Проект - Кортни Саммерс

была просто телом. А потом пришел Лев и увидел не только тело, но и душу. – Она поднимает на меня горящие глаза. – Ты знаешь, каково это, Ло? Когда тебя по-настоящему видят?

Следующее интервью со Львом на ферме Гарреттов назначено на конец недели.

А так как в будни я работаю в «СВО», такое ощущение, что у меня уже больше никогда не будет выходных.

По дороге слушаю знаменитую проповедь Льва от 2014 года – ту, на которой он якобы предсказал результаты выборов 2016-го и их последствия. Его голос шелестит в моем ухе, пока «Бьюик» мчит по дороге. Сегодня мне в машине полегче, но лишь чуть-чуть. Лента шоссе пуста, и в отсутствие других машин моя тревожность стихает до тихого шепота.

– «Мне пришло откровение».

Голос на записи приглушен, словно она сделана через карман пальто или куртки.

– «Через два года наша страна погрузится во тьму, принесенную мужчиной без масок. Он действительно тот, за кого себя выдает. Он призовет построить стену величия на гнилом фундаменте. Первым ее кирпичом будет страх. Вторым – невежество. Третьим – ненависть. Соседи станут врагами. Слетят маски. Придет тьма. Люди сплотятся в своей ненависти. Невинные умрут. Пострадают дети».

Сколько бы «кроличьих нор», в которые я свалилась, ни таил Проект, я не могу найти ни малейшего доказательства, что эта запись – фальшивка или подделка. Лев произнес эти слова. Они многое значили для людей тогда, а сейчас значат еще больше.

– «В это темное время будет вершиться история, но не забывайте: всякий, рожденный от Бога, побеждает мир»[19].

Запись прерывает звонок мобильного. От неожиданности я вздрагиваю. Хватаю телефон с пассажирского сиденья и включаю громкую связь.

– Алло? – Молчание. – Кто это, черт возьми?

Раздаются гудки.

Снова включается аудиозапись проповеди.

– «Укрепитесь в своей вере вместе со мной, и наша вера победит мир».

Я стискиваю руль.

Ферма выглядит безлюдной. Я паркуюсь и, выйдя из машины, разглядываю дом. Интересно, как в его стенах идет жизнь без свидетелей вроде меня. Когда знаешь, что за тобой наблюдают, неизбежно начинаешь играть на публику. Вот мне и хочется знать, как выглядит тут повседневная жизнь. Становится ли дыханье твое молитвой благодарности и безмятежности, когда ты пробуждаешься ежедневно, ощущая себя частью чего-то большего?

Каково это – пробуждаться, ощущая подобное?

Никто не выходит встретить меня. Я долго наблюдаю за входной дверью, чтобы убедиться в этом, затем беру сумку и направляюсь в противоположную от дома сторону, к сараю. Сначала Лев проводил в нем первые собрания «Единства», потом тот стал служить местом проведения ежегодных проповедей – до того как слушателей стало слишком много и пришлось разбить шатер.

Дверь в сарай приоткрыта. Я ступаю внутрь и осматриваюсь. Хм. Я ожидала увидеть нечто более… сельско-простецкое. Почему-то представлялся Лев, проповедующий бок о бок со свинками. Однако сарай основательно отремонтировали. Такие здания обычно арендуют для свадеб: чистые, с блестящим деревянным полом, художественно расставленным вдоль стен старым сельскохозяйственным инвентарем и подчеркивающими общую эстетику тюками сена. Запах сена щекочет нос.

В самом центре сарая стоит Фостер. Я вошла так тихо, что у меня есть возможность рассмотреть его, прежде чем он осознает, что уже не один. Его голова запрокинута, но, проследив за его взглядом, я не понимаю, на что он смотрит.

– Лев, скорее всего, в доме, – говорит Фостер, заметив меня, – ждет тебя.

