Чудо хождения по водам - Анатолий Курчаткин

Но как это все, чтобы не бестолково, с чего начать, какими словами, смятенным вихрем взвилось в В.

– Мне бы хотелось знать… – начал он. Нет, не то. – Видите ли, я… – При чем здесь “видите ли”, возопил он про себя.

Священник нетерпеливо, однако с профессиональной выдержкой взирал на него. Надо полагать, косноязычие исповедников было ему вполне привычно. Только В. намеревался не исповедоваться.

– Вы, наверное, слышали об этом случае на Запрудном, – приступил В. к своему объяснению заново. Кажется, так было более верно. – Человек по воде… яко посуху. По телевизору еще все показывали.

– А, да-да, слышал, – священник оживился. – Прихожанка одна моя как раз там была, рассказывала. По телевизору тоже видел. И что?

– Мне нужно знать, как церковь относится ко всему этому, – поторопился ответить В. – Как вы конкретно?

– Никак, – священник равнодушно пожал плечами.

– Никак? – В. почувствовал, что вновь теряет обретенную было устойчивость и его сейчас опять понесет в косноязычие. – Почему же?

– А почему церковь должна к этому как-то особенно относиться? – На этот раз священник не пожимал плечами, но было ощущение, что пожал.

– Как же… – Не ожидал, никак не ожидал В. подобного развития разговора. – Вы все же сталкиваетесь с такими вещами.

– Впервые в жизни, – с прежней короткостью ответствовал священник. Но, видимо, потерянное лицо В. заставило его ощутить неловкость. – А почему это вас так волнует? – спросил он.

Дышащая холодной мглой бездонная пропасть зияла у ног. В. зажмурился – и так, с крепко смеженными веками, ступил вперед.

– Да это я и есть тот, кто по воде, – сказал он, внезапно охрипнув.

Впервые за время, что они разговаривали, в глазах священника возник интерес.

– А, вон что, – проговорил он. – Понятно теперь. И вы этим обескуражены. Еще бы. Кто бы ни был.

– Я не обескуражен! – воскликнул В. – У меня вся жизнь рухнула. Жил и… нет жизни! Я теперь все равно как в пустыне.

– Странно было бы, если бы по-другому, – отозвался священник.

В. летел, летел в клубящуюся холодной мглой пропасть, и не было ей дна.

– И еще я, судя по всему, – все так же охрипшим голосом сказал он, – могу исцелять. И вижу прошлое. И удаленное на расстояние. Ни с того ни с сего все это… Вдруг. Что это все значит, может церковь мне объяснить?

Священник внимал ему, как если бы В. повествовал о чем-то если и не обыденном, происходящем сплошь и рядом, то все же отнюдь не сверхестественном, и что-то снисходительное сквозило в том интересе, что было загорелся в его глазах, когда В. открылся. Словно В. открылся в какой-то несущественной болячке, в не стоящем особого внимания проступке.

– Но только не ждите от меня чего-то похожего на научное объяснение, – произнес священник. – Понимаете?

– Конечно, конечно, – ничего пока на самом деле не понимая, поспешно подтвердил В.

Объемный, кругло раздутый, траченый черный портфель вдруг оказался в руках у священника. Священник ступил в сторону и поставил портфель на пол – словно освобождая себя от груза, который будет препятствовать ему сейчас в его объяснениях.

– Такое вам послано испытание, – развел он перед собой руками и, сведя их, переплел пальцы. – Искушение такое. Кому что, а вам эти способности. Кому болезнь посылается, кому нищета, кому бездомье, кому слава. И слава, да, тоже тяжелое испытание, искушение славой – о, страшная вещь. Не позавидуешь, на самом деле…

– Но это все обычное, житейское, это много кому дается! – едва не в отчаянии перебил его В. – А это… это же… – Он не мог найти подходящего слова.

– А может, это через вас – в поучение миру, – не обратив внимания на его восклицание, продолжил священник. – Или, опять же, в испытание. Может быть, и так. Не нам, людям, судить, мы не знаем. Вы, простите, крещены?

Второй раз за последние пять минут В. пришлось сообщать о своем детском крещении. Где-то годика в два, во время какой-то тяжелой его болезни, когда уже казалось… – история, что за пору детства и отрочества излагалась ему при случае тысячу и один раз.

– Но в церковь, я понимаю, не ходите? – более утвердительно, чем вопросительно, осведомился священник.

– Не хожу, – подтвердил В.

– А как вы можете быть уверены, что это все вам от Бога, а не от дьявола?

– Может так быть? – выскочило из В. Тут же, впрочем, он поспешил добавить: – Это имеет значение?

