Сын - Филипп Майер

— Это было совсем не так, как на картинках. Они вели скот и лошадей в поводу, а не ехали верхом. Иначе лошади могли пасть, а коровы — отощать.

— Как тебе дом Корки? — спросила Натали, меняя тему. — Твой, наверное, гораздо больше.

— Нет.

— Ну конечно больше. Мы знаем, что в Техасе все просто огромное.

Джинни только пожала плечами.

— Но он точно не такой красивый. И у нас совсем не так зелено.

— Сколько у вас акров?

В Техасе такой вопрос — почти оскорбление, но здесь придется отвечать.

— Триста девяносто шесть участков.

— Не так уж много, — заметила Топси.

— Она сказала участков, а не акров.

— А участок — это сколько?

— Мы не считаем землю акрами, акр — это слишком мало.

— Участок — это сколько? — повторила Кики.

— Шестьсот сорок акров.

Почему-то эта информация вызвала взрыв истерического смеха. Одна Корки сидела спокойно, наблюдая за шофером, пока тот открывал им дверь.

— Ты тоже станешь скотоводом?

— Вряд ли.

— Кем же ты собираешься быть, в таком случае?

— Она станет чьей-нибудь женой, — буркнула Корки. — Как и все мы.

После обеда они отправились кататься верхом. За домом располагались конюшня на пару десятков лошадей, просторный кораль, который здесь называли ареной, и обширное пастбище. Неподалеку в тени какие-то люди обрезали кусты и забрасывали ветки в тележку.

В джодпурах (специальных бриджах) и высоких башмаках для верховой езды, позаимствованных у младшей сестры Корки, Джинни чувствовала себя глупо, но остальные были одеты точно так же. Она думала, что прогулка будет долгой, четыре-пять часов, и немного пожалела, что не позавтракала поплотнее.

— У вас, наверное, тоже есть лошади, — сказала Натали.

— Да, а у вас?

— В Такседо-Парке для них мало места, — пожала она плечами.

— Зато для евреев предостаточно, — недовольно заметила Топси.

— Топси и Натали жили рядом с твоей бывшей соседкой по комнате.

— Ее отец купил дом десять лет назад, — продолжала Топси. — Но его не приняли в клуб, поэтому никто из членов этой семьи не имел права даже палец окунуть в озеро. Если кто-то слышал плеск воды с их стороны, немедленно вызывали полицию.

— Расскажи ей про свадьбу.

— Да, прошлым летом у них была свадьба, так ребята из Такседо-Парка взяли и развернули указатели, и никто из гостей не смог найти дорогу к их дому. Сорвали им праздник. — Она довольно улыбнулась. — Когда люди думают, что только из-за того, что у них есть деньги…

Джинни кивнула. Привели лошадей. Гнедые, но гораздо более стройные и длинноногие, чем лошади ковбоев.

— Это седло моей сестры, — сказала Корки, протягивая поводья. — Ты примерно ее веса.

Седло было без луки, простое; стремена оказались короткие и неудобные, как для ребенка.

Жеребец ростом около шестнадцати ладоней в холке, на вид резвый, на деле оказался еще резвее. По сравнению с обычной рабочей лошадкой он был почти как автомобиль. С рабочей лошадью можно договориться, ей можно дать волю, но этот красавец был не только резвым, но и стремился угодить седоку; свобода только сбивала его с толку, это все равно что отпустить руль автомобиля. Словно даже лошади — как и все прочее в жизни этих девиц — были созданы лишь для того, чтобы служить им.

Поводья оказались лишними, конь слушался малейшего движения ног; скакун был настолько отзывчив, что поначалу это даже мешало. Джинни чуть не усомнилась в своих способностях. Когда они пустились галопом, она с трудом удержалась в неудобном седле. Они помчались по скаковой дорожке, впереди виднелось несколько барьеров; Корки скакала впереди, Джинни, преодолев дурные предчувствия, последовала за ней. Все обошлось. Ее конь взял препятствие без всякого вмешательства с ее стороны.

Уже через час девочки устали и решили вернуться домой. Она пришпорила коня и проскочила в узкую щелку между Топси и Бутси, рассчитывая напугать их, а затем обогнала и Корки. Жеребец наслаждался скачкой, и она сделала еще круг галопом вокруг кораля (арены, поправилась Джинни), примерно в полмили. Отличный был скакун и совсем не хотел останавливаться; она его искренне пожалела — печально жить в этом корале и выбираться на волю лишь для того, чтобы покатать мерным шагом по аккуратной дорожке девиц, которые потратили больше времени, наряжаясь на прогулку, чем собственно в седле. Бессмысленное существование.

