Яма (СИ) - Тодорова Елена

— Не передумаю, Сережа, — прикрывая глаза, подняла руки к его лицу. Подрагивающими пальцами провела от висков к скулам и замерла. — Я понимаю, что ты привык проводить ночи определенным образом… Я осознаю зачем ты меня позвал. Не надо со мной цацкаться.

— Но я вижу, что ты нервничаешь. И я хочу с тобой цацкаться. Постоянно. И да, уже давно.

Глаза Ники сначала максимально расширились, а следом — прищурились.

— Сам в шоке, — просипел Градский.

Приготовился к тому, что она пожелает развить тему. Это же Кузя, она любит поболтать. Но вместо вопросов и сумбурных размышлений, с ее стороны последовали действия. Приподнявшись на носочках, она поцеловала его первой.

За годы беспорядочных половых связей, в поисках каких-то ощущений, Градского целовали множество раз, только ни один из этих поцелуев не подготовил его к тем чувствам, которые разгорелись внутри него, когда то же сделала Доминика. Она действовала мягко и осторожно, дрожа от волнения и естественного для нее смущения. С самозабвенным любопытством и страстью, прорывающейся в резких вздохах и жадных всасываниях.

Впервые в жизни близость с девушкой заставила Сергея содрогнуться. А ведь они еще даже не раздевались…

Очень быстро движение губ стало торопливым, как ни старался себя тормозить. Все эти сумасшедшие чувства, которые, если бы не эйфория, по симптоматике походили на какую-то дебильную психоатаку, рванули по груди вверх. Напряженные мышцы прошил неконтролируемый трепет. Кровь в венах, самостоятельно пройдя ряд химических реакций, превратилась в горячую и густую субстанцию, которой вдруг понадобилось совершать свой привычный кругооборот с головокружительной и опьяняющей скоростью.

Разрывая поцелуй, Градский уперся ладонями в столешницу по бокам от девушки. Коснулся губами острого подбородка. Глубоко и разорванно вдохнул, оставляя на ее покрытой мурашками коже кривую быстрых влажных поцелуев.

— Плюшка, ты такая… Черт возьми, я зверею…

— Я тоже, Сережа.

Прерывисто вздохнула, когда он посадил ее на кухонный островок.

— С тобой… С тобой — другая.

— Со мной — моя?

Стиснутые колени уперлись Градскому в пах, неосознанно удерживая на расстоянии, вопреки тому, что верхней частью тела продолжала к нему тянуться. Чувствовала его возбуждение и инстинктивно откликалась, но все еще не понимала, что именно требуется от нее.

— Твоя.

Горячие ладони огладили напряженные бедра.

— Сережа, — протянула тоненько и задушенно, цепляясь за широкие плечи. Повисая на Градском без какого-либо стеснения и предрассудков. — Ты так хорошо пахнешь… Лучше всего на свете! Я всегда балдею. Да! Хочу тобой одним дышать… Хочу…

У Сереги для нее столько слов не находилось. Не знал, что ей отвечать. Хотя, наверное, должен был что-то говорить… В голове полнейший кавардак случился. Связных мыслей не осталось.

Прижимаясь к Никиным припухшим губам, целовал ее практически отчаянно. Отработанным движением, не успевая себя контролировать, потянул с подрагивающих плеч кофту, молния на которой поехала вниз, медленно оголяя желанное тело.

Кто же предполагал, что под мастеркой у Кузи окажется только черный кружевной лифчик?

Сердце Градского забилось тяжело и отрывисто. Ладони с непроизвольной силой стиснули талию, заставляя Нику поморщиться от боли, а его — от досады и какой-то душевной потерянности. Реальность происходящего пошатнулась. Рассудок и подсознание поплыли разрозненными бликами.

Закат. Безумная пульсация в висках.

Неосознанно задерживая дыхание, пытался заставить себя поднять взгляд на лицо Доминики и отогнать мысль о том, чтобы потянуть чашки лифчика вниз, не представлять, как они вытолкнут наружу идеальные полушария Плюшкиных сисек, не фантазировать о том, как впервые увидит ее соски.

"Ох-хо-хо, бл*дь, вашу мать…"

Весь этот мыслительный цикл закончился полнейшим провалом.