– Вы же хотите объяснения, – сказал священник.

– А как различить? – не в силах уловить, куда клонится их разговор, недоуменно спросил В.

Священник расцепил переплетенные пальцы и снова развел руками. Казалось, он хочет признаться в своей беспомощности. Однако разверзшаяся пауза разрешилась словами, которых В. не ждал, но которые, едва прозвучали, осознались им именно теми, что требовались:

– А вы крестным знамением себя осенять пробовали? Перекреститься, иначе.

– Нет, не пробовал, – признался В.

– Давайте попробуем? – предложил священник, кивком головы приглашая В. пройти туда, откуда вышел несколько минут назад сам. И, не дожидаясь согласия В., двинулся к арочному проему в стене.

В. бросился следом. Священник ступал быстрым широким шагом, В. догнал его чуть ли в центре храма.

– Попробуем? – оборачиваясь к В., с ободряющей улыбкой повторил священник. – Крестились когда-нибудь? Умеете?

В. молча пожал плечами. Голос у него теперь пропал совсем. Нет, не крестился, не умею, хотел он выразить своим безгласым ответом.

– Сейчас научимся, – продолжая все так же ободряюще улыбаться, проговорил священник. – Складываем таким образом три перста, – вытянул он перед собой руку, сложив щепотью большой, указательный и средний пальцы, – другие два подгибаем – и осеняем себя крестным знамением. – Давайте-давайте, – понукнул он В., – повторяйте за мной.

В. сложил, подогнул, вознес вслед за священником сложенные щепотью пальцы ко лбу.

– И вот, в присутствии святых икон, – повел священник другой рукой, указывая на иконостас, – произносите: Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь, – спотыкаясь, но старательно, внятно каждое слово повторил за священником В. Впервые в жизни перекрестившись. Чувствуя, как некрасиво, коряво у него это вышло.

– Вот и отлично. Вот и все. А уж дальше как воля Божья будет, – необыкновенно радуясь, словно бизнесмен, провернувший исключительно выгодную операцию, заспешил священник двинуться к выходу. И подтолкнул В. раскрытой ладонью в спину. – Идемте, идемте. Мне пора, некогда мне совсем. В больницу мне нужно. Соборовать человека, причастить. Вдруг не успею. Непричащенным уйдет – какой грех на мне!

За этими словами они вышли в притвор, достигли сиротски стоявшего на полу портфеля, и священник поднял его.

– Так и что же… – запинаясь, выговорил В., – и все?

– И все, и все, – весело отозвался священник. – Живите с этим. А там как воля Божья будет. Как кривые, хромые, горбатые живут? Вот так и вы.

– Нет, подождите… – В. еще не мог прийти в себя, что-то вроде головокружения было у него. – По-вашему, это нечто вроде уродства? Типа горба?

Священник не счел нужным ответить на его вопрос.

– Давайте через три часа подходите, – быстро, уже на ходу, подлетая к лестнице и запуская себя по ней вниз, проговорил священник, – В. ничего не оставалось, как следовать за ним. – Тогда и продолжим разговор. Исповедуетесь, службу отстоите, а завтра причаститесь.

В. не был готов ответить согласием. Но и сказать “нет” не был готов. Ни к чему он не был готов.

– Может быть, подвезти вас до больницы? – спасательным кругом явилась к нему мысль.

– Спасибо, сам за рулем, – стремя себя впереди В. к распахнутой в ослепительный солнечный жар двери внизу, отказался священник.

Красная “Мазда” был автомобиль у священника. Взяла она с места с тою же резвостью, с какой ее владелец сбегал по храмовой лестнице. Сидя в своем “Фольксвагене”, В. смотрел, как “Мазда” развернулась на площадке перед увалистым сундуком церкви и понеслась из тупика в тесный простор городского лабиринта.

Нужды спешить у самого В. не было. И, проводив взглядом священника, он еще добрый десяток минут сидел у себя в “Фольксвагене” не трогаясь. Глядел на раскрытую нищенской ладонью распахнутую дверь церкви и, чем дольше смотрел, тем внятнее становилось в нем ощущение, что эта нищенка, зазвав к себе, подала ему с такой щедростью, на какую больше негде было рассчитывать. Может быть, подумал он, включая наконец двигатель, и вообще неслучайно привела его дорога в этот тупик?

Такая мысль пришла ему в голову. И странно было бы, если бы не пришла.

21

Барби-секретарша, когда вошел в приемную, снова взглянула на него тем встрепанным взглядом, который, знал он уже, означал, что за дверью кабинета его поджидает встреча с неприятностью. Но спрашивать на этот раз он ни о чем не стал. Она бы не открылась ему, как и утром.