– Знаю. – Внимательно разглядываю его. На нем синие джинсы, военная зимняя куртка, черные перчатки. Если бы я не видела, как он проводит осмотры на проповеди, сейчас бы догадалась, что в Проекте он отвечает за безопасность. Его светлые с рыжинкой волосы уже доходят до плеч, бородка по-прежнему ухожена.

– Ты, значит, что-то вроде личного телохранителя Льва?

Его явно коробит слово «телохранитель».

– Я обеспечиваю безопасность, главным образом Льва и Эмми. – Пара секунд молчания. – Это же не часть интервью?

– Не под запись. Пока.

Фостер краснеет. Нервно пропускает пальцы сквозь волосы.

– Вряд ли я смогу сказать тебе что-то, что другие не скажут лучше меня…

– Мне хотелось бы услышать разные точки зрения. – Я складываю руки на груди. – Ты ведь узнал меня на проповеди? И предупредил Кейси.

– Да. Так и было.

– Откуда ты знаешь обо мне?

– Я всегда знал о тебе, Ло.

– От Би?

Он кивает.

– О тебе все тут знают. Не каждый узнает при встрече, но… все хотя бы слышали о ее младшей сестре.

Сказанное причиняет боль. Би настроила всех членов «Единства» против меня, чтобы они были настороже. Чтобы не дали мне приблизиться к ней. Сдержав едкий ответ, спрашиваю у Фостера, насколько хорошо они с Би знали друг друга.

– Она привела меня сюда. – Он распахивает руки, будто пытаясь объять необъятное. – Проект изменил мою жизнь. Можно сказать, что до него ее и вовсе не было.

– Каково это – быть членом «Единства»?

– Трудно описать… Невозможно дать определение тому… – Замолчав, Фостер некоторое время размышляет. – Проект нашел меня. Думаю, так тебе скажет любой член «Единства». Из этих людей словно льется свет. Яркий и притягательный, вызывающий непреодолимое желание найти его источник. А потом ты находишь его.

– И это Лев.

– Да. – Фостер смотрит на меня. – Ты совсем не проводишь время с Эмми.

– Я здесь не для этого.

Жестоко, но лучше так, чем признать правду: не я открыла эту дверь. Не от меня зависит, как долго она будет оставаться открытой и кто и когда ее закроет. От меня зависит только одно: переступить порог или нет.

И я цепляюсь за этот единственный контроль над ситуацией.

– Эмми – замечательный ребенок. Надеюсь, ты узнаешь ее получше. Она робеет рядом с незнакомыми людьми.

Я морщусь от укола в сердце: быть ближе к Эмми по крови, чем Фостер, и между тем быть чужой.

– Как только робость проходит, она превращается в шаровую молнию. За ней не угнаться. Эмми очень похожа на Би. Трудяжку Би.

Никогда не слышала, чтобы сестру называл так кто-то, помимо членов нашей семьи.

– Эмми, наверное, очень страдала после ухода Би.

Фостер печально улыбается, глядя в пол.

– Она вернется.

Звучит так уверенно, что я на несколько секунд впадаю в ступор.

– Откуда ты это знаешь?

Взгляд Фостера находит что-то – кого-то – позади меня.

– Будем тут говорить?

Я поворачиваюсь.

В дверях сарая, прислонившись к косяку, стоит Лев. Как давно? На нем оливково-зеленая армейская куртка, черные джинсы и сапоги.

– Мне без разницы.

Лев переводит взгляд с меня на Фостера.

– Фостер, иди в дом.

Тот послушно пересекает сарай и выходит на улицу. Мы со Львом провожаем его взглядами.

– Только что имел удовольствие видеть твою машину, – говорит Лев, – ты села за руль.

– Далеко не впервые.

– Похоже, я ошибался.

Я лезу в сумку за диктофоном. Поднимаю его, показывая Льву. Не хочу терять ни секунды.

Лев согласно кивает.

– Будь моя воля, – начинает он, как только я включаю запись, – я жил бы на ферме.

– Так почему не живешь?

– Между проповедями сюда все время тянулись люди, ищущие моих советов и защиты, и я не мог им