Схватив руками за колени, дернул Кузнецову на себя. Инстинктивно она впустила его между своих ног и позволила полноценно прижаться. На разбеге желаний ближе, чем требовал накал возбуждения. Из-за бесконтрольной физической силы болезненно вдавливая себя в ее тело.

— Сережа… — все, что вырвалось у Ники.

Физический контакт, когда горячие и чуть грубоватые ладони поползли по голой коже живота, рук и спины, поразил ее остротой новых ощущений. Озноб и жар накатили сменными головокружительными волнами.

— Кузя… Плюшка… М-м-м… Я раздену тебя?

— Ага. Угум. Да. Хорошо.

Помимо воли внутри Доминики поднялась волна паники, когда пальцы Градского коснулись застежки бюстгальтера.

— Ох, бл*дь… Лучше не надо… — вдруг выдавил он. Остановившись, прикрыл глаза и уперся лбом в ее плечо. — Нет, нет, нет…

Сердце Ники ухнуло вниз и снова подскочило. Забилось с такой тяжестью, что не только в голове, казалось, во всем теле шум и вибрации появились.

Горло забилось и засаднило, словно его перекрыл ком из стекловаты. Вербально оспорить сомнения Сергея она не могла, но и бездействовать после всего уже не представлялось возможным.

Поднимая и разжимая стиснутые в кулаки большие ладони, она опустила их на свою все еще прикрытую грудь. И жгучий взгляд Градского, наконец, вернулся к ее разгоряченному смущением лицу.

— Я хочу, чтобы ты меня раздел, Сережа, — откровенная просьба вкупе с невинным Кузиным взглядом разрушили последние шансы на благородство.

Не разрывая зрительного контакта, огладил пышные Плюшкины сиськи, тормознул, мысленно сделал поправку называть их впредь исключительно священно- благородно "грудью". Принцем он от этого, конечно, не станет, но нужно же было с чего-то начинать?

Только все одухотворенные мысли и приличные слова разлетелись, как дым в ураган, едва его обнаглевшие от вседозволенности руки опустили чашки лифчика вниз, и Плюшкины сиськи выскочили наружу.

Застыл.

Забыл о том, что нужно совершать какие-либо телодвижения или на худой конец озвучить какую-то милую приятную вещь, чтобы раскрасневшаяся Ника перестала усиленно и шумно гонять воздух своими, он был уверен, такими же идеальными, как и сиськи, легкими. Просто смотрел, получая визуальное наслаждение, к которому, конечно же, тоже оказался не готовым.

Весь опыт насмарку. Годы полового беспредела канули в забвение.

Отмер, когда Доминика, заерзав на столешнице, нерешительно подала голос:

— Что? Все-таки кофе попьем?

Не поднимая век, сместил на нее взгляд и качнул отрицательно головой.

— Поздняк метаться, Кузя. Кофе будем утром пить.

— Тогда ты… тоже разденься, — решительно скомандовала она.

Сергей избавился от своей одежды с такой скоростью, что и рассмотреть ничего не получилось, как он снова наклонился к ней и поцеловал. Жадно, влажно и вкусно. Накрыл ладонями ее обнаженную грудь, заставляя вздрогнуть и неожиданно громко застонать.

— Ах, Сережа, Сережа, Сережа… — бессвязный лепет вырывался из ее рта непроизвольно вместе со всеми возможными вздохами и вскриками.

Не прекращая ласкать, он целовал, облизывал и всасывал сначала ее губы. Затем спустился ниже к подбородку, шее, по выпирающей линии ключицы, упругой мягкости груди. Дыхание Доминики становилось громче и чаще, по мере приближения к чувствительной плоти сосков. И когда его влажный рот накрыл маленький твердый комочек, гортанно закричала, не подозревая — и это еще не вершина блаженства. Сознание поплыло, глаза закрылись, по коже полетели волны дрожи. Ослабевшие ладони непроизвольно заскользили по столешнице, расталкивая декоративные банки. Одна из них сразу слетела на пол и раскололась, вторая завертелась по столешнице с невероятной скоростью и только спустя несколько секунд со звонким треском разлетелась по кафельному полу блестящими осколками, вперемешку с коричневой и зеленой гречкой.

— Что это? Что? Разбили? — всполошилась раскрасневшаяся Кузя.

— Да пофигу. Завтра уберем, — бросил Серега и, подхватив ее под бедра, направился к двери. — В спальню пойдем?