Проект - Кортни Саммерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто я?
– Ло.
Тело сотрясает кашель – воздух выходит из легких и вновь заполняет их, и я давлюсь им. Я на карачках отползаю от Льва. Лицо в холодном поту, к нему липнут волосы.
* * *Помню только, как мне помогли подняться на ноги, а потом внезапно оказываюсь в фермерском доме.
Между тем и другим – пустота.
Члены «Единства» провожают меня в маленькую спальню и тотчас пропадают из виду. Я сажусь на кровать и впериваю взгляд в колени. Каждый раз, как прихожу в себя, оказываюсь в разных местах и в разном положении. Провалы в памяти пугают меня, как и странное, отрешенное отношение ко всему, что меня просят сделать. Тело живет само по себе, как в тот период в больнице, когда я только очнулась. И я жду, когда вернусь в свое тело и стану сама собой.
Этого не происходит.
– Кто я? – глупо спрашиваю, не сдержавшись. Это неправильно. Я знаю, кто я.
Фостер хмурится.
– Прости. Я знаю. Я… – Выдохнув, потираю ладони. Как объяснить им, что душа моя в одном месте, а тело – в другом?
Фостер поворачивается ко Льву:
– Ей нужна неотложная медицинская помощь.
– Нет, – отрезает тот и обращается ко мне: – Ло, ты на ферме Гарреттов. Ты попала в аварию. – Секундная заминка. – Но не в ту, о которой ты думаешь.
Фостер осматривает меня и задает вопросы с профессионализмом, намекающим на его некоторую причастность в прошлом к конкретной сфере деятельности. Когда Лев наконец объясняет, что Фостер раньше работал в больнице, все встает на свои места. Я и ощущаю себя как в больнице.
Подношу руку ко лбу. Под ногтями крошится засохшая кровь. Щурюсь на потолок. Лампа на нем старая, свет холодный.
– Ферма Гарреттов, – повторяю я.
В больнице было холодно.
– Да, – подтверждает Лев.
– Мне нехорошо, – шепчу.
– Принесу ей воды, – говорит Фостер.
Он уходит, и я закрываю глаза. Представляю себя стоящей вне своего тела, а потом входящей в него. Когда я открываю глаза, Фостер протягивает мне стакан воды. Только взяв его в руки, осознаю, как сильно хочу пить. Залпом опустошаю стакан наполовину. Горло сдавливает, и я захлебываюсь. Захожусь кашлем, от которого на глазах выступают слезы. Возвращаю пустой стакан Фостеру. Не помню, как допила воду.
Лев наблюдает за нами от двери, скрестив руки на груди.
– Как думаешь, останется шрам?
Шрам. Я вскидываю руку к щеке, ожидая, что пальцы погрузятся в открытую рану, но они касаются противной сморщенной кожи. В первый раз рану зашивали так поспешно, что потом ее пришлось вскрывать и зашивать повторно, тщательно, еще больше уродуя щеку.
– Не должен. Порез мелкий. Просто раны на голове сильно кровоточат. Достаточно хирургического пластыря.
– Принеси мне аптечку. А потом начинай обзвон по поводу машины…
Слушая звук удаляющихся шагов Фостера, я прикрываю веки и делаю вдох сквозь зубы. Думаю о смятом в канаве «Бьюике».
Как? Как я?..
Фостер возвращается и снова уходит. Раздаются тихие шаги приближающегося Льва. Медленно открываю глаза. Лев садится на стул, принесенный от стоящего в углу комнаты письменного стола. Копается в аптечке, хмуро решая, что ему пригодится, а что – нет.
– Что произошло? – Мне нужно услышать это от кого-то.
– Я услышал автомобильный гудок, – отвечает Лев, откладывая бинты и спирт. – Взгляну на твою рану поближе. Ее нужно обработать.
