Доктор Боб и славные ветераны - Анонимные Алкоголики

Мне казалось, что все эти люди убежали от Бога, — рассказывала сестра Игнатия. —Я говорила им: “Мы все божьи дети. Он любит нас, иначе нас здесь не было бы. И сейчас, если мы начнем с того места, где мы находимся сейчас, и начнем преклонять колени, вместо того, чтобы размахивать локтями, и попросим Его о помощи…”»

Хотя сестра Игнатия всегда подчеркивала важность молитвы, она знала, как донести свою точку зрения до разных людей. Например, история Мориса, еврея, чьим спонсором был ирландский полицейский. Морис чувствовал себя немного не в своей тарелке в Св. Томасе. Как вспоминал об этом один АА–евец в Акроне: «Когда все остальные пошли в часовню молиться, сестра Игнатия вошла к нему и сказала: “Морис, а почему бы тебе не встать на колени рядом с кроватью и не помолиться Богу так, как ты Его понимаешь?” После этого и Морис, и его жена стали считать ее святой».

Несмотря на то, что сестра Игнатия была хрупкой и в течение довольно продолжительных периодов испытывала физическую боль, чувство юмора никогда ее не покидало. Как‑то раз один из ее бывших пациентов зашел, чтобы сказать ей: «Сестра, сегодня десятая годовщина моей трезвости».

«Это прекрасно, — ответила она, — но не забудьте, что если вам когда‑нибудь понадобятся наши услуги снова, у нас еще остались пижамы вашего размера».

Сестра Игнатия давала каждому пациенту при выписке медальон Пресвятого сердца, который она просила вернуть ей перед тем, как поднять первую рюмку. Иногда она также дарила пациенту медальон с изображением Святого Христофора, но предупреждала, чтобы он не ездил слишком быстро. «Он теряет силу после 50 миль в час», — предостерегала она.

Сестра Игнатия вспоминала доктора Боба как человека, представлявшего «саму сущность профессионального достоинства. У него было великолепное чувство юмора и исключительный словарный запас. Одной короткой фразой с юмором, или хлестким выражением, он привносил в разговор ощущение законченности, которое не оставляло место для критики или обсуждения. У него не было времени на пустые разговоры, и он всегда старался сделать понятной свою точку зрения настолько коротко, насколько это было возможно.

Доктор Боб всегда лично интересовался всем, что происходило в отделении, — вспоминала сестра Игнатия. — Он безвозмездно посещал пациентов ежедневно, до тех пор пока его здоровье не ухудшилось.

Он осматривал большинство пациентов сам, в первые дни, либо перед поступлением, либо сразу после поступления в госпиталь. После своих утренних обходов он иногда говорил мне: “Сестра, этот проказник там, наверху, не хочет участвовать в программе”. Тогда я рассказывала ему патетическую историю о жене этого человека, о его маленькой семье, и о том, что он рискует лишиться работы, если он не исправится. Доктор качал головой и говорил: “Сестра, он просто еще не готов”. И доктор всегда оказывался прав.

Я поняла из опыта, что бесполезно кого‑то заставлять принять Программу, и что это окажется пустой тратой времени, — говорила сестра Игнатия. — Многие из таких пациентов были для меня источником огромного беспокойства. Они приходили со своими жалобами, мнимыми или нет. Мне не хотелось беспокоить доктора слишком часто, поэтому я звонила Анне. Советы Анны всегда были для меня очень ценными. Ее спокойный, ровный тон и сочувственное понимание были для меня источником силы. Она всегда находила правильный ответ. Она деликатно рассказывала о проблеме доктору, чтобы затем по телефону передать мне ответ.

Я не понимала, как сильно страдал доктор, но позже он сказал мне, что часто, когда он мыл руки или переодевался перед операцией, он случайно слышал, как другие доктора говорили: “Вы должны быть алкоголиком, чтобы получить койку в этой больнице”. Он говорил, что он продолжал мыть руки, и делал вид, что он этого не слышал. Он страдал от таких слов, но я думаю, что позже его отношение в значительной мере изменилось.

У меня самой было множество трудностей. Я слышала скрытое недовольство докторов, и даже медсестер, что неалкоголику стало трудно получить койку госпитале. Но я вела себя как слепая, глухая и немая».

Сестра Игнатия старалась помочь своим подопечным пересмотреть свои внутренние ценности на Четвертом Шаге, и рассказывала им, как справляться с чувством негодования и гнева. Она также верила в Девятый Шаг, в котором возмещается причиненный другим ущерб. Важность этого шага, как она думала, даже когда вспоминала об этом в 1950–е годы, не подчеркивалась так сильно, как это было в ранний период. «Я помню, как некоторые из тех первых людей возвращались ко мне после того, как они исправили причиненный вред, — рассказывала она. — Один из них говорил мне: “Вы знаете, у меня такое прекрасное чувство. Мне кажется, что они стали моими самыми лучшими друзьями”».

