Если судьба выбирает нас… - Михаил Валерин

Ого! Массивная кобура из коричневой кожи и небольшой никелированный пистолет с рифленой деревянной рукояткой.

Последний я взялся внимательно рассматривать.

Надпись с левой стороны гласила: SELBSTLADE PISTOLE BEHOLLA CAL 7,65 — значит, «бехолла» калибром 7,65. Над спусковым крючком — серийный номер: 9019. С правой стороны название расшифровывалось: BECKER U HOLLANDER WAFFENBAU SUHL.

О! У отца есть охотничий карабин «маузер» — и тоже «Беккер и Холландер».

А пистолетик-то хорош! Маленький, ухватистый и выглядит весьма и весьма стильно. Выщелкнул обойму — семь патронов. Для скрытого ношения и как оружие последнего шанса — самое оно!

Отложив понравившуюся мне обновку, я взялся за кобуру.

Тут никаких неожиданностей не было — банальный и брутальный «парабеллум» с запасной обоймой и инструментом.

Неплохо.

Достойное пополнение моей коллекции, начавшейся с подаренного казаками-уральцами «маузера».

Завернув подарки обратно в кулек, я отправился в наш с Казимирским блиндаж.

Надо бы наконец выспаться…

Что-то мне подсказывает, что день завтра будет дли-и-и-нным…

Глава шестая

1

Скукота…

Нет! Не так…

СКУ-У-КО-ТА!!!

Причем не просто так, а по ряду объективных причин.

Например, качество окраски стены и лепнину на потолке я изучил до мелочей, а вместе с тем и прочие архитектурные изыски вроде пилястр и капителей палаты номер четыре Варшавского военного Александровского госпиталя…

Развлечения как таковые отсутствуют, да и настроения развлекаться нет. Читать при свечах — некомфортно. Гулять — здоровье не позволяет.

Формулировка безупречна — именно что «скукота»… Большими буквами…

Сейчас вообще ночь, то есть вдобавок еще и темно, одиноко и тоскливо…

Надо бы, наверное, поспать, но не получается. Мешают стоны артиллерийского подпоручика — моего соседа по палате.

Руку опять же отлежал… Левую… Потому что сплю только на левом боку…

Сплю я так по той простой причине, что правая сторона груди у меня прострелена…

Навылет… И легкое тоже — навылет…

А главное — снится все время тот день… Тот самый — самый длинный…

В ночь немцы сменили потрепанный резервный полк, безуспешно атаковавший наши позиции, на переброшенный с Западного фронта пехотный. Атаку перед самым рассветом начали германские штурмовики.

Как они оказались в наших окопах — непонятно…

Возможно, свет на это прискорбное событие смог бы пролить командир второго взвода старший унтер-офицер Филиппов. Но он сгинул безвестно, вместе со всем секретом, бывшим в боевом охранении впереди наших окопов…

Так или иначе, немецкие штурмовые команды ворвались в передовую траншею, паля из пистолетов и забрасывая гранатами блиндажи, землянки, окопы и ходы сообщения.

Пулемет в первой траншее даже не успел открыть огня.

Разбуженные стрельбой и взрывами, мы с Казимирским, одевшись впопыхах, выскочили в траншею:

— Вы — направо! Я — налево! Барон, любой ценой не дайте немцам прорваться во вторую траншею, и да хранит вас Бог!

— Oui, mon chef! Bon courage![94] — Почему я ответил по-французски — Бог весть. — Савка, за мной! — Нахлобучив каску и перехватив автомат за цевье, ринулся к ходу сообщения, соединявшему траншеи.

Немцы как раз начали обстрел наших позиций, дабы предотвратить подход подкреплений. Снаряды рвались вокруг, поднимая дымные фонтаны земли, подсвеченные изнутри оранжевым светом…

В палату вошла сестра милосердия Ядвига — сухощавая немолодая полька с бледным костистым лицом.

— Не спится, пан прапорщик?

— Не спится, пани Ядвига.

— Пану заварить ромашки?

— Спасибо, не стоит! Позаботьтесь лучше о подпоручике Лазареве — он опять стонал.

— Непременно… — Женщина вышла так же тихо, как и появилась.

Лазарев, отброшенный взрывной волной на станину орудия, очень страдал — у него было сломано несколько ребер, ключица и раздроблена рука.

Я же, своевременно прооперированный в нашем полковом госпитале, по сравнению с ним, считай, легко отделался.

Когда бессознательного меня с пузырящейся на губах кровавой пеной притащили на перевязочный пункт, выглядело все достаточно печально. Спасением своего бренного тела ваш покорный слуга обязан Савке и здоровяку Степану Степанову. Первый — быстро закрыл раны, не допустив пневмоторакса.[95] Второй — вынес на руках, словно ребенка, пока тот же Савка, которому не под силу было меня тащить, прикрывал наш отход из ручного пулемета.