Он пододвигает стул ко мне, открывает бутылочку со спиртом и капает им на ватный шарик. Потом промокает им рану на моем лбу так бережно, что я почти ничего не ощущаю. Мой взгляд смещается на его кулон. Я хмурюсь. Тянусь к нему и обхватываю ладонью. Кулон маленький, круглый и холодный. Серебряный. Мне наконец удается разглядеть гравировку: якорь.
– Что он означает? – спрашиваю Льва.
Он мягко забирает кулон из моей руки.
– Его подарила мне Би.
– В честь чего?
– В честь рождения Эмми.
Это заставляет меня замолчать.
Лев наклеивает на порез пару пластырей, и только после этого до меня доходит, что я позволила ему позаботиться обо мне.
Опускаю взгляд на руки.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Лев и сам же отвечает: – Не очень хорошо, да?
– Я не понимаю, что произошло. – Закрыв глаза, вижу перекресток, фуру, мой мобильный… Распахиваю веки. – Где моя сумка? Мобильный…
– У нас, не волнуйся.
– Машина…
– Мы отправили к ней людей.
– Мне нужно вернуться в Морель. – Нужно ли?
– Ты должна остаться.
– Мне нужно ехать. – Я встаю, и сразу накатывает тошнота.
Лев хватает меня за руки и вынуждает сесть обратно.
– Ло… – Я выпрямляюсь, и он осторожно разжимает пальцы на моих руках. Затем наклоняется и начинает развязывать шнурки на моих ботинках. Разувает правую ногу, потом – левую. Взбунтовавшийся желудок напоминает о том мгновении, когда все пошло кувырком: пропавшая из-под колес дорога, падение в кювет, дерево, фура. Я не помню аварии, в которую попала с родителями, но теперь представляю, что помню: родителей на передних сиденьях, улыбающегося маме папу, когда фуру занесло на нашу полосу.
«Ты живешь пережитым и боишься открыться новому».
– Ты это видел? – шепотом спрашиваю я. – Ты об этом знал?
– Что? – Лев вскидывает на меня взгляд.
Я сжимаю губы.
– Ты дрожишь, – замечает он.
Смотрю на свои руки. Так и есть. Но секунду назад они не дрожали, клянусь. Во рту пересыхает, и я с трудом сглатываю, опять почувствовав жажду. Оглядываю комнату, ища воду, и вспоминаю, что допила ее.
– Я не хочу оставаться здесь. Я хочу домой.
Спустя долгое мгновение Лев спрашивает:
– Тебя там кто-то ждет?
– О чем ты?
– Тебе нельзя оставаться одной. И я отпущу тебя только в том случае, если в Мореле тебя ждет кто-то, кто позаботится о тебе.
Меня никто не ждет.
Рассеянно чешу только что обработанный и заклеенный пластырем порез. Лев убирает мою руку ото лба. Все это я отмечаю краем сознания. Сначала сделаю что-то не так и только потом осознаю это. Часть меня все еще болтается вне тела.
– Я могу сама позаботиться о себе.
От лица отливает кровь. Накатывает дурнота.
– Приляг, приляг, приляг, – давит мне на плечи Лев, пока моя голова не касается подушки.
– В больнице, – выдавливаю я, – при пробуждении я каждый раз оказывалась одна.
Глядя в потолок, снова тянусь ко лбу. Никак не оставлю рану в покое. Лев хватает мою руку и сжимает ее в своих ладонях. Я медленно перевожу взгляд на него. Уверившись, что я не потревожу порез, он мягко опускает мою ладонь на матрас и поднимается, чтобы уйти. Я тянусь к нему.
И повторяю:
– Я могу сама позаботиться о себе.
Но я тянусь к нему.
Лев медлит, затем снова садится рядом со мной.
– Мне очень жаль, – отвечает он, – что о тебе некому было позаботиться.
2013
Она находит Льва обнаженным, изучающим свое отражение в зеркале их спальни.
Прослеживает его странствующий по телу взгляд.
У него чудесные волнистые волосы. Би обожает пропускать их сквозь пальцы, обожает, лежа рядом с ним, под его взглядом убирать шелковистые пряди с его лица. У него бездонные глаза насыщенного