Когда она, успокоив коня, вернулась в конюшню, остальные уже отдали своих лошадей грумам и дожидались ее.

— Она и вправду сидит в седле, как ковбой, верно? — начала Бутси.

— Странно, когда человек не держит поводья, да и вообще не держится ни за что, да?

— Лука седла не для того, чтоб в нее вцепляться, — буркнула Джинни.

Она знала, что произвела странное впечатление, но полагала, что справится. Совершенно ясно, что она ездит верхом лучше любой из здешних девчонок, возможно даже лучше Корки. И точно так же ясно, что никто из них ни за что этого не признает. Или использует как повод для насмешек. Захотелось тут же вскочить в седло, рвануть в лес, а потом скакать и скакать до самого Техаса. Уж точно это не труднее того, что в былые времена вытворял Полковник. А за лошадь отец заплатит.

— Тогда зачем она нужна? — не успокоилась Бутси.

— Чтобы прикрепить инструменты, повесить лассо.

— Тебе как будто неловко. Знаешь, тебе, вероятно, придется привыкнуть к этому чувству.

— Я лучшая наездница, чем все вы вместе взятые, — решительно сказала Джинни. Она почувствовала, что краснеет; ее заставили произнести вслух то, в чем сама она не была уверена. — Кроме Корки, — добавила на всякий случай.

— Все равно. Ты странная.

— Здесь все не такое, как у нас дома.

— Потому что там у вас все гораздо больше.

— Потому что мы ловим арканом огромных животных и стараемся не попасть им на рога.

— Она, кажется, хотела сказать, что нас обязательно забодали бы, — вмешалась Топси.

— Нет, мы умерли бы сами, от скуки.

— Я иду в дом, — устало бросила Корки, стоявшая у дверей. — Скоро обед.

Джинни никак не могла уснуть. Побродив по темному коридору, она отправилась в кухню за стаканом молока. Не успела открыть холодильник, как услышала:

— Тебе не следует сюда заходить. — Это была одна из служанок.

— Простите, пожалуйста.

Лицо женщины посветлело:

— Надо было просто попросить, дорогая. Мы принесем все, что пожелаешь.

Выпив молока, Джинни решила прогуляться. В конюшне горел свет, и она пошла вниз по склону, прямо по мокрой траве, — мокрой, здесь все мокрое, — сама не понимая, чего хочет. Просто поболтать со своим конем, тайком вывести его на ночную прогулку, сбежать и никогда сюда не возвращаться. В конюшне наверху, там, где, видимо, находился сеновал, светилось окошко. За тонкой шторкой двигалась чья-то тень, слышалась тихая музыка.

Она подошла поближе, вдыхая знакомые запахи. Силуэт в окне повернулся, Джинни узнала конюха. Оказывается, он с семьей жил прямо над лошадьми. Она смотрела, как мужчина опускается в кресло, представила, как он, прикрыв глаза, слушает радио. Невероятно. У них дома даже самые нищие работники, которые днями напролет занимались самой черной работой, устанавливали изгороди, даже они ночевать уходили в свои лачуги. Никто не жил вместе с животными.

Она внезапно почувствовала усталость и направилась обратно к дому, ноги замерзли и промокли от росы. А ведь сейчас только сентябрь, все это только начинается. Все наладится, утешала она себя. Подумала о Полковнике, как его похитили индейцы; если он сумел выжить там, она сможет выжить здесь, хотя все это, конечно, одни слова, времена изменились.

В конце коридора горел свет. Библиотека или кабинет. Перед горящим камином в кожаном кресле сидел мужчина с трубкой.

— Извините, — тихонько сказала Джинни.

Это был отец Корки. В приглушенном свете он казался совсем мальчишкой; наверное, дети у него родились совсем рано. Очень красивый мужчина. Гораздо привлекательнее своей дочери. Он снял очки, и стало заметно, что глаза у него в слезах, словно он чем-то очень сильно огорчен.

— Ты та девочка из Техаса, да? — спросил он, вытирая ладонью глаза.

Джинни кивнула.

— Ну и как тебе здесь?

— Все вокруг зеленое. Трава красивая. — Ничего больше она не смогла придумать и боялась сказать какую-нибудь глупость.

— А, газоны. Да, спасибо. — И добавил: — Мой прадед некоторое время жил в вашем штате, еще до вступления Техаса в Союз. Он фактически содействовал этому процессу. Но потом началась Гражданская война, и он вернулся домой. Мне всегда хотелось своими глазами увидеть те места.

— Так приезжайте.

— Обязательно, как-нибудь. Сейчас, похоже, все туда едут за большими деньгами. Наверное, стоит поглядеть на это дело.