Все эти подробности я узнал уже в Варшаве, ибо две недели находился на грани жизни и смерти.

Спустя десять дней после ранения с меня, только очнувшегося от горячечного бреда, сняли дренаж и отправили в Розенберг. А оттуда — по железной дороге в Варшаву.

2

Уже которую ночь подряд я мучаюсь, пытаясь заснуть.

Лежу, ворочаюсь и грежу наяву: мой «самый длинный день»[96] никак не хочет меня отпустить…

В полудреме мне мнятся эпизоды боя, о которых я бы очень хотел забыть…

А еще лучше — никогда их не видеть… Не знать… Не пережить…

Когда я с вестовыми добрался до второй траншеи, в первой бой уже затихал. Теперь предстояла схватка за ходы сообщения, дабы не дать противнику прорваться дальше.

Если я правильно помнил читанную в свое время книгу о тактике германских штурмовых групп в Первую мировую, то сейчас они двинутся дальше вперед, а в захваченную ими передовую траншею подтянутся пехотные части.

Наши пулеметы во второй траншее время от времени постреливали короткими очередями, но непрерывного огня не велось — не по ком было пока стрелять, потому что весь бой шел в окопах.

Минометы молчали, а артиллерия вела беспокоящий огонь.

Предположим, мы сейчас ломанемся в ход сообщения и наткнемся на германских штурмовиков, которые наверняка уже ждут наших ответных действий или же движутся сюда.

Лотерея… Кто первый гранату бросит…

Значит, надо сделать так, чтобы мы успели первыми.

Например, устроить засаду! В узком извилистом ходе сообщения это практически невозможно. К тому же немцы будут двигаться, бросая гранату за каждый поворот.

То есть засаду надо делать в неочевидном месте.

Хотя бы в воронке! Есть метрах в пятидесяти отсюда подходящая яма от шестидюймового снаряда: глубокая и расположена рядом с ходом сообщения.

Так и поступим!

— Так! Ты, ты и ты! — потыкал я пальцем изготовившихся к бою гренадер. — За мной! Гранат побольше берите!

Солдаты завозились, распределяя снаряжение, а я подозвал к себе подоспевшего унтер-офицера Рябинина.

— Рябинин, мы пойдем вперед — немцев встретить. Ты оставляй тут два отделения и готовься с двумя другими в случае успеха нас поддержать!

— Слушаюсь, вашбродь!

— Главное — ходы прикрыть. По открытому месту немцы не пойдут. Воронок пока маловато — близко не подберешься.

— Вы, вашбродь, не сумлевайтесь! Ученые мы! Врасплох нас не возьмешь!

— Вот и ладно! — Я передернул затвор автомата. — Ну мы пошли.

Передвигаться пришлось привычным окопным манером: впереди боец с дробовиком, за ним — гранатометчик, а следом остальные.

До искомой воронки добрались не быстро, но без приключений.

Затихарились и сели ждать гостей.

Бой тем временем разгорался. В какофонию звуков включились новые исполнители — наши минометы и артиллерия.

Значит, немцы уже двинулись от своих траншей через нейтралку к захваченным позициям. Если их сейчас не осечь — нам хана!

Да где же эти чертовы штурмовики?!?!

Накаркал! Идут вроде.

В ходу сообщения грохнула граната, за ней другая, но уже ближе. Еще один взрыв грохнул совсем рядом.

Гренадеры изготовились, ожидая моей команды.

— Огонь, пли! — заорал я и первым бросил ребристое стальное яйцо в то место, где, по моим расчетам, находились враги.

Бах! Бах! Бабах!

Сквозь грохот артиллерийских разрывов хлопки гранат прозвучали несколько приглушенно, а мы, перевалившись через край воронки, уже вели огонь по немцам. Растерянные, раненые и оглушенные, они стали легкой добычей.

Перебравшись в ход сообщения, гренадеры организовали охранение, а я бегло осмотрел результаты засады.

Восемь… Нет! Девять трупов.

Все в новых рогатых касках образца 16-го года. Все увешаны гранатами и вооружены весьма разнообразно — от пехотных лопаток и самодельных палиц до «маузеров» и карабинов.

Ага, а это, судя по всему, офицер… Был…

Ого! А что это тут у нас?

Из-под неловко вывернутой руки посеченного осколками мертвеца я вытащил длинноствольный «парабеллум». Артиллерийская модель, однако! С удлиненным магазином.[97] В коллекцию пойдет.