Я поняла и перестала его расспрашивать. Но он уже не мог остановиться, разговаривая со мной, он словно думал вслух. Тогда я и узнала, что шептал ему в ухо майор Ермак. Он назвал имена и телефоны членов одной банды, все это были летчики высокого класса, асы, зарабатывающие доставкой чего угодно куда угодно. С ними, считал Ермак, можно было договориться. Конечно, если отыскать денег. Много денег.

Боря этих бандитов нашел сразу. Они сидели неподалеку от Главтелеграфа, в неприметном офисе, в который вела прямо с улицы покрашенная суриком стальная дверь без таблички. Они назвали сумму. Эти хотя бы назвали сумму и сроки. Остальные просто не хотели слушать. Так что Боря как начал свои поиски с этих бандитов, так к ним и вернулся. Главным у них был полковник по фамилии Альпеншток, так мне запомнилось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Боря прекратил поиски самолетов и летчиков. Оставалось найти деньги…

И вот на несколько дней он исчез. А вернулся на бензовозе с уральским номером. Он ворвался в мастерскую, сунул руку за шкаф и достал оттуда, к глубокому моему изумлению, пистолет. Сунул его за ремень, как это делалось испокон веку во всех детективах, и сказал:

— Дня через два-три Маша приедет, с детьми. Можно?

— Можно-то можно. А разве ты не приедешь?

Боря ответил не сразу:

— Нет, я попозже.

И ушел. Я вышла за ним, и тут-то и увидела бензовоз с крупной надписью «Огнеопасно!»

Прошло два дня. Были сумерки, шел первый снег, когда мне в окно постучалась чья-то робкая рука. Я пошла открывать и увидела перед крыльцом небольшую толпу. Впереди всех стояла молодая женщина, про которую я сразу поняла — Маша, а за нею человек пятнадцать, из которых больше половины — дети, остальные — женщины преклонных лет и один долговязый парень на костылях, Миша — догадалась я.

Мастерская моей подруги была в окружении еще трех комнат-мастерских, самая большая комната с камином была общей гостиной, вот там с согласия всех художников поселился на несколько дней этот табор. Главной сложностью было — не засветиться. В буквальном смысле. По соседству с нашим особнячком было посольство одной небольшой европейской страны, его обитателей очень волновал свет в окнах домика, про который было точно известно, что это мастерские художников, где по ночам никто не живет. После девяти вечера мы не зажигали свет, ребятишки облепляли окна гостиной, за которыми валил и валил мягкий московский снег, гуляли толпы спокойных, сытых людей, сияли фонари. Дети вели себя необыкновенно тихо, они и разговаривали шепотом. Как в кинотеатре. С каждым днем наш табор редел, стариков и детей разбирали родственники и друзья, для них начиналась новая жизнь. А Боря все не появлялся.

Я в те времена работала сразу в нескольких местах, возвращалась поздно и всякий раз заставала детей спящими, а Машу вяжущей свитер для Бори. Мы с нею подолгу разговаривали — о детстве, которое обе провели на Урале, о доме, который они с Борей построили и оставили, об их детях, о том, как они жили три недели без Бори. Автомат и гранаты Мише не понадобились, но, если бы не Барсик, вряд ли они бы дождались Борю. Почти каждую ночь незнакомые мужчины со страшными голосами колотили прикладами в дверь. Им отвечал только Барсик, отвечал таким рычанием и лаем, что страшные голоса пришельцев линяли и блекли, переходили на шепот и в конце концов удалялись вместе с шарканьем тяжелых ботинок по гравию тропинки. Она рассказывала мне об этом на разные голоса, изображая все происходящее, — так она привыкла рассказывать детям бесконечные сказки в подвале. Она рассказывала, и сама смеялась над собой. Но бывало, и плакала потихоньку. Маша горевала о многом, о соседях, о доме, в котором собиралась прожить всю свою жизнь… Но Барсик — был главной ее болью. Она знала, что рассталась с ним навсегда.

На вопрос, почему Боря не приехал со всеми, Маша отвечала просто: «У него дела». Она ждала его каждый день, я видела, как она слушает шаги под окном, как встречает любой телефонный звонок и стук в дверь. Но Боря все не ехал.

Однажды, а было это за день до Нового года, я вернулась, как всегда, поздно вечером, открыла двери своим ключом, зажгла ночник и увидела такую картину: на полу поверх ковриков, одеял, диванных подушек, пальто и шалей, раскинув руки, спал Боря в новом, связанном Машей свитере, в ватных штанах и теплых носках… На правой его руке спала Маша с девочкой, на левой — мальчики.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Утром я узнала, что за дела делал Боря и как они ему удались.

Во-первых, про бензовоз. Решив во что бы то ни стало достать деньги, Боря сходил на Главтелеграф и сделал несколько звонков в родной уральский город. После чего отправился на вокзал и в общем вагоне укатил на Урал. Через сутки он встретился с бывшим мужем Маши, боксером, который уже больше не занимался боксом, а работал «крышей» на нефтехимическом заводе-гиганте. Бензин они «одолжили» с охраняемого боксером завода, нашли бензовоз с водителем, как могли, заплатили шоферу, и Боря на бензовозе погнал в Москву, где большую часть бензина продал знаменитому бензозаправщику Колерову. С вырученными деньгами и остатками бензина он отправился к полковнику Альпенштоку (за фамилию не ручаюсь) и отдал ему задаток, честно предупредив, что окончательно расплатится к Новому году. Летчик-ас согласился, и через три часа они уже летели за Машей на штурмовике. Не на пустом, а с бочками все того же уральского бензина.