Сестра Игнатия всегда старалась понять, что она может сделать, чтобы помирить семьи. «Если дело было в муже, я просила жену прийти за день до того, как он выйдет из госпиталя. Она говорит: “Я просто не хочу его видеть. У меня с ним все кончено”.

Тогда я просила ее прийти и поговорить со мной. И что она совершенно не обязана видеться со своим мужем. Я говорила ей: “Послушайте меня, вы проделали длинный путь с этим человеком. Может быть стоит попробовать еще один раз в этой программе? Это не только процесс отрезвления. Мы бы не занимали такие ценные места в госпитале, если бы мы занимались просто вытрезвлением людей. Для нас очень важно и ценно, чтобы многие из тех, кто прошел это лечение и принял программу, никогда больше не имели никаких проблем. И теперь, опираясь на все это, не могли бы вы дать ему еще один шанс? Если вы сможете это сделать, если вы сможете забыть о прошлом и начать все сначала, я могу вас уверить, что вы вернете себе того человека, за которого вы когда‑то вышли замуж”. После того, как я заканчивала беседу, я говорила: “Конечно, вы не хотите его видеть”. Обычно она отвечала: “Что ж, он, вероятно, тоже не хочет меня видеть”. — “Что ж, я пойду узнаю. Подождите здесь минутку. Это уж как вы оба решите. Я не хочу вмешиваться в семейные споры”.

Дальше я припирала его к стенке и говорила: “Вы знаете, кто находится у меня в офисе? Ваша жена. Но, конечно, вы не хотите ее видеть, я полагаю?” Он говорил: “Вы знаете, я стыжусь говорить с ней”. — “Что ж, а вы бы не хотели ее увидеть? Может быть, она согласится, если я с ней поговорю”.

Я сводила их вместе. Обычно, я входила вместе с ним, и по мере того, как начинал оттаивать лед, и я видела, что они начинают понимать друг друга и разговаривать, я говорила, что мне нужно выйти, ответить на телефонный звонок, или что‑нибудь в этом роде, и оставляла их одних».

Когда умерла Анна, в 1949 году, сестра Игнатия написала доктору Бобу письмо, в котором она вспоминала некоторые из тех событий, через которые им всем пришлось пройти вместе.

На Рождество Боб ответил характерным для него кратким, но довольно выразительным и проникновенным посланием: «Моя дорогая Сестра, — говорилось в нем, — это для меня большое счастье, что я был благословен дружбой, настолько верной и искренней, как ваша. Ваша любовь, преданность и доброта проявились так широко и всесторонне, что я даже не знаю как выразить вам свою благодарность в полной мере. В течение всей жизни можно встретить всего один или два таких характера, как ваш. Позвольте мне выразить свою смиренную благодарность за эту редкую привилегию знать вас. И пусть благословение Божие всегда будет с вами. С огромной любовью, доктор Боб Смит».

Примерно в это время доктор Боб в последний раз посетил отделение для алкоголиков, возможно, в день Рождества 1949 года. В этот день сестра Игнатия играла для него на органе и показала ему прекрасные новые колокола, которые уже сами по себе говорили о том, что критицизм десятилетней давности сменился полным сотрудничеством.

В 1952 году сестра Игнатия была переведена из Св. Томаса руководить алкогольным отделением в Госпитале Милосердия Св. Винсента в Кливленде. По ее предложению оно получило название и было торжественно открыто как Розари Холл Соляриум. Инициалы Р. Х. С., высеченные рукописным шрифтом над дверью «просто случайно», оказались такими же, как у доктора Роберта Холбрука Смита.

В течение своей жизни сестра Игнатия приняла участие в лечении многих тысяч алкоголиков. За это время она не только приобрела знания в области алкоголизма, но также профессиональный язык, связанный с этим — который не слишком сильно отличался от языка доктора Боба.

Сенсационная статья в Кливлендской газете сообщала о том, что сестра Игнатия говорила новым пациентам в 1950–е годы: «Некоторые из вас, парни, без сомнения начинали с дорогого виски — возможно, вы им даже и закончили. Но я уверена, что здесь много тех из вас, кто пробовал самогон, денатурат, или “крушение поезда”[24]. Некоторые из вас, возможно, целыми днями сидели в каком‑нибудь дурацком баре, наполовину пьяные, без денег или кредита, молясь, чтобы какой‑нибудь “приятель” налил выпить за